Воспоминания о Л. Д. Ландау

А. С. Компанеец Л. Д. ЛАНДАУ — ПЕДАГОГ[59]

Большой ученый не только обогащает науку, но и продолжает научную традицию. Несмотря на то что современная наука вся существует в напечатанном виде — в книгах и журналах, значение устной традиции не уменьшается, а увеличивается с годами. По мере того как объем печатных изданий становится неохватным, личное общение между учеными делается все важнее. И особенно важно общение учителя с учениками. Молодой человек, вступающий в науку, должен был бы потратить десятилетия, чтобы найти существенное в море печатного материала, отделить важное от второстепенного, истинно новое от ложной учености.

Вновь развивающиеся области науки обычно излагаются их творцами не лучшим образом, так что неискушенному трудно понять, в какой степени может оказаться решающим новый принцип, в корне противоречащий всей школьной науке и, казалось бы, самому здравому смыслу. Такой явилась перед физиками созданная во второй половине 20-х годов нашего столетия квантовая механика. Ее великим творцом и истолкователем был Нильс Бор в Копенгагене. Благодаря интенсивному общению и постоянным дискуссиям Бора с учениками основные идеи квантовой механики получили правильное освещение и стали доступны сравнительно широкому кругу физиков, по крайней мере всем тем, кто не становился в оппозицию новому только из-за того, что оно не похоже на старое.

Среди учеников Бора одно из ведущих мест принадлежит Льву Давидовичу Ландау. Он попал в Копенгаген, едва достигнув 20 лет, но, как принято выражаться, зрелым ученым. Общение с Бором и его знаменитой копенгагенской школой навсегда определило научные установки Ландау, научило его отличать подлинно прогрессивное от высококвалифицированных иногда ухищрений. Эту научную традицию Ландау прививал в Советском Союзе среди своих учеников, они в дальнейшем — среди своих, так до третьего или четвертого колена. Все мы гордимся тем, что наши ученики— внуки Ландау и правнуки Бора.

Л. Д. Ландау разработал строго продуманную систему научного воспитания. Можно сказать, что ни одно звено интеллектуального роста ученого, начиная со скамьи в средней школе и до кресла академика, не было оставлено Ландау без внимания. К сожалению, у него не было времени вплотную заняться важнейшим вопросом — преподаванием физики в школе, которое, как всем известно, во многом оставляет желать лучшего. Но со своими друзьями и сотрудниками Ландау написал популярные книги «Физика для всех» и «Что такое теория относительности». Обе эти книги, безусловно, доступны школьникам старших классов.

Неоценим вклад Ландау в дело высшего образования физиков. Прежде всего надо сказать, что Лев Давидович был совершенно исключительным лектором. Я имею в виду доходчивость его логики. В преподавании и в научной работе Ландау всегда стремился к простоте — он считал, что научные истины в принципе могут и должны излагаться максимально доходчивым образом. Часто бывает, что рассуждения большого ученого непонятны для менее подготовленной аудитории. Этой опасности полностью избежал Лев Давидович как лектор. Не гонясь за так называемым внешним блеском, он излагал материал всегда в строгой последовательности и заранее как бы угадывал, какие места могут показаться трудными для студентов. В то же время он никогда не говорил слишком пространно, что всегда утомляет слушателей и отвлекает их от существа дела. Кроме того, Лев Давидович говорил живо, остроумно и занимательно, хотя по ходу лекции никогда не острил и не рассказывал анекдотов, даже относящихся к делу, что обычно рассеивает внимание студентов. Правда, отвечая на вопросы, Ландау бывал иногда довольно резок, но, разумеется, не в адрес спросившего, а различных «авторитетов», отечественных и заграничных, если от их имени распространялись недоброкачественные идеи.

Не все, конечно, имели счастье слушать лекции Ландау, но зато все могли и могут сейчас при некоторой подготовке пользоваться замечательным курсом «Теоретическая физика», который Ландау успел почти целиком написать вместе со своим учеником и ближайшим сотрудником Е. М. Лифшицем. Можно смело сказать, что не было и, по-видимому, не скоро будет среди физиков-теоретиков ученый с такой обширной эрудицией, как Л. Д. Ландау, поскольку особенности каждого большого интеллекта неповторимы. Ландау знал все, потому что его все интересовало. Причем интерес этот был не только познавательным, а и творческим. Буквально не сходя с места, не прибегая к литературным источникам, в любую минуту Ландау мог начать работу по привлекшему его внимание вопросу из какой угодно области теоретической физики. Поэтому лишь он и был в состоянии создать энциклопедическое руководство по большей части нашей науки, причем любой пункт изложен так, как будто он впервые открыт авторами, а подход к материалу одновременно и строже, и доходчивее, чем в других учебниках.

Но надо сказать, что читатель должен знать сам, чего он хочет от книг Л. Д. Ландау— в них нет никаких пояснений, зачем и почему разбирается данный вопрос и какой может быть сделан из него практический вывод. Излагается именно теоретическая физика, во всей ее чистоте и строгости. Отступления Ландау насмешливо называл сюсюканьем.

Курс Ландау и Лифшица создавался десятилетиями, а работать с учениками Лев Давидович начал с самых молодых лет. Хотя он держался с учениками очень просто и со многими был на «ты», все мы воспринимали его как неизмеримо старшего во всех отношениях. Он не любил обращения по имени и отчеству. Мы звали его в глаза и за глаза просто Дау.

Начинающий должен был сначала сдать так называемый теорминимум, т. е. экзамен по всем основным разделам нашей специальности. При этом беспощадно отсеивались те, дальнейшая работа которых была бесперспективна для науки и для них самих. Надо сказать, что Дау редко ошибался в ту и в другую сторону. Особенно жестко доставалось от него недостаточно прилежным — здесь он не ошибался никогда.

Сдав теорминимум, начинающий получал право докладывать на семинарах. Воспитательное значение этих докладов было неоценимо: мы узнавали, что значит прочесть и понять чужую статью. Под градом вопросов, возражений и насмешек со стороны Дау в адрес докладчика и автора статьи не всем и не всегда удавалось благополучно доложить. А за провалом следовал немилостивый разнос! Словом, метод воспитания был не тепличный.

Одновременно с участием в семинарах начиналась научная работа. Дау не жалел времени для разъяснения трудных вопросов впервые (и не впервые) приступающему к работе, но и сам был требовательным. Очень доставалось за ошибки в вычислениях — Дау утверждал, что, понимая физическую идею, лежащую в основе расчета, надо уметь самому находить у себя «завирание». Кроме того, он не щадил лодырей, говоря, что они губят свои души. Но как любил Дау тех, кто оправдал его надежды! Вообще не надо представлять себе Дау как сухаря-наставника, живущего только наукой. Страх, который Дау внушал ученикам, быть может, преувеличен моим субъективным восприятием, да и характер Дау с годами несколько смягчился.

Можно сказать, что Льву Давидовичу удалось осуществить все, что составляет идеал педагога, кроме одного: ни один ученик не превзошел своего учителя.