Проснувшись, Джон Мэтью почувствовал рядом с собой Хекс и запаниковал.
Сон... это был сон?
Медленно сев, он ощутил, как ее рука скользнула по груди на его живот, и поймал ее прежде, чем она упала на его бедро. Боже, то, что он держал в руках с такой заботой, было теплым и осязаемым...
– Джон? – спросила она в подушку.
Недолго думая, он укрыл Хекс своим телом и поправил ее короткие волосы. После этого, казалось, она снова провалилась в сон.
Беглый взгляд на часы сообщил, что было всего четыре часа дня. Они спали долго, и было невозможно заглушить рычание в его животе, и значит, Хекс тоже проголодалась.
Удостоверившись, что она снова спит, он, двигаясь как можно тише, выскользнул из ее объятий, написал короткую записку и натянул кожаные штаны и футболку.
Вышел в коридор босиком. Вокруг царила тишина, в виду отсутствия тренировок, и это было так печально. Из зала должны были доноситься крики спарринга, из классов – гул лекций, а из душевой – стук дверей гардеробных шкафчиков.
Вместо этого лишь тишина.
Но оказалось, что он и Хекс здесь были не одни.
Подойдя к стеклянной двери офиса, он замер, положив ладонь на ручку.
Тор спал за столом... Вернее, на нем. Его голова покоилась на сгибе руки, а плечи тяжело поднимались и опускались.
Джон уже настолько привык к чувству гнева, который испытывал по отношению к мужчине, что ощутил шок от того, что в данный момент ничего подобного не вспыхнуло внутри. Он чувствовал только… сокрушительную грусть.
Этим утром он проснулся рядом с Хекс.
А Тор никогда, никогда больше не испытает подобного. Он никогда не прикоснется к Вэлси и не погладит ее волосы. Он никогда не пойдет на кухню, чтобы принести ей поесть. Никогда не сможет ее обнять или поцеловать.
Более того – вместе с ней он потерял и ребенка.
Джон открыл дверь с мыслью, что Тор сразу же проснется, но этого не произошло. Мужчина был в отключке. Оно и понятно. Он усиленно занимался тем, что пытался вернуться в форму, питался и тренировался двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, и результат не заставлял себя ждать. Одежда больше не висела на нем, но ясно как день, сам процесс восстановления был крайне утомителен.
Где Лэсситер? – подумал Джон, проходя мимо стола к шкафу. Обычно ангел находился неподалеку от Брата.
Нырнув в потайную дверь за полками, он направился в дом через туннель. Пока он шел, ряды флуоресцентных ламп на потолке тянулись далеко, далеко впереди него, создавая впечатление предопределенного пути, учитывая то, как складывались обстоятельства, это было вполне неплохо. Он достиг небольшой лестницы, поднялся по ней, ввел код и прошел еще один пролет. В фойе он услышал, как работает телевизор в бильярдной, и сразу понял, где ангел.
Никто в доме не стал бы смотреть шоу Опры. Если только под дулом пистолета.
Кухня была пуста, без сомнения, доджены ели в своих покоях, прежде чем заняться приготовлением Первой Трапезы. И это хорошо. Ему не требовалась помощь.
Двигаясь быстро, он вытащил из кладовки корзину и заполнил ее до краев. Бублики. Термос с кофе. Кувшин с апельсиновым соком. Порезанные фрукты. Датская булочка. Еще одна. И еще. Кружка. Кружка. Стакан.
Он искал высококалорийную пищу и молился, чтобы ей нравилось сладкое.
На этой ноте, он на всякий случай приготовил еще и сэндвич с индейкой.
И совсем по другой причине, он сделал еще один – с ветчиной и с сыром.
Он переск столовую и направился обратно к двери под парадной лестницей…
– Многовато еды для двоих, – тихо сказал Лэсситер, свойственным ему тоном умника.
Джон обернулся. Ангел стоял в дверях бильярдной, прислонившись к витиевато украшенной арке. Ноги скрещены в лодыжках, а руки на груди. Его золотой пирсинг блестел, создавая впечатление, что у парня повсюду были глаза, которые ничего не упускали.
Лэсситер усмехнулся.
– Так, теперь ты смотришь на вещи под другим углом?
Еще совсем недавно, буквально ночь назад, Джон бы его послал, но теперь просто кивнул. Особенно вспоминая трещины на бетонных стенах коридора, которые возникли от боли, которую пережил Тор.
– Хорошо,– сказал Ласситер, – и чертовски вовремя. Да, сейчас я не с ним потому, что все нуждаются в одиночестве. К тому же, я должен досмотреть Опру.
Ангел отвернулся, светлые и темные пряди качнулись в воздухе.
– И молчи в тряпку. Опра божественна.
Покачав головой, Джон понял, что улыбается. Лэсситер, может, и был метросексуальной болью в заднице, но он вернул Тора Братству, а это многого стоит.
Через туннель. Сквозь заднюю стенку шкафа. В офис, где все еще спал Тор.
Когда Джон подошел к нему, Брат вздрогнул и проснулся, и поднял голову от поверхности стола. Часть лица была помята, как будто кто-то нанес на него слой клейстера и забыл размазать это дерьмо получше.
– Джон... – произнес он хрипло. – Привет. Тебе что-нибудь нужно?
Джон запустил руку в корзину и достал ветчину и сыр. Положив сэндвич на стол, он толкнул его в сторону мужчины.
Тор моргнул, как будто никогда раньше не видел два ломтика ржаного хлеба с мясом.
Джон кивнул на сэндвич. «Ешь» произнес он губами.
Тор протянул руку и взял бутерброд.
– Спасибо.
Джон кивнул, кончики его пальцев задержались на поверхности стола. Он попрощался быстрым стуком костяшек пальцев. Слишком много ему хотелось сказать, но времени было так мало, и он боялся, как бы Хекс не проснулась в одиночестве.
Когда он подошел к двери, Тор сказал:
– Я очень рад, что ты вернул ее. Чертовски сильно этому рад.
Как только слова достигли его ушей, взгляд Джона застыл на трещинах в стенах коридора. Он мог бы сделать то же самое, подумал он. Если бы Роф и Братья пришли к его порогу с плохими новостями о его женщине, он отреагировал бы точно также как Тор.
Трещины прошли тогда от самого пола, вверх и до потолка. А потом он исчез.
Джон оглянулся через плечо и посмотрел на бледное лицо мужчины, который был его спасителем, его наставником... почти что отцом. Тор набрал вес, но его лицо по-прежнему оставалось запавшим, но , может, это никогда не изменится, и не важно, как много он будет есть.
Когда их взгляды встретились, у Джона возникло ощущение, что они оба прошли через что-то гораздо большее, нежели просто года, что они знали друг друга.
Джон поставил корзину к ногам. «Сегодня ночью мы с Хекс выходим на улицу»
– Правда?
«Собираюсь показать ей, где я вырос»
Тор медленно сглотнул.
– Хочешь взять ключи от моего дома?
Джон застыл. Он всего лишь хотел рассказать парню о том, что происходит в его жизни, что-то вроде пробы воды пальцами ног – чтобы разбить лед, что возник между ними.
«Я не собирался вести ее туда…»
– Иди. Это хорошо, что ты там побываешь. Доджен появляется в доме лишь раз в месяц, может, два. – Тор выдвинул один из ящиков стола, достал связку ключей и откашлялся. – Держи.
Джон поймал ключи и сжал их в кулаке, стыд сковал его грудь. Он очень плохо вел себя с Тором в последнее время, и все же, даже сейчас Брат взял себя в руки и предложил Джону то, что, должно быть, убивало его.
– Я рад, что вы с Хекс нашли друг друга. Это имеет поистине космический смысл, серьезно.
Джон сунул ключи в карман, чтобы освободить руки. «Мы не вместе»
Улыбка, которая на мгновенье отразилась на лице парня, казалась древней.
– Нет, вы вместе. Вы двое созданы друг для друга.
Господи, подумал Джон, наверное, его связующий аромат так очевиден. Но все же, не было причин углубляться во все как-и-почему, что были связаны с их парой.
– Итак, ты собираешься к Деве Милосердной? – Когда Джон кивнул, Тор поднял с пола мешок. – Возьми это с собой. Деньги от продажи наркоты, были найдены в особняке Лэша. Блэй принес их сюда. Полагаю, они могут понадобиться.
Тор поднялся на ноги, положил мешок на стол, взял бутерброд и, развернув бумагу, откусил.
– Майонеза самое то, – пробормотал он. – Не много и не мало. Спасибо.
И пошел к шкафу.
Джон тихонько свистнул, Брат остановился, но не обернулся.
– Все нормально, Джон. Тебе не нужно ничего говорить. Просто береги себя, там, на улице, хорошо?
А затем Тор выскользнул из кабинета, оставив Джона окруженным ощущением доброты и достоинства, повисших в воздухе, надеющимся, что когда-нибудь он сам сможет обладать такими же качествами.
Когда дверь шкафа закрылась, Джон подумал о том... что хочет быть похожим на Тора.
Идя по коридору, было забавно осознавать, что одна мысль так и крутится в голове, снова и снова, и ее наличие словно возвращало мир на круги своя: с тех пор, как он впервые повстречал парня, все, начиная с комплекции Брата, его ума, и заканчивая тем, как он относился к своей женщине, как сражается, и даже глубокий звук его голоса... все это заставляло Джона хотеть быть похожим на Тора.
Это хорошо.
Это... правильно.
Спускаясь в послеоперационную палату, он осознал, что не хочет, чтобы наступала ночь. В конце концов, в большинстве случаев прошлое лучше похоронить... Особенно его прошлое, потому что оно смердело.
Но вот в чем дело: теперь у него было больше шансов отвлечь Хекс от того, что с ней сделал Лэш. И ей понадобится еще одна ночь, может, две, прежде чем она полностью придет в себя. И сможет, по крайней мере, еще раз покормиться.
Таким образом, он будет знать, где она и сможет удержать ее рядом с собой весь вечер.
Независимо от того, что думал Тор, Джон не обманывал себя. Рано или поздно, она уйдет, и он не сможет ее остановить.
***
На Другой Стороне, Пэйн прогуливалась вокруг Святилища, упругая зеленая трава щекотала ее босые ноги , нос наполнял аромат жимолости и гиацинтов.
Она не спала ни минуты с тех самых пор, как мать вернула ее из летаргического сна, и хотя поначалу это казалось странным, она старалась об этом не думать. Просто так было.
Скорее всего, ее тело уже достаточно отдохнуло за последние годы.
Оказавшись перед храмом Праймэйла, она не стала заходить внутрь. И чертоги матери она тоже миновала – еще слишком рано для визита Рофа , а спарринг с ним был единственной причиной, по которой она там появлялась.
Подойдя к изолированому храму, она распахнула дверь, хотя было сложно объяснить, что побудило ее повернуть ручку и ступить на порог.
Чаши с водой, в которые издавна смотрели Избранные, чтобы увидеть предстоящие события, которые произойдут на другой стороне, стояли аккуратными рядками на столах, а рядом лежали готовые к использованию свитки чистого пергамента и перьевые ручки.
Ее взгляд поймал отблеск света, и она подошла к его источнику. Вода в одном из хрустальных сосудов, не замедляясь, двигалась по кругу, как будто чашу только что использовали.
Она огляделась.
– Кто здесь?
Никто не ответил, только сладкий запах лимона подсказывал, что Ноу-Уан была здесь недавно и стирала одежды. Что было, если честно, пустой тратой времени. В храме не встретишь пыль, грязь или сажу, но ведь Ноу-Уан была частью великой традиции Избранных, не так ли?
Оставалось лишь проделывать работу, которая служила не особо великой цели.
Пэйн развернулась и прошла мимо пустых стульев. Неудача ее матери так остро чувствовалась в воздухе, прямо как царившая в данный момент тишина.
Она не любила эту женщину, правда. Но печальная реальность заключалась в том, что все планы, строившиеся долгое время, не увенчались успехом: создать специальный способ отбора, намериваясь отсеять дефекты и сделать расу еще сильнее. Научить встречать врага на поле боя и всегда побеждать. Сделать так, чтобы количество ее детей множилось, и чтобы все они служили ей с любовью, послушанием и радостью.
И где сейчас Дева-Летописеца? В одиночестве. Никто не преклонялся перед ней. Никто ее не любил.
И, скорее всего, будущие поколения все реже и реже будут выбирать ее путь, ведь многие родители теперь отдалились от традиций.
Покинув пустую комнату, Пэйн вышла на яркий свет и…
Внизу, возле сияющего бассейна, двигалась блестящая золотистая тень, танцующая, словно тонкий цветок на ветру.
Пэйн зашагала к ней и, подойдя ближе, решила, что Лэйла, судя по всему, помутилась рассудком.
Избранная пела песню, в которой не было слов, ее тело двигалось в танце, который не имел ритма, волосы развивались в воздухе, словно флаг.
Это был первый и единственный раз, когда женщина не забрала волосы наверх, на манеру всех Избранных, по крайней мере, Пэйн видела ее такой впервые.
– Сестра моя! – сказала Лэйла, останавливаясь. – Прости меня.
Ее блистательная улыбка была ярче, чем золото ее одежд, а аромат – сильнее, чем когда-либо, запах корицы звенел в воздухе, как и ее прекрасный голос.
Пэйн пожала плечами.
– Тебе не за что просить прощения. Воистину, твое пение услада для слуха.
Лэйла снова элегантно взмахнула руками.
– Какой прекрасный день, не правда ли?
– Воистину. – Пэйн вдруг почувствовала укол страха. – Твое настроение значительно улучшилось.
– Это-это-это, – Избранная снова закружилась в пируэте, красиво выставив ногу в сторону. – Воистину, это прекрасный день.
– Что доставило тебе такую радость? –Хотя Пэйн знала ответ. Смена настроения, в конце концов, редко бывала спонтанной – для этого всегда необходим некий толчок.
Лэйла замедлила свой танец, руки и волосы опустились и застыли. Когда ее элегантные пальчики поднялись ко рту, казалась, она не могла подобрать слова.
Она, наконец, послужила надлежащим образом, подумала Пэйн. Ее опыт как эроса больше не был лишь теорией.
– Я... – Румянец на щеках стал еще ярче.
– Не говори ни слова, просто знай, что я рада за тебя, – тихо произнесла Пэйн, и это в значительной степени было правдой. Но где-то в глубине души она чувствовала себя странно удрученной.
Теперь оставались лишь она и Но-Уан, кто был не тронут? Похоже, что так.
– Он поцеловал меня,– Лэйла посмотрела на отражающие воды бассейна. – Он... коснулся своим ртом моего.
Избранная грациозно присела на мраморный край и погрузила руку в спокойную воду. Через какое-то время Пэйн присоединилась к ней, потому что иногда было хорошо чувствовать хоть что-нибудь. Даже если это чувство – боль.
– Тебе понравилось, не правда ли?
Лэйла посмотрела на свое отражение, ее светлые волосы струились по плечам, а кончики спускались в серебристую воду.
– Он был... как огонь во мне. Мощный горячий поток, который... обжигал меня.
– Так ты больше не девственна.
– Он остановил нас обоих после поцелуя. Сказал, что хочет, чтобы я была уверена. – Чувственная улыбка, озарившая женское лицо, передавала эхо той страсти. – Я была уверена, и так есть до сих пор. И он тоже. Воистину, его тело воина было готово для меня. Он меня жаждал. Быть желанной таким образом стало даром для меня сверх всякой меры. Я думала... я стремилась воплотить в жизнь то, чему меня обучали, но теперь я знаю, что есть что-то гораздо большее, что ждет меня на Другой Стороне.
– С ним? – тихо спросила Пэйн. – Или ты говоришь о выполнении своих обязанностей?
Лэйла нахмурилась.
Пэйн кивнула.
– Я просто хочу убедиться, что дело именно в нем, а не в позиции, в которой ты хочешь утвердиться.
Последовала долгое молчание.
– Эта страсть между нами, безусловно, свидетельствует об ее определенности судьбой, не так ли?
– Об этом я ничего сказать не могу. – Опыты с судьбой довели ее до одного яркого, кровавого деяния... а за ним и до глубокого и долгого бездействия. И оба эти момента не позволяли ей комментировать ту страсть, о которой сейчас говорила Лэйла.
Или радоваться ей.
– Ты осуждаешь меня? – прошептала Лэйла.
Пэйн подняла взгляд на Избранную и подумала о той пустой комнате с голыми столами и чашами, что больше не согревались теплыми женскими руками. Радость Лэйлы, возникшая не здесь, а за пределами мира Избранных, казалось еще одним неизбежным провалом. И это было не так уж плохо.
Она протянула руку и коснулась плеча женщины.
– Вовсе нет. Воистину, я рада за тебя.
Застенчивая радость Лэйлы сделала ее красоту еще более захватывающей дух. – Я так рада, что могу поделиться с тобой своим волнением. Я готова взорваться от переполняющих меня эмоций... а мне... мне не с кем поговорить об этом.
– Ты всегда можешь поговорить со мной. – Лэйла, кстати, никогда не осуждала ее за мужские военные замашки, и Пэйн была готова ответить ей той же любезностью. – Ты собираешься вернуться туда в ближайшее время?
Лэйла кивнула.
– Он сказал, что я могу вернуться к нему в... Как он это назвал? В следующую ночь. Я так и сделаю.
– Ну, ты должна держать меня в курсе. В самом деле... Мне интересно послушать, как складывается твоя жизнь.
– Спасибо, сестра. – Лэйла накрыла ладонь Пэйн своей, ее глаза заблестели от слез. – Я была ненужной так долго, и это... то, чего я так хотела. Я чувствую себя... живой.
– Это хорошо, сестра моя. Это... очень хорошо.
С ободряющей улыбкой, Пэйн встала на ноги и попрощалась с женщиной. Возвращаясь в свои покои, она обнаружила, что потирает центр груди, в которой поселилась странная боль.
А Рофа ждать еще так долго.