Волк в капкане

Глава 27

— Что это? — недоуменно спросила Рене, глядя, как Отто упаковывает в чехол какие-то странные лыжи. Они были очень широкие и длинные даже по сравнению с теми, на которых он выходил на скоростной спуск, закруглены с обоих концов и не «россиньоль», как все его лыжи, а «близзард». И вообще, все его многочисленное оборудование должно было ехать в Гармиш в специальном техническом фургоне сборной, а эти он паковал и вез сам. Рене мало смыслила в спонсорских соглашениях, но полагала, раз уж «россиньоль» поставляет ему все снаряжение, он не имеет права ездить на чьем-то чужом оборудовании, но, видимо, что-то от нее ускользало.

— Это для фрирайда, — неохотно объяснил он.

— А зачем?

Он что-то пробурчал в ответ, застегнул молнию на чехле.

— Ты собираешься в Гармише на фрирайд?

Он пожал плечами:

— Не совсем там.

— А где?

— Посмотрим. Ты помнишь, что у нас мясо в духовке?

Рене закатила глаза:

— Что с ним сделается? Оно там будет еще час!

— Значит, час надо потратить с пользой.

Она задумалась — это какая-то очередная тайна Мадридского двора или просто привычка переводить любой разговор на нейтральные или эротические темы?

На этот раз ФГС расщедрилась — раз уж Отто сейчас возглавлял общий зачет после двух побед в двух уже состоявшихся гонках, то и попал в лучший отель, пятизвездочный Райндль Партенкирхнер Хоф, прямо рядом со станцией Цугшпитцбан^[1]. Двухместный люкс на верхнем — третьем — этаже. Тут, в этом отеле, остановились многие из звезд кубка мира — перед ресепшеном Отто успел похохмить с Хайнером и поздороваться с еще несколькими спортсменами, которых Рене не узнала.

— Вам оставлено сообщение, герр Ромингер, — сообщил клерк и передал Отто листок бумаги с логотипом отеля.

— «В Энотеке в 9 часов», — прочитал Отто и ухмыльнулся. — Конечно, ясное дело.

— Что такое Энотека? — недовольно спросила Рене, которая полагала, что они проведут вечер вдвоем.

— Бар в этом отеле.

— А ты раньше здесь был?

— Не останавливался, не по карману было. А в Энотеке был.

— А кто это тебе там назначил? — она состроила грустную мордашку. Отто рассмеялся:

— Не напрягайся так. Это всего лишь Ноэль.

— А-аа. А почему его не было в Кран-Монтане?

— Так он же не ходит слалом. Только спуск и супер.

— И в какой он будет группе?

— Полагаю, во второй.

— А ты?

— Хороший вопрос. Тоже во второй.

Он закончил прошлый сезон с восемнадцатым местом в зачете скоростного спуска, в отличие от других дисциплин, где он вообще не имел до этого сезона никаких очков, потому на этот раз оказывался в более выигрышной позиции по сравнению с прошлыми стартами, где он вынужден был стартовать в последних номерах на разбитых трассах.

— Здорово! — оживилась Рене. И тут же насторожилась: — А, так это вы с ним собрались на фрирайд?

— Не ори ты так, — пробурчал Отто. — Никому об этом знать не обязательно.

— Почему?

Он посмотрел на нее этаким раздраженно-снисходительным взглядом и не ответил.

Рене думала, что на нее тоже распространяется приглашение в Энотеку, но Отто не допускающим возражения тоном возвестил, что он идет один.

— Отто, — взмолилась она. — Ты все время оставляешь меня одну! Я же хочу побыть с тобой!

— Может быть, мы тебя позовем попозже, — терпеливо сказал он. — А если нет — побудешь со мной ночью.

— Конечно, ночью побуду, — горько сказала она. — Я не забыла, что я всего лишь подстилка для вашего величества.

Он безразлично пожал плечами:

— Это ты сказала. Не я.

— Прекрати! — взорвалась девушка. — Не смей со мной играть в это! Кто бы не сказал, это факт! Ты это сейчас снова доказал!

Отто обернулся, чтобы посмотреть на нее — он одевался после душа (до которого, разумеется, был секс). По пояс голый, в незастегнутых джинсах, он был, как всегда, ослепителен, но его красота только острее подчеркивала пропасть, которая их разделяла. В его глазах была какая-то странная смесь холодной отстраненности и душераздирающей печали. А вот голос совершенно ледяной:

— Довольно. Я не собираюсь выслушивать все это дерьмо.

— Ты думаешь, что я — какая-то кукла, которую можно забросить в угол, когда наиграешься?

— Дебильный разговор. — Он резким движением застегнул молнию на джинсах. — Если тебе что-то не нравится — я тебя не держу.

Она судорожно втянула в себя воздух, потеряв дар речи. Отто покопался в своей полупустой сумке с логотипом Россиньоль и извлек оттуда очередной убогий лонгслив — выцветший темно-серый кошмар с полустершимся от бесчисленных стирок белым принтом, который при всем желании было невозможно разобрать. Эта штука подчеркнула его мускулы и вполне аппетитно обтянула его роскошный торс. Рене волей-неволей подумала обо всех этих девках, которые начнут пускать слюни, едва он попадет в их поле зрения. Может быть, это вовсе никакой не Ноэль ждет его в Энотеке!

— А Ноэля зовут случайно не Клоэ? Или еще каким-нибудь женским именем?

Отто фыркнул, кое-как пригладил пятерней свои лохматые светлые волосы, подхватил свою затрапезную куртку и вышел из номера. Рене упала на кровать, уткнулась в подушку и расплакалась. Как она могла дать ему столько власти над собой? Почему он так с ней обращается? Она слышала когда-то такое высказывание, что якобы из пары только один любит, а второй просто позволяет себя любить. У них с Отто именно так и было — она обожала его, готова была целовать его следы, а он просто снисходил до нее. Позволял ей ублажать себя, с удовольствием трахал ее, держал при себе до поры до времени, но она не имела для него ни малейшего значения. Несмотря на его огненный постельный темперамент, по отношению к ней он оставался холодным, как лед.

«Если тебе что-то не нравится — я тебя не держу». Это его слова. Ей действительно что-то не нравилось, но мысль о том, чтобы уйти, была невыносима. Рене так его любила, что не представляла, как она потеряет его, останется одна, не будет греться в лучах его озорной, дерзкой улыбки, больше не почувствует силу и тепло его загорелых рук, не сможет смотреть в его ясные карие глаза с чудесными орехово-зеленоватыми искорками, не испытает этого невероятного наслаждения, отдаваясь его напору и неистовой, неуемной, ненасытной страстности… Господи, нет! Только не это!

В глубине души она всегда понимала, что она ему не пара. Что между ними только и могут быть такие отношения — великого господина и покорной подстилочки. Кто она и кто он! Он — Отто Ромингер, восходящая звезда горных лыж, он чертовски красив и воинствующе независим, он никого не допускает в свою жизнь. Он — человек с очень сильным характером. А она — никто, ничто и звать никак, всего лишь серая мышь, которой он по неизвестным причинам позволил пробежать по обочине его жизни и погреться в его лучах. Впрочем, причины как раз известны — ему просто нравится с ней спать. Но вокруг него все время вертятся сотни девчонок намного красивее, готовые занять ее место в любой момент.

Рене лежала ничком на широченной кровати с витыми деревянными столбиками, застыв в какой-то неизбывной тоске. Что ей делать? Продолжать валяться вот так и реветь? Собрать вещи и уехать домой? Дождаться его и закатить истерику? Самый безрассудный вариант — он уже свел на нет ее попытку сцены перед своим уходом. Рене инстинктивно понимала то же, что знали и ее предшественницы — с этим человеком нельзя переходить черту, установленную им с самого начала. Черту, четко ограничивающую постелью ее присутствие в его жизни. Только секс и полная беспроблемность. Рене попыталась заступить за линию, и он поставил ее на место корректно и твердо, тем не менее ясно дав понять, что, если ее не устраивает статус кво, он ее вышибет в любой момент. Пусть он сказал «не держу», якобы оставляя это на ее усмотрение. Между строк было другое — «я не потерплю».

Так и не приняв никакого решения и не дождавшись Отто, Рене легла в кровать. Она чувствовала себя несчастной и беспомощной дурой, даже не серой мышью, а какой-то бесхребетной амебой. Она думала, что будет полночи мучиться бессонницей и растравлять свои раны, но милосердный сон выключил ее моментально, она будто упала с обрыва. Сквозь сон она слышала, что Отто вернулся — сколько было времени, сколько он отсутствовал? Он принял душ, лег рядом с ней и сразу же вырубился, вместо того, чтобы как обычно заняться с ней любовью. А рано утром, когда она проснулась, его уже не было. На столике лежала записка: «Буду поздно. Вечером поужинаем».

Рене повертела в руках листочек толстой чуть рифленой бумаги с логотипом отеля. Всмотрелась в записку — она уже видела раньше его почерк, но ни разу не имела возможность порассматривать. Жаль, что она ничего не понимает в графологии. Возможно, его размашистый, быстрый почерк должен многое рассказать о его личности. А что она может тут увидеть такого, что бы до сих пор было ей неизвестно?

И куда он отчалил, раз будет поздно? Рене выглянула на балкон, куда он вчера водрузил свои монстры-близзарды для фрирайда, и обнаружила, что их нет. Это открытие обрушило на нее целый ушат мыслей, догадок и эмоций. Вчера, скорее всего, он действительно встречался в Энотеке с Ноэлем, обсуждал сегодняшний выезд, ее не взял именно потому, что ей было бы совершенно нечего там делать — потому что на фрирайд с ними ей идти просто кишка тонка, да и вообще не ее это дело. Сам факт записки — это что-то вроде завуалированного извинения. Ночью он не стал ее будить именно потому, что чувствовал себя в каком-то смысле виноватым. Она тоже почувствовала себя виноватой — устроила ему сцену на пустом месте. Ей стало чуть легче, она пошла завтракать в ресторан отеля.

Рене села за столик у окна, с восхитительным видом на покрытые снегом горы — недавний буран со снегопадом дошел до Баварии и поправил тут ситуацию со снегом, которого до тех пор было мало. Она смотрела больше в окно, чем вокруг себя, потому что знала, что никого знакомого тут не встретит, разве что Регерса, но именно с ним ей общаться совершенно не хотелось — она не представляла, что она ему скажет, если он спросит, где Отто. Рене знала, что Брум и Регерс категорически не одобряют увлечение Отто фрирайдом, и, хотя тому нет никакого дела до их мнения, ей в любом случае не хотелось попадать на арену возможных разборок. Вот Корал — дело другое, но она в Гармиш не поехала, она вообще довольно редко выезжала с мужем на этапы КМ, почти всегда оставалась в Цюрихе с дочкой. Артур не попал в старт-лист — Отто считал, что его не сегодня-завтра вытурят из ФГС (Рене понимала, что не в характере Отто болтать просто так, но надеялась, что он ошибается, хотя некоторые моменты, вроде невключения даже в запасной состав сборной, говорили сами за себя). Макс должна была стартовать в субботу в Ёре, так что сейчас, возможно, уже собиралась в Швецию. У девушек будет слалом — тренировки в нем не проводятся, так что вполне можно приехать и за день до старта, просто чтобы оценить снег и погоду.

Сегодня среда, а соревнования у Отто тоже в субботу. В отличие от слалома, скоростной спуск не только предполагает несколько тренировок, но участников, которые не стартуют на одной из контрольных тренировок в четверг или в пятницу, не допустят к соревнованиям. Сегодня многие спортсмены уже тренировались на Кандагаре, только головорезы вроде Ромингера с Пелтьером болтались неведомо где и собирали приключения на свои мускулистые задницы. Рене вздохнула и поболтала ложечкой в чашке кофе. Перед ней лежал красивый, свежий, румяный круассан, но, как ни странно, у нее напрочь пропал аппетит. Она продолжала смотреть в окно и думать о ссоре с Отто. Что ей делать, когда он появится? Извиниться? Или ждать его извинения? Или…

— Простите, к вам можно присоединиться?

Веселый женский голос с родным швейцарским акцентом вклинился в ее размышления. Рене вздрогнула и повернула голову. Молодая женщина с кудрявыми светлыми волосами стояла перед ней, держа в руках поднос с завтраком, за ней — еще две девушки. Кругом было полно свободных столиков, но они хотели присоединиться именно к ней — Рене Браун. Все трое симпатичные и самоуверенные, они ей сразу понравились.

— Да, конечно.

— Ведь тебя зовут Рене, правда? Ничего, что я на «ты»? — блондинка непринужденно уселась напротив, поставила на стол омлет, тарелку с мюсли и пирожным, стакан апельсинового сока. Непринужденно передала поднос подошедшему официанту. Две другие девушки последовали ее примеру. Одна из них была чуть постарше, полноватая и уютная, с зелеными глазами. И последняя — темноволосая и очень красивая. — И ты — девушка Отто Ромингера. Добро пожаловать в клуб подружек и жен.

Это все оказалось настолько неожиданно и забавно, что Рене рассмеялась:

— Спасибо! Так вы все — тоже подружки?

— Я — жена Маттео Кромма, Сабрина. — Блондинка улыбнулась. — Это Ева Флосс, она нынче счастливая избранница Фло Хайнера. — Рене помнила, что на супер-джи Макс показывала ей совсем другую девушку Флориана. Красивая шатенка отсалютовала ей стаканом грейпфрутового сока. — Ну и Ивонн Грюненфельдер, вскорости супруга Маркуса Шобера. — Это она сказала про зеленоглазую толстушку. (Рене не имела представления, кто такой Маркус Шобер).

— Очень приятно. Рене Браун.

— Твой симпатичный братец не приехал? — спросила Ева — она говорила с австрийским акцентом.

— Нет, — сказала Рене. — А ваши мужчины тренируются?

— До посинения, — согласилась Ивонн, Рене скорее определила бы ее произношение как баварское. — Как насчет твоего? Вроде на Кандагаре его сегодня не замечали.

Это был скользкий вопрос. Рене понятия не имела, должна ли она покрывать Отто, поэтому осторожно ответила:

— Тренируется, но я не знаю, где.

— Мы собираемся сегодня покататься на Альпшпитц. Ну и, разумеется, потом хорошо оторваться на après-ski^[2]. Как насчет этого?

— С удовольствием, — обрадовалась Рене, которая понятия не имела, как она будет коротать время в ожидании возвращения Отто. — А что вы подразумеваете под après-ski?

— Девочки, что мы подразумеваем? — спросила Сабрина, которая, очевидно, была заводилой в этом трио. Может быть, в силу своего более прочного положения. Она была жена, а не мимолетная подружка, в отличие от Рене и Евы, и даже не невеста, как Ивонн, а ее муж Маттео давно и прочно занимал свое место среди звезд швейцарской сборной. Ему было уже 32 года, и он периодически заводил речь о завершении своей карьеры, но как о событии, до которого надо еще дожить. Во всяком случае, участие в Олимпиаде через 2 года для него было чуть ли не решенным вопросом (оставалось только, опять таки, дожить и отобраться в квоту).

— Помните этот ресторанчик Ренцо ла Бейта? — вступила Ивонн. — Кажется, мы туда собирались сегодня? Или «У Людвига»?

— Ренцо, — решила Сабрина. — И с нами пойдут еще Дениз и Стелла. — Эти две, — пояснила она для Рене. — Не катаются на лыжах. Дениз просто не умеет, а Стелла беременна. Дениз — подруга Торсена, а Стелла — невеста Фабио.

Фабио Летинара, знаменитый итальянец. Рене не была знакома с ним лично, но наслышана от Ноэля и Отто.

Почти три недели тесного знакомства с Ромингером научили ее скрытности и умению фильтровать выдаваемую информацию. Она довольно быстро поняла, что девушек интересует не столько она сама, сколько то, что она знает о закрытом и загадочном красавчике, с которым она с некоторых пор делит постель, еду и кров. Но они были так милы с ней, Рене так отчаянно хотелось произвести на новых подруг хорошее впечатление и похвастаться своим любимым, что кое-что она все же выболтала. К примеру, то, что он великолепный любовник. Допрос с пристрастием продолжался и на подъемнике — сначала они поднимались в вагончике все вместе, потом ехали на подъемнике-шестерке. Но тут Рене уже постаралась не разболтаться: она отлично понимала, что, если что-то из той информации, которую она всеми правдами и неправдами узнавала, вдруг станет достоянием гласности, Отто не придет в восторг. Рене еще не имела «удовольствия» наблюдать, на что похож Ромингер в гневе (тот легкий холодок его недовольства, который ей доводилось испытывать, в расчет не шел), и ей очень не хотелось выяснять это на своем опыте. Нет, он, конечно, ни бить, ни орать на нее не станет. Но найдет что сказать, а потом просто вышвырнет ее вон. Поэтому она старательно отшучивалась, пользуясь его излюбленным приемом, а иногда честно говорила «я не знаю». К счастью, потом они сошли с подъемника, и разговор прекратился — они вышли на одну из красных трасс Альпшпитца, с которой можно было попасть и на другие красные, и на пару-тройку шикарных черных трасс.

Рене за эти три недели не только научилась скрытничать и думать прежде чем говорит, но и здорово продвинулась в технике катания, Отто несколько раз брал ее с собой в горы, да и раньше она охотно училась кататься, поэтому на красных трассах ей было скучновато, она уехала на черную вместе с Евой и отжигала уже там. Ева была с ней в сходном положении — подружка популярного и успешного красавчика-спортсмена, тоже известного любителя красивых девушек. Флориан Хайнер уже пару лет царил в скоростных дисциплинах на пару с Эйсом, был его заклятым соперником при полной видимости хороших отношений. Фло было 25 лет, он был очень честолюбив и ревнив к чужим успехам, и Отто тоже его нервировал. И все же, подчиняясь неписанному, но строгому спортивному кодексу поведения, Флориан не опускался до открытой неприязни к кому-либо из соперников. Новая подружка была с ним уже неделю, они не жили вместе, а только встречались — эта поездка была полностью инициативой Евы, которой очень хотелось укрепить свои позиции. Рене подумала, что, несмотря на то, что это была уже ее третья поездка с Отто и на то, что она постепенно привыкла надеяться, что они достигли определенной стадии близости, когда людей связывает уже не только секс, ее позиции так же зыбки, как и были с самого начала. Когда Артур кричал на нее в лобби Вальдхауса и когда Клоэ вывернула тарелку каши Отто на голову. Тогда про Рене говорили, что она — подстилка Ромингера. Теперь ее считают его девушкой, все уверены, что у них все серьезно, ее положение с виду более прочно, чем даже Клоэ до нее, но вчера она начала сильно в этом сомневаться. Ее настроение было вообще каким-то очень зыбким в зависимости от его милостей. Он был с ней нежен — и она преисполнялась уверенности, что он ее любит, что у них все будет хорошо, даже что их отношения — это что-то твердое и постоянное. В следующий момент он грубил — и она понимала, что строит замки на песке. А вчерашняя ссора доказала, что она для него — никто.

Или все же…

Рене вспомнила, как Отто умеет выбрасывать из головы все прочие вопросы, едва оказываясь на трассе. Ей казалось, что сейчас, когда она рассекает по черным трассам, она становится ближе к нему, может быть, становится чуть-чуть ближе к пониманию того, что он за человек и почему он именно такой. И почему она так сильно его любит, а он ее — нет. Хотя… именно это объяснить она не могла. Как может человек не любить кого-то, кто обожает его? Разве можно не отвечать на такую любовь?

Раньше она каталась неплохо, но как-то слишком осторожно, что ли. Вполсилы, аккуратненько, боясь разогнаться и упасть. Но за эти почти три недели она научилась не бояться сбалансированного риска — и сегодня рисковала вовсю, и ей все удавалось. Она просто летала, так, что Ева, которая на лыжах стояла всю жизнь и даже участвовала в каких-то местных соревнованиях, не могла ее догнать. Несколько раз Рене оказывалась не в состоянии справиться со своими лыжами — ее полуэкспертные «атомики» не прощали ошибок, хотя и были намного мягче, чем профессиональные, экспертные «Россиньолы» Отто. Несколько падений, но все достаточно мягкие, без травм. Отто говорил «Если ты катаешься без падений — ты не прогрессируешь. Кто учится, не может никогда не падать».

Они катались до двух часов дня, устали и проголодались как звери. По договоренности с Сабриной и Ивонн, они вернулись на станцию той шестиместной канатки, на которой поднимались утром, и, громыхая по дощатому полу тяжелыми горнолыжными ботинками, прошли в деревянный затейливо украшенный домик, в котором находился ресторан, нагрузили подносы едой и вышли на открытую террасу, с которой открывался изумительный горный вид. Сабрина и Ивонн ждали их — даже успели поесть, потому что времени было уже без двадцати три, есть хотелось жутко, к тому же «попробовали бы вы сидеть тут, нюхать, смотреть и ни черта не есть при этом!» — как сказала Ивонн.

Рене и Ева с огромным удовольствием умяли каждая по огромной тарелке штоквурст^[3] с картошкой фри и выпили по кружке пива. Рене совершенно забыла, как утром никак не могла осилить маленький круассан, так переживала из-за ссоры с Отто. Сейчас она на полном серьезе обдумывала возможность взять еще какой-нибудь десерт, но все же решила не брать.

Она полагала, что на этом après-ski заканчивалось, но ничего подобного. Через час они уже располагались на шезлонгах в спа-центре в каком-то фешенебельном отеле, похожем на Райндль. Рене была рада, что догадалась утром взять с собой достаточно денег. К тому же, ей пришлось прямо в этом отеле пойти в бутик и купить себе купальник для бассейна — серебристый бикини. Рене побаивалась, что ей не хватит денег, поэтому она заказала себе самый дешевый комплекс услуг, в который входило пользование бассейном, сауной, простой массаж, пилинг, маска для лица и для тела и увлажнение кожи.

— Я понимаю, чем ты его так зацепила, — сказала Сабрина, с откровенной завистью разглядывая Рене, когда та появилась в бикини перед бассейном. — Какая фигурка, правда, девочки?

Ева, которая тоже была весьма недурна, согласилась более охотно, чем пухленькая Ивонн.

Рене до сих пор понятия не имела, что такое спа. Теперь выяснила — и время для нее пронеслось совершенно незаметно. Прохладная вода бассейна, теплая джакузи, ароматная парная, массажи разных видов, новая грань чувственного удовольствия, с которой она не могла познакомиться в постели. До сих пор она успела познать великолепный секс с сильным и опытным мужчиной, но не имела ни малейшего понятия о том кайфе, который может подарить профессиональный уход за своим телом. Мягкий, очищающий ароматный пар, благоухающие шелковистые наощупь субстанции, которые чьи-то профессионально-ласковые руки втирали в ее кожу, пушистые полотенца, просто чудо что такое! Лежа на массажном столе, Рене жмурилась и почти вслух мурлыкала от удовольствия, как кошка, которой чешут шейку. Она никогда еще не казалась сама себе такой лелеемой, ухоженной и драгоценной. Отто умел заставить ее чувствовать себя прекрасной и желанной, но это было ощущение несколько иного порядка. Отто… она вспомнила о нем, и все же не удержалась и невольно издала чуть слышный стон. Отто, мой любимый… ей хотелось подарить ему себя такую, ухоженную и разнеженную, с благоухающей, нежной кожей, будто окутанную каким-то драгоценным флером. Хотелось вплыть в его объятия невесомым ароматным облачком. Отто понимал толк в наслаждении — он оценит…

После завершения процедур ей страшно не хотелось надевать термобелье и горнолыжный комбинезон — как жалко, что она не может долететь до номера в Райндле в шелковом халатике. Но, хотя даже по меркам Гармиш-Партенкирхена до ее отеля отсюда было рукой подать, пришлось и одеваться полностью, и идти довольно торопливо — на улице было -9. Она заказывала самый короткий комплекс спа-процедур, поэтому освободилась раньше остальных девушек. Было уже почти семь часов вечера, давным-давно стемнело, Отто наверняка давно уже вернулся и потерял ее, и она решила не ждать остальных — попрощалась с расслабленной, розовой Сабриной, попросила передать остальным ее извинения, договорилась встретиться утром за завтраком и убежала.

Поднимаясь на лифте на третий этаж, она провела губами по внутренней стороне своего запястья, наслаждаясь мягкостью и тонким чувственным ароматом своей кожи. Сейчас, сейчас… Отто встретит ее, обнимет, сразу увидит и почувствует волшебные перемены, и настанет время наслаждения, страсти… может быть, даже он поймет, что она — это его настоящая… Разбушевавшееся воображение опять уносило ее дальше, чем следовало, но Рене не стала себя одергивать — не хотелось, чувствуя себя такой драгоценной и любимой, думать о грустном.

Но действительность, как обычно, не имела ничего общего с мечтами. В номере никого не было. Рене включила свет и растерянно огляделась. Портье не передал ей сообщение, на столике не было записки. На вешалке висел черный комбинезон Отто, его шлем, очки и перчатки лежали на тумбочке в коридоре. Он вернулся — и снова ушел один.

Растерянная, несчастная Рене выглянула на балкон, посмотрела на огромные близзарды, стоящие в специальной решетке. Он ушел один… Полвосьмого… восемь… девять вечера! Она тенью бродила по номеру, иногда плакала, ложилась на кровать, вскакивала, не в силах лежать, пыталась читать и смотреть телевизор, но не могла сосредоточиться. Где он? С кем? Почему он не оставил ей записку? Почему?..

К девяти она успела накрутить себя до грани истерики. Когда раздался телефонный звонок, она скорее на подобии автопилота, чем осознанно, сняла трубку и услышала его голос. Как ни в чем не бывало, словно вчера они не были на волосок от разрыва, преспокойно и весело он сказал:

— Привет. Ужинала?

— Нет, — она говорила в нос, потому что так долго и горько плакала, но он, казалось, ничего не заметил.

— Ну, спускайся тогда вниз. Потащимся по злачным местам.

Рене замерла, сжав телефонную трубку так, что пальцы побелели. У нее был простой выбор: продолжать ссору или принять стратегию «все в порядке» — и, естественно, она предпочла второй вариант.

— Хорошо, я буду внизу через десять минут.

Она вовсе не собиралась спускаться к нему в виде побитой собачонки, которую хозяин милостиво согласился потрепать за ушком. Ну уж нет! Она постарается выглядеть блестяще и, возможно, вызывающе. Может быть, ее розовое ароматное облачко, которое она вынесла на себе из спа-салона, уже и испарилось вместе с самолюбованием и ощущением собственной любимости и драгоценности, но кожа все еще была нежная и шелковистая, и все еще хотелось любви и наслаждения. К счастью, собираясь сюда, она додумалась сунуть в сумку ярко-красный топ, в котором она была в тот первый вечер в баре в Санкт-Моритце накануне того, как у них с Отто все и началось. На этот раз она надела под него не плотный лифчик, который четко фиксировал и закрывал грудь, а тоненький, прозрачный, который позволял даже через топ видеть форму ее сосков. Натянула плотно облегающие синие джинсы и опустила их пониже на бедра, довольно сильно открыв живот. Она отлично знала, что Отто заводится на ее голый живот моментально. Жаль, что у нее не нашлось сапожек на высоченных шпильках, пришлось удовольствоваться обычными ботинками. Зато серьги именно те, какие нужно — яркие каскады кристаллов свешивались с ее мочек, рассыпая искры по ее шее, и плясали, играя в прятки с мелкими темными кудряшками, не попавшими в узел, который она с продуманной небрежностью собрала на затылке. Она когда-то вычитала то ли в глянцевом журнале, то ли в очередном романе в мягкой обложке, что, если девушка хочет казаться умной, она должна подчеркнуть макияжем глаза, а если сексуальной — акцент нужно ставить на губы. Сегодня у Рене Мишель Браун не было ни малейших колебаний насчет того, какой она хочет казаться. Она должна просто излучать секс. Она слегка подкрасила ресницы черной тушью, а потом с величайшей тщательностью нарисовала четкий, идеальный контур губ и накрасила их блестящей ярко-алой помадой. Получи, Ромингер. Ты хотел девчонку для секса — вот она.

Капелька нежных, тонких духов «Креасьон» в ложбинку на груди и еще чуть-чуть на шею — Рене пожалела, что не обзавелась специально для этого случая агрессивным, откровенным парфюмом вроде «Мажи Нуар». Она испытующе посмотрела в глаза собственному отражению. Вроде бы я, а вроде бы и нет. Она могла и раньше ярко краситься и одеваться в открытые и довольно откровенные шмотки, но никогда не пыталась вписываться в образ вамп. Сейчас попробовала и решила, что овчинка стоит выделки. Если уж она играет в игрушки с признанным мастером жанра, ей следует хотя бы попытаться играть по-своему.

Она помнила, что в программе вечеринки был пункт «тащиться по злачным местам», поэтому пришлось прихватить и верхнюю одежду. У нее с собой специально «на выход» был припасен изящный приталенный жакет из черной лайки с опушкой из чернобурки. Очень дорогая и стильная вещь от «Эскада», удачно купленная с семидесятипроцентной скидкой на сезонной весенней распродаже в Нидерхофе.

Последний взгляд в зеркало — она очень понравилась сама себе. Почему она все время думает о себе, как о серой мыши? В зеркале отражалась яркая, вполне интересная девица. Сияющие голубые глаза, черные волосы, сочно-красные пухлые губы, длинная шея. И фигура — если уж девушки из «клуба подружек и жен», как отрекомендовалась Сабрина, оценили, значит, она и в самом деле ничего себе. Высокая грудь, соблазнительный плоский живот, круто изогнутые бедра, длинные ноги. Никакая не мышь, черт подери! Рене подмигнула своему отражению, взяла ключ от номера и вышла.

[1] Баварская горная железная дорога — узкоколейка, поезда поднимаются на самую высокую гору Германии — Цугшпитце

[2] Букв. «после лыж» — развлечения на горнолыжных курортах, не связанные непосредственно с катанием

[3] Сорт белых баварских колбасок