Ворон

Однажды в мрачную полночь, когда я, слабый и истомленный, размышлял¹ / Над множеством причудливых и любопытных томов позабытых знаний² — / В то время, как я покачивал головой (клевал носом), почти дремля, неожиданно (внезапно) послышалось постукивание, / Будто кто-то тихо стучался, стучался в дверь моей комнаты — / “Это какой-то гость (визитер), — пробормотал я, — стучится в дверь моей комнаты — / Только это и больше ничего”.

Ах, я отчетливо помню, это было в суровом декабре; / И каждый отдельный угасающий уголек оставлял (букв.: производил) свою тень-призрак на полу³. / Я сильно желал (я жаждал) (наступления) утра; я тщетно пытался позаимствовать / Из моих книг (способа) избавления от (букв.: прекращения) скорби по утраченной Линор⁴ — / По необыкновенной и лучезарной деве, которую ангелы зовут Линор — / Безымянной здесь навсегда⁵.

Шелковый печальный неясный шелест (шорох), (издаваемый) каждой пурпурной занавеской⁶, / Взбудоражил меня — наполнил меня фантастическими страхами, никогда доселе не испытанными; / Так что теперь, чтобы унять сердечное волнение (букв.: утихомирить биение моего сердца), я повторял стоя: / “Это какой-то гость (визитер) у двери моей комнаты молит впустить (его) — / Какой-то поздний гость (визитер) у двери моей комнаты молит впустить (его); / Вот что это и больше ничего”.

Вскоре душа моя окрепла; и, не колеблясь долее, / Я сказал: “Сэр, или Мадам, искренне умоляю вас простить меня; / Но дело в том, что я дремал, а вы так тихо стучали, / Так слабо стучали, стучали в дверь моей комнаты, / Что я едва ли был уверен, что слышу вас” — тут (подразум.: при этих словах; говоря это; в этот момент) я широко распахнул дверь; / (А) там тьма и больше ничего.

В глубину темноты погружаясь (букв.: всматриваясь), долго я стоял в удивлении, в страхе, / В сомнении, грезя грезами, которыми ни один смертный не отваживался грезить до меня (букв.: раньше); / Но безмолвие было невозмутимо, и тишина не давала знака, / И единственным произнесенным там словом было сказанное шепотом (букв.: нашептанное) слово “Линор?” / Это (слово) прошептал я, а эхо пробормотало в ответ слово “Линор!” / Только это и больше ничего.

Возвратившись в комнату⁷, (причем) вся душа во мне пылала (горела), / Вскоре я снова услышал постукивание, несколько более громкое, чем прежде. / “Несомненно, — сказал я, — несомненно, это нечто у моей оконной решетки; / Дайте-ка я посмотрю, раз так (в таком случае), что это там, и расследую эту тайну — / Пусть мое сердце успокоится (хотя бы) на мгновение, и (я) расследую эту тайну; / Это ветер и больше ничего!”

Тут я распахнул ставень, и (как только я сделал это), со многими взмахами и трепыханиями (крыльев) / (В комнату) вступил величавый (исполненный достоинства) Ворон священных дней древности⁸; / Он не сделал ни малейшего поклона (подразум.: не выказал никакого почтения), ни на миг не остановился и не задержался; / Но с видом лорда или леди⁹ взгромоздился над дверью моей комнаты¹⁰ — / Взгромоздился на бюст Паллады прямо над дверью моей комнаты — / Взгромоздился и уселся (сел), и больше ничего.

Потом, в то время как эта эбеновая (подразум.: черная) птица претворяла (плутовством) мое печальное настроение в улыбку / Серьезной и суровой благопристойностью своего вида (букв.: выражения лица, которое она носила), / Я сказал: “Хотя твой хохолок острижен и выбрит, ты, конечно, не трус¹¹, / Страшно мрачный и древний Ворон, приблудившийся с ночного берега, / Скажи мне, каким благородным именем ты зовешься (букв.: каково твое благородное имя) на Плутоновом берегу Ночи!”¹² / Ворон изрек: “Больше никогда”¹³.

Я был очень удивлен слышать столь явственно речь этой несуразной птицы, / Хотя в ее ответе было мало смысла и был он (подразум.: ответ) малоуместен¹⁴; / Ибо мы не можем не признать, что ни один живущий (букв.: ни одно живое человеческое существо) / Еще никогда (доселе) не был осчастливлен созерцанием птицы (сидящей) над дверью его комнаты — / Птицы или твари (сидящей) на изваянном бюсте над дверью его комнаты — / С таким именем, как “Больше никогда”.

Но Ворон, одиноко сидящий на невозмутимом бюсте, произнес лишь / Одно это слово, как если бы излил он свою душу этим словом. / И ничего больше не произнес он — и ни единым пером не пошевелил, / Пока я не пробормотал (букв.: едва ли больше, чем пробормотал): “Другие друзья уже исчезли (букв.: улетели) прежде — / Завтра он покинет меня, как улетели мои Надежды прежде”. / Тут птица сказала: “Больше никогда”.

Вздрогнув оттого, что тишина была нарушена ответом, произнесенным столь кстати, / Я сказал: “Несомненно, то, что он произносит — это его единственный ресурс и запас (подразум.: это все, что он знает), / Позаимствованный у какого-нибудь несчастного владельца (Ворона), за которым немилосердная Беда / Гналась все быстрее и быстрее, пока в его песнях не остался один припев — / Пока в погребальных песнях его Надежды не остался этот мрачный припев¹⁵ / “Никогда — больше никогда”.

Но Ворон все еще продолжал претворять мое печальное настроение в улыбку; / [И] я выкатил мягкое кресло (поставив его) прямо перед птицей, бюстом и дверью; / Затем, опустившись на бархат (кресла), я погрузился в сплетение / Одной фантазии с другой, размышляя, что (подразум.: какой смысл) эта зловещая птица незапамятных времен — / Что (подразум.: какой смысл) эта мрачная, несуразная, ужасная, безобразная и зловещая птица незапамятных времен / Вкладывала в карканье “Больше никогда”.

Я сидел, поглощенный разгадыванием этого (слова), ни единым звуком не выдавая (букв.: не выражая) (размышлений) / Птице, чей огненный взор (букв.: чьи огненные глаза) прожигал теперь самую сердцевину моей души; / Я сидел, провидя это и иное, удобно откинув голову / На бархатную обивку подушки, освещаемую сверху светильником (букв.: на которой торжествовал свет лампы)¹⁶, / Но к бархатно-фиолетовой обивке¹⁷, освещаемой сверху светильником (букв.: на которой торжествовал свет лампы), / Она (уже) не прижмется, ах, больше никогда!

Затем мне показалось, что воздух сгустился, сделался благовонным от незримого кадила, / Которое раскачивали серафимы, чьи шаги звенели на мягком (букв.: ворсистом) полу¹⁸. / “Несчастный! — воскликнул я, — твой Бог дал тебе — через этих ангелов послал тебе / Отсрочку — отсрочку и непентес от твоих воспоминаний по Линор; / Испей, о испей сей добрый непентес и позабудь свою утраченную Линор!”¹⁹ / Ворон изрек: “Больше никогда”.

“Прорицатель, — сказал я, — порождение зла, — (но) все же прорицатель, птица (ты) ль или демон!²⁰ / Искуситель ли послал тебя, буря ли забросила на этот берег (букв.: сюда на берег), / Одинокого (несчастного), но все еще неустрашимого, на эту пустынную заколдованную землю — / В этот дом, объятый Ужасом, — скажи мне честно, я умоляю — / Есть ли — есть ли бальзам в Галааде?²¹ — скажи мне, скажи мне, я умоляю!” / Ворон изрек: “Больше никогда”.

“Прорицатель, — сказал я, — порождение зла, — (но) все же прорицатель, птица (ты) ль или демон! / Во имя Небес, которые простерлись над нами, во имя Бога, которому мы оба поклоняемся — / Скажи этой (подразум.: моей) душе, обремененной скорбью, — в далеком Эдеме²² / Обнимет ли она святую деву, которую ангелы зовут Линор, / Обнимет ли необыкновенную и лучезарную деву, которую ангелы зовут Линор” (?) / Ворон изрек: “Больше никогда”.

“Быть этому слову знаком нашего расставания, птица или изверг! — вскричал я, вскакивая, — / Возвращайся в бурю и на Плутонов берег Ночи! (туда, где буря и где Плутонов берег Ночи!) / Не оставляй ни единого черного пера, как знака той лжи, что засвидетельствовала твоя душа! / Не нарушай моего одиночества! (букв.: Оставь мое одиночество ненарушимым!) — покинь бюст над моей дверью! / Вынь свой клюв из моего сердца²³, и убирайся прочь от моей двери!” / Ворон изрек: “Больше никогда”.

И (вот) Ворон, более не летая, все еще (до сих пор) сидит, все еще (до сих пор) сидит / На (мертвенно-) бледном бюсте Паллады прямо над дверью моей комнаты; / Его глаза очень похожи на глаза демона, который грезит (видит сны), / Свет лампы, струящийся над ним, отбрасывает его тень на пол²⁴; / И моя душа из этой тени, что лежит колеблясь на полу, / Не поднимется — больше никогда!²⁵