Возлюбленный мой

Глава 8

Весна 1671 года, Старый свет

Дариус материализовался посреди густого леса, принимая форму рядом с входом в пещеру. Он вглядывался в ночь, прислушивался к любым звукам, достойным внимания... Возле спокойного потока реки осторожно прогуливались олени, в сосновых иголках тихо свистел ветерок, и он мог слышать собственное дыхание. Людей и лессеров по близости не было.

Еще мгновение... и он скользнул под нависшую скалу и оказался в пространстве, созданном природой миллиарды лет назад. Он шел все дальше и глубже, воздух становился густым от запаха, который он презирал: затхлая грязь и холодная влажность напоминали ему о военном лагере, и несмотря на то, что он покинул то адское место двадцать семь лет назад, воспоминания о времени, проведенном в логове Бладлеттера, даже сейчас вызывали у него отвращение.

У дальней стены Дариус вел рукой по влажному, неровному камню, пока не нашел железный рычаг, который выпускал запирающий механизм секретной двери. Послышался приглушенный скрип, петли повернулись, а затем часть стены пещеры скользнула вправо. Он не стал ждать, пока панель откроется полностью, и шагнул внутрь, как только стало возможным протиснуть свою широкую грудь. По другую сторону, он надавил на еще один рычаг и подождал, пока панель вернется на место.

Длинный путь к святая святых Братства освещался факелами, они горели так ярко, что отбрасывали резкие тени, которые дергались и корчились на грубом полу и потолке. Он прошел почти половину пути, когда голоса Братьев достигли его ушей.

Судя по симфонии басов, на собрании их было много – мужские голоса перекрывали друг друга и боролись за воздушное пространство.

Скорее всего, он прибыл сюда последним.

Добравшись до железных ворот, Дариус достал из нагрудного кармана тяжелый ключ и вставил его в замок. Чтобы отпереть его, понадобилось приложить усилия даже такому сильному воину как он – огромные ворота покорялись лишь тем, кто мог доказать, что достоин их открыть.

Когда он вступил в широкое, открытое пространство, глубоко под землей, Братство было уже полностью в сборе, и с его появлением собрание началось.

Когда он встал рядом с Агони, голоса смолкли и Роф Справедливый обратился к собравшимся. Братья уважали бы лидера расы, даже не будь он воином, ведь он был достойнейшим отпрыском королевских кровей, чьи мудрые советы и разумная строгость имели большое значение в войне против Общества Лессенинг.

– Воины мои, – сказал король. – Сейчас я сообщу вам печальнейшую новость и выскажу просьбу. Доджен-посланник пришел сегодня днем в мой дом во поисках личной аудиенции со мной. Отказавшись сообщить причину своего визита моему личному помощнику, он не выдержал и разрыдался.

Когда ясный взгляд зеленых глаз монарха скользнули по лицам, Дариус задумался, к чему он ведет. Ни к чему хорошему, решил он.

– В этот момент я вступился за него. – Король на мгновенье прикрыл глаза. – Хозяин доджена послал его ко мне с ужасной новостью. Его незамужняя дочь пропала. Она рано отправилась в постель, и с ней все было хорошо, пока горничная не принесла ей дневную трапезу на случай, если та голодна. Комната была пуста.

Заговорил Агони, лидер Братства:

– Когда ее видели в последний раз?

– Перед последней Трапезой. Она пришла к родителям и сообщила, что не голодна и желает отдохнуть. – Король снова окинул всех взглядом. – Ее отец достойнейший мужчина, который когда-то оказал мне личную услугу. Но значительней является та польза, что он принес всей расе, будучи Главой Совета.

Проклятья эхом прокатились по пещере и Король кивнул.

– Воистину, это дочь Сампсона.

Дариус скрестил руки на груди. Это была очень плохая новость. Дочери Глимеры ценились отцами подобно прекрасным драгоценностям... до того момента, пока не переходили под опеку другого мужчины, кто, в свою очередь, должен был относиться к ней подобным же образом. За подобными женщинами постоянно присматривали и старательно прятали от посторонних глаз... Они никогда просто так не исчезали из дома своей семьи.

Если только их не похищали.

Как и любая редкость, благовоспитанные девушки очень ценились, но как всегда, когда дело касалось Глимеры, человек ценился меньше, чем доброе имя семьи: выкуп платили не для того, чтобы спасти ей жизнь, а для того, чтобы спасти репутацию ее кровной линии. На самом деле, девственниц ради выкупа похищали не редко, и это был, своего рода, социальный террор.

Общество Лессенинг – не единственный источник зла в этом мире. Случалось, что вампиры страдали и от злодеяний себе подобных.

Голос короля резонировал в пещере, глубокий и требовательный:

– Как от моей личной охраны, я жду от вас разрешения данной ситуации. – Королевский взгляд замкнулся на Дариусе. – Есть среди вас кто-то, кого я могу попросить отправился на дело и исправить ситуацию?

Дариус низко поклонился еще до того, как прозвучала просьба. Как всегда, ради своего Короля, он был готов выполнить любое задание.

– Спасибо тебе, мой воин. Твоя политическая прозорливость должна пригодиться под крышей дома ныне неблагополучной семьи, как и твое искусство дипломатии. И когда ты обнаружишь преступившего закон, я уверен, сумеешь поступить так... как того требует ситуация. Протяни руку помощи тем, кто стоит с тобой плечом к плечу и найди девушку, чего бы тебе это не стоило. Ни один отец не заслуживает подобных страданий.

Дариус не мог с этим поспорить.

Это было мудрое решение, принятое мудрым королем. Дариус, несомненно, был дальновидным политиком. Но имел особое отношение к женщинам после того, как потерял мать. Не то, чтобы другие Братья вели себя иначе – за исключением может быть Харма, который имел довольно смутное представление о женском достоинстве. Но Дариус – именно тот, кто более других будет чувствовать подобную ответственность, и король, конечно же, на это рассчитывал.

И судя по всему, ему понадобится помощь. Он оглядел Братьев, стараясь определить, кого бы выбрал, оценивая мрачные, теперь такие знакомые лица. И тут его взгляд остановился на чьем-то чужом, незнакомом.

Напротив алтаря, рядом с Братом Хармом, стояла его молодая, худощавая копия. Сын был как отец – темноволосым и голубоглазым, и в ближайшем будущем его плечи и грудь обещали стать такими же широкими как у Харма. Но на этом сходство заканчивалось. Харм пренебрежительно прислонился к стене пещеры, что было неудивительно. Мужчина предпочитал сражения разговорам, не имея достаточно времени и концентрации внимания для последнего. Мальчик, однако, словно оцепенел, его умные глаза застыли на Короле в благоговейном страхе.

Руки он держал за спиной.

Несмотря на спокойный внешний вид, он совершал руками какие-то движения, которые никто не мог видеть, но дрожание предплечий выдавали его нервные подергивания.

Дариус понимал чувства мальчика. После этого собрания, они все как один выйдут на поле боя, и сын Харма впервые проверит свои силы в борьбе с врагом.

Но у него даже не было подходящего оружия.

Только что из военного лагеря, его оружие было не лучше, чем когда-то у Дариуса... жалкие обноски Бладлеттера. Плачевно. Дариус не имел отца, который мог бы обеспечить его всем необходимым, но Харм должен был позаботиться о своем мальчике, предоставив ему добротное современное оружие, такое же хорошее, как и его собственное.

Король вскинул руки и поднял глаза к потолку.

– Да присмотрит Дева-Летописеца за теми, кто собрался здесь по ее милости и благословению, когда отправятся они на поля сражения.

Братья издали боевой клич, и Дариус присоединился к нему всей силой своих легких. Рев эхом отразился от стен и постепенно перерос в пение. Громоподобный звук поднимался все выше и выше, и король отвел ладонь в сторону. Из тени вышел вперед молодой наследник престола, на его лице царило выражение, которое делало его намного старше его семи лет. Роф, сын Рофа, был, как и Тормент, копией своего отца, но на этом схожесть двух пар заканчивалась. Правящий Король был священным, не только для своих родителей, но и для всей расы.

Этот маленький мужчина был их будущим, их новым лидером... доказательством того, что, несмотря на происки Общества Лессенинг, вампиры все равно выживут.

И он был бесстрашным. В то время как другие крохи прятались за спину родителей, сталкиваясь с кем-то из Братьев, молодой Роф стоял прямо, глядя на мужчину перед ним, будто знал, что, несмотря на свой нежный возраст, он будет командовать сильными спинами и боевым оружием, стоящим перед ним.

– Ступайте, мои воины, – сказал король. – Идите и используйте свои кинжалы со смертоносными намерениями.

Слишком кровавые вещи для нежных ушей, но в разгар войны не было никакой возможности защитить от них молодое поколение королевской семьи. Роф, сын Рофа, никогда не выйдет на бранное поле, он слишком важен для расы, но его обучат всему, чтобы таким образом он мог ценить то, с чем сталкиваются мужчины, которыми он будет править.

Король посмотрел сверху вниз на своего отпрыска, и его стареющий взгляд засветился гордостью и радостью, надеждой и любовью.

Как же отличались от них Харм и его сын. Этот мальчик стоял рядом со своим кровным отцом, но с тем вниманием, что ему уделялось, он с таким же успехом мог стоять рядом с незнакомцем.

Агони наклонился к Дариусу:

– Кто-то должен присмотреть за мальчиком.

Дариус кивнул.

– Да.

– Сегодня ночью я забрал его из военного лагеря.

Дариус посмотрел на брата.

– В самом деле? Где был его отец?

– Между бедер женщины.

Дариус выругался. Воистину, брат вел себя как животное, несмотря на воспитание и благородные инстинкты – у него было множество сыновей, что, возможно, объясняло, хотя, конечно, не оправдывало его легкомыслие. Разумеется, другие его сыновья не имели права на Братство, потому что их матери были не Избранных кровей.

Тем не менее, казалось, что ситуация Харма абсолютно не трогает.

Бедный парнишка стоял так отстранено, и Дариус хорошо помнил свою первую ночь на поле битвы, как ему не на кого было рассчитывать... как он боялся, сталкиваясь лицом к лицу с врагом не имея ничего, кроме сообразительности и немногочисленных навыков, которыми старался хоть как-то укрепить свое мужество. Не то, чтобы Братья не тревожились о его успехах. Но им приходилось заботиться о себе, а ему требовалось доказать, что он сам может за себя постоять.

Этот юноша, безусловно, был в таком же затруднительном положении, но он имел отца, который должен был помочь ему пройти этот путь.

_ Удачи тебе, Дариус, – сказал Агони, когда королевская семья смешалась с толпой и начала прощаться с Братьями, пожимая всем руки и готовясь покинуть пещеру. – Я сопровождаю короля и принца.

– И тебе удачи, брат мой. – Они быстро обнялись, а затем Агони присоединился к Рофам и вместе с ними покинул пещеру.

Когда Торчер стал распределять территории для ночных вылазок, и начали формироваться пары, Дариус посмотрел через головы на сына Харма. Мальчик ушел в тень, и неподвижно стоял у стены, все еще держа руки за спиной. Харма, казалось, интересовало лишь распределение позиций.

Торчер вложил два пальца в рот и свистнул.

– Братья мои! Внимание! – В пещере повисло каменное молчание. – Спасибо. Все ясно по поводу территорий?

Послышалось коллективное подтверждение, и Братья начали расходиться. Харм даже не оглянулся на своего сына. Он просто пошел к выходу.

Словно очнувшись, мальчик протянул вперед руки и сложил ладони вместе. Шагнув вперед, он позвал отца по имени... затем еще раз.

Брат обернулся с таким выражением на лице, как будто ему только что наполнили о какой-то неприятной обязанности. – Ну, давай же, пошли…

– Если позволите, – произнес Дариус, вставая между ними. – Я с удовольствием взял бы его себе в помощь. Если вас это не оскорбит.

Правда его совершенно не заботило, обидит Харма эта просьба или нет. Мальчику требовалась больше, чем мог дать ему его отец, и Дариус был не из тех, кто остается в стороне, наблюдая за несправедливостью.

– Ты думаешь, я не в силах позаботиться о собственном отпрыске? – рявкнул Харм.

Дариус подошел к мужчине близко – нос к носу. Он предпочитал мирные переговоры, когда дело доходило до конфликта, но с Хармом здравый смысл не работал. А Дариус умел отвечать силой на силу.

Когда Братство застыло вокруг них, Дариус понизил голос, хотя все собравшиеся могли слышать каждое слово:

– Дай мне мальчика, и я верну его целым и невредимым на рассвете.

Харм зарычал, и звук напоминал тот, что издает волк, почуяв свежую кровь.

– Как и я, брат.

Дариус придвинулся ближе.

– Если ты отправишь его в бой, и он умрет, ты накличешь позор на всю свою кровную линию до скончания веков. – Хотя, сложно было понять, затронет ли мужчину этот факт. – Отдай его мне, и я спасу тебя от этого бремени.

– Ты никогда мне не нравился, Дариус.

– И все же там, в лагере, ты был более чем готов обслужить тех, кого я обошел. – Дариус сверкнул клыками. – Учитывая то, насколько ты этим наслаждался, я думаю, ты в какой-то мере мой должник. И знай, что если ты не позволишь мне присмотреть за мальчиком, я повалю тебя на пол, всем под ноги и буду бить, пока ты не согласишься выполнить мою просьбу.

Харм прервал зрительный контакт, и его взгляд застыл где-то над плечом Дариуса, как будто в этот момент его засосало прошлое. Дариус знал, что именно он вспоминает. Ту ночь, когда Дариус победил его там, в лагере и то, как Дариус отказался исполнить наказание, и это сделал Бладлеттер. Жестокость была не тем словом, коим можно было описать произошедшее, и хотя Дариус брезговал подобными приемами, безопасность мальчика была достойна этих недостойных средств.

Харм знал, кто из них победит в кулачном бою.

– Забирай его, – сказал мужчина безразличным тоном. – И делай с ним, что захочешь. Прямо сейчас я отрекаюсь от него как от своего сына.

Брат развернулся и вышел.

И забрал с собой из пещеры весь воздух.

Воины смотрели ему вслед, и их молчание было громче, чем боевой клич. Отказ от собственного потомства противоречил природе расы, словно дневной свет, он нес разрушение.

Дариус подошел к юноше. Это лицо... Дева Дражайшая. Застывшее серое лицо мальчика не было грустным. Не было горестным. Не было даже пристыженным.

Оно было безжизненной маской.

Протянув ладонь, Дариус сказал:

– Привет, сынок. Я Дариус, и я буду твоим боевым уордом[20].

Юноша моргнул.

– Сынок? Нам пора идти в скалы.

Внезапно, Дариуса пронзил острый взгляд: мальчик явно искал признаки обязательства и жалости. Но, однако, ничего не нашел. И также как Дариус понимал, насколько суха и тверда земля, на которой стоял мальчишка, он осознавал, что любое проявление жалости приведет лишь к большему бесчестью.

– Зачем? – спросил юноша хрипло.

– Мы в скором времени отправляемся в скалы, чтобы отыскать женщину, – спокойно сказал Дариус. – Вот зачем.

Мальчик сверлил Дариуса взглядом. Потом положил руку на грудь и, поклонившись, сказал:

– Я постараюсь приносить пользу, а не быть обузой.

Как же тяжело быть нежеланным. Еще тяжелее держать голову после такого оскорбления.

– Как тебя зовут? – спросил Дариус.

– Тормент. Я Тормент, сын... – Он откашлялся. – Я Тормент.

Дариус встал за спиной юноши и положил ладонь на плечо, которому еще предстояло стать крепким.

– Пошли со мной.

Мальчик последовал за ним с готовностью... из зала, где собралось все Братство... из Святилища... из пещеры... в ночь.

Что-то шевельнулось в груди Дариуса в тот короткий момент, когда он шагнул вперед и перед тем, как они вместе дематериализовались.

Воистину, впервые Дариус почувствовал, как будто у него есть семья... и хоть мальчик и не был его кровью, он взял на себя заботу о нем.

Следовательно, он, не задумываясь, бросится на лезвие кинжала, направленного на мальчишку, и если до этого дойдет, пожертвует собой. Таков был кодекс Братства, но только по отношению к своим братьям. Тормент еще не входил в их число, его вела лишь сила родословной, она открывала ему доступ в Гробницу, но не более того. Если он не сможет проявить себя, вход в нее ему будет заказан.

И что бы ни гласил кодекс, мальчик мог пострадать на поле боя и его могли оставить там умирать.

Но Дариус не позволит этому случиться.

Ведь он всегда так хотел иметь сына.