Воспоминания о Л. Д. Ландау

В. Л. Гинзбург ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ФИЗИК[25]

Если не все, то очень многое познается в сравнении. Во всяком случае, когда мы говорим о ком-то: «великий человек», «замечательный человек», «гений», — то этим как бы проводим сравнение его с другими людьми, и, хотя каждый человек неповторим, ясно, что здесь имеются в виду некоторые очень большие отклонения от среднего. Но вместе с тем все слова в какой-то степени девальвированы, наблюдается инфляция эпитетов. Кроме того, в публичных выступлениях почти всегда хвалят. Это понимали еще древние: известно выражение «aui bene aut nihil» («либо хорошо, либо ничего»), которое применяется к людям, ушедшим от нас. Наверное, поэтому, когда читаешь различные мемуары, сборники воспоминаний, создается впечатление, что великих, замечательных людей очень много. На самом же деле их не так много.

Да что говорить о воспоминаниях. Зачитаю два отрывка из Устава Академии наук СССР. Пункт 16: «Действительными членами (академиками) Академии наук СССР избираются ученые, обогатившие науку трудами первостепенного научного значения». Пункт 17: «Членами-корреспондентами Академии наук СССР избираются ученые, обогатившие науку выдающимися научными трудами». Посмотрим теперь на повестку сегодняшнего вечера, как она обозначена на афише и на пригласительных билетах. Мы собрались на заседание, посвященное «выдающемуся» советскому физику Л. Д. Ландау, который, таким образом, оказался на уровне члена-корреспондента АН СССР. При этом я отнюдь не обвиняю устроителей вечера. Всем ясно, что эпитеты нужно понимать условно. Войдите в магазин, и вы увидите, что масла второго сорта не существует. Масло бывает первого сорта, высшего сорта и «экстра». Так и с учеными степенями и званиями, и если пользоваться подобной терминологией, то, дабы не ошибиться, я бы сказал, что Ландау был физиком «сверхэкстра»-класса. Это был совершенно уникальный физик. Одно время я очень удивлялся, да и до сих пор удивляюсь следующему обстоятельству. Вузы у нас оканчивают много молодых физиков, за десятилетия — многие тысячи физиков. Не все они, быть может, физики по призванию, но большинство сознательно выбрали профессию, и у нас масса действительно хороших физиков. Но никого даже отдаленно по таланту напоминающего Ландау не появилось. Я все ждал этого, но теперь уже даже ждать перестал.

Итак, Л. Д. Ландау был совершенно исключительной личностью. Из всех людей, которых я сам видел или знал, могу сравнить Ландау лишь с Ричардом Фейнманом, который многим известен по его книгам. Конечно, в нашем веке жили великие физики — Эйнштейн, Бор, Планк, Шрёдингер, Гейзенберг, сейчас жив Дирак[26]. Ландау, несомненно, не превосходил их своими научными достижениями и сам оценивал себя правильно, ставя упомянутых и некоторых других физиков выше себя «по достижениям». Он отводил себе более скромное место. И если я выделяю Ландау из всех, то потому, что оценка его «класса» складывается из многих ингредиентов. Во-первых, это научные достижения. Научные достижения Ландау первоклассны — это квантовая теория жидкостей (в частности, теория сверхтекучести гелия), теория фазовых переходов и ряд других прекрасных работ. Во-вторых, это редкая универсальность знаний, знание всей физики. И в-третьих, он был Учителем с большой буквы, Учителем по призванию. Произведение трех таких «множителей» исключительно велико.

Замечу, кстати, что Ландау не был вундеркиндом в общепринятом смысле слова: не играл в три года на пианино, сидя на подложенной подушке, не решал в эти годы математические задачи. Тем не менее он окончил школу в 13 лет, в университет поступил в 14, первую работу опубликовал, когда ему было 18 лет. Несомненно, такое раннее развитие характерно для большого таланта. В. Паули, например, в 18 лет написал известную книгу по теории относительности.

Ландау любил всякие подсчеты. Как-то он мне сказал: «Я старше тебя на 13 лет, потому что моя первая работа вышла в 1926 г., а твоя первая работа вышла в 1939 г.». По этому признаку он и считал, что старше меня на 13 лет, хотя по возрасту был старше на неполных девять лет. По другим «показателям» он, конечно, был гораздо старше меня.

Необычность Ландау проявлялась и в плане биологическом, если уместно так выразиться. Помшо, как меня поразило то, что он не мог поднять больше десяти килограмм. К сожалению, эта физическая хрупкость, которая в обычных условиях не имела особого значения, сыграла трагическую роль в той катастрофе, которая погубила Ландау. При столкновении автомашин яйца в кошелке, лежавшей в машине, где ехал Ландау, остались совершенно целыми, а он оказался буквально разбит.

Но, конечно, говоря об исключительности Ландау, мы имеем в виду его талант физика. Существование таких людей, как Ландау, побуждает ставить вопрос о пределах человеческих возможностей, об огромных резервах, таящихся в человеческом мозге.

Физика — многогранная наука. Способности к физике измерить трудно. Память же, например, можно измерять, причем человеческая память варьируется в гигантских пределах. Несколько лет назад была издана небольшая книга А. Р. Лурия, в которой сообщается о человеке с феноменальной памятью. Все имевшиеся тесты не были способны найти границы его памяти. И то был не инопланетянин, а человек, как и мы с вами. Это показывает, какими фантастическими резервами обладает мозг человека. Способности и возможности Ландау-физика также свидетельствовали о том, сколько еще скрыто в человеке такого, что проявляется или выявляется лишь в редких случаях. И естественно, возникает соблазн мобилизовать резервные возможности мозга. Это одна из интереснейших проблем физиологии, с которой человечеству еще придется столкнуться.

Ландау перестал работать уже 16 лет назад. Нельзя без боли вспоминать того Дау, каким он был после катастрофы и вплоть до смерти в 1968 г. Но хотя 16 лет — срок немалый, Ландау, несомненно, жив в том смысле, который вкладывается в это слово, когда говорят о людях, ушедших от нас. То же надо сказать и о его книгах или. конкретно, о курсе «Теоретическая физика» Л. Д. Ландау и Е. М. Лифшица. Книги этого курса — настольные в буквальном смысле слова. Ни одной книгой я, например, не пользуюсь больше и чаще, чем книгами курса. В какой кабинет физика в СССР или за границей ни зайдешь, везде есть книги курса Ландау—Лифщица. Это замечательные книги, этЬ энциклопедия, это вместе с тем величественный памятник Л. Д. Ландау.

И здесь я хочу коснуться роли Е. М. Лифшица. Курс «Теоретическая физика» Ландау—Лифшица не был бы, конечно, создан без Ландау, но он не был бы создан и без Лифшица. И что замечательно — Евгений Михайлович продолжал это дело[27]. Книги все время выходили, переработанные, дополненные. Выходили и те книги, которые были только задуманы при жизни Ландау. Я испытываю за это к Е. М. Лифшицу чувство огромной благодарности. Нельзя себе представить лучшего памятника Ландау, лучшего продолжения его пути в физике.

Теперь мне бы хотелось рассказать о маленьком эпизоде. На днях я столкнулся с работой Дау, написанной в 1933 г., когда ему было 25 лет. Работа посвящена теории сверхпроводимости. Тогда природа сверхпроводимости еще не была понята (это было сделано лишь через 24 года —в 1957 г.). Одна из гипотез, которую выдвинул и развил Л. Д. Ландау в упомянутой статье, состояла в предположении о существовании в сверхпроводниках спонтанных токов. Потом выяснилось, что сверхпроводимость в известных случаях объясняется совсем другими причинами. Поэтому, кстати, в собрание сочинений Ландау эта статья не была включена. На самом же деле в статье не было ошибок. И сейчас представляется, что тела со спонтанными токами, быть может, существуют[28]. Статья Ландау и по прошествии стольких лет удивляет своей ясностью и четкостью. Статья жива, она помогает работать сегодня.

Память о Л. Д. Ландау не нуждается в приукрашивании: он бывал резким, иногда не хотел слушать, мог обидеть человека. Но никогда не было у него барства, никогда не было хамства. Надо сказать, что два раза он меня просто «бил мордой об стол», как иногда говорится. Первый раз это было в 1943 г. в Казани. Тогда он публично крайне раздраженно меня ругал. Был же он уже «мэтром», а я — еще неопытным юнцом, хотя и защитил докторскую диссертацию (тут также можно сказать, что сама по себе защита диссертации еще мало о чем свидетельствует). Второй раз Ландау резко ругал меня публично году, кажется, в 1960-м, после того как я уже несколько лет числился, по определению Устава АН СССР, выдающимся ученым (т. е. был членом-корреспондентом Академии наук). Но главное не в этом, а в том, что в это время мы уже были в дружеских отношениях. В обоих случаях Ландау, безусловно, нарушил общепринятые нормы поведения, я имел все основания обидеться и обиделся. Но я понимал, что это не была ругань начальства, ругань с желанием унизить человека. Просто Ландау не считался с некоторыми правилами поведения, как-то их не понимал. Были люди, которым это обстоятельство мешало и помешало общаться с Ландау. Очень, очень рад, что со мной этого не произошло. Кстати, немаловажное замечание: в обоих упомянутых случаях, когда Ландау резко меня критиковал, по сути дела прав был он, а не я.

В одной из записок спрашивают, были ли у Ландау принципиальные ошибки, в частности, в оценке новых теорий и идей. Как хорошо известно, не ошибается только тот, кто не работает. Ошибался, конечно, и Ландау. Но, как я думаю, ошибался он реже многих других и, главное, как-то интересно ошибался. Об этом я подробнее написал в статье, посвященной 60-летию Ландау[29], которая, к сожалению, фактически оказалась некрологом. Ограничусь здесь замечанием, что Ландау как аналитик, как человек с глубоким и всесторонним знанием физики особенно хорошо видел слабости и трудности новых гипотез, теорий и т. п. В сочетании с манерой резко выражать свое мнение, не думать о форме высказываний, об осторожности и т. д. это создавало впечатление, что Ландау всегда критикует новое и вообще консервативен. К тому же сам Ландау подчеркивал, что он «не изобретатель». Но это нужно понимать, по моему убеждению, лишь в том смысле, что Ландау был особенно силен в решении трудных задач, в анализе и критике, а не в области генерирования новых смутных гипотез, в изобретении каких-то приборов, методов измерений и т. п.

Критические оценки, даваемые Ландау, в некоторых случаях оказывались неверными, но в целом приносили огромную пользу. И эта критика была необходимым элементом в процессе создания школы. А Л. Д. Ландау создавал и создал школу. Формально говоря, я не принадлежу к этой школе, поскольку Ландау не был моим руководителем в аспирантуре и я не сдавал теорминимума (кстати, Ландау не раз подчеркивал, как много я потерял, что не сдавал теорминимум, и был в этом совершенно прав). Но так уж жизнь сложилась, и мне очень повезло в том отношении, что наряду с моим глубокоуважаемым и любимым учителем Игорем Евгеньевичем Таммом я мог учиться, советоваться и в одном случае даже работать вместе с Львом Давидовичем Ландау. II кстати сказать, никакой «организационной проблемы» здесь не возникало. Как И. Е. Тамм, так и Л. Д. Ландау создали школы, а не школки и считали только естественным сотрудничество между представителями этих школ, взаимное посещение семинаров, совместные обсуждения и т. п.

Имя Ландау овеяно легендами, а в легендах действительность нередко очень сильно трансформирована и переплетена с мифами. Я надеюсь, что сегодняшний вечер поможет отделить правду от вымысла, поможет собравшимся составить правильное представление о замечательном физике Льве Давидовиче Ландау.