Возлюбленный мой

Глава 18

На Другой Стороне, Пэйн ходила по периметру фонтана своей матери, ее ноги наворачивали круги в узком бассейне, куда стекала вода. Плескаясь, она приподняла подол своих одежд и слушала пение красочных птиц, сидящих на ветвях белого дерева, что росло в углу. Птички щебетали без устали и порхали с ветки на ветку, поклевывая и теребя друг другу перья.

Как, черт возьми, можно просыпаться утром лишь ради такой примитивной деятельности, она никак не могла понять.

В Святилище отсутствовало ощущение времени, и все же ей хотелось иметь карманные или напольные часы, чтобы понять, насколько же опаздывает Слепой Король. Каждый день они проводили спарринг-сессию.

Ну, день в его понимании. Для нее, застрявшей здесь, на этой стороне, день был величиной постоянной.

Она хотела знать точно, как давно мать пробудила ее из глубокого анабиоза и подарила частицу свободы. Выяснить это возможности не было. Роф появлялся здесь регулярно уже примерно... пятнадцать раз, то есть ее реанимировали возможно... ну хорошо, задолго до этого. Может, полгода назад?

Главный вопрос заключался в том, как долго Пэйн находилась под замком без сознания – но мать она об этом спрашивать не собиралась. Они вообще не разговаривали. Пока эта «божественная» женщина, подарившая ей жизнь, не будет готова выпустить ее отсюда, Пэйн нечего ей сказать.

По правде говоря, молчание абсолютно ничего не меняло, но она другого и не ждала. Когда твоя матерь-кошматерь – создательница расы и не подчиняется никому, даже Королю...

Довольно просто попасть в ловушку собственной жизни.

Ее хождение в фонтане стало еще интенсивней, одежды намокли, и выпрыгнув из бассейна, Пэйн начала просто бегать, выставив вперед кулаки и время от времени выбрасывая их в воздух, словно для удара.

Быть хорошей, послушной Избранной не в ее характере, и это стало корнем всех проблем между ней и матерью. О, какая потеря, какое разочарование.

Но тебе придется с этим смириться, дражайшая мамочка.

Подобные стандарты поведения и убеждений были для кого-то другого. И если Деве-Летописеце нужны призраки в развивающихся одеждах, что будут беззвучно проплывать по комнатам, тогда ей надо было выбрать другого отца для своих детей.

Жизненная сила Бладлеттера теперь текла в Пэйн, черты отца перешли следующему поколению.

Пэйн обернулась и встретила летящий кулак Рофа блоком предплечья и ударом в печень. Король быстро принял ответные меры, и ответный удар локтем грозил сотрясением мозга.

Она быстро уклонилась, от чего тело накренилось в сторону. Еще один ее удар откинул Короля назад, но, не смотря на слепоту, он безошибочно определял, где она в тот момент находится.

И значит, он догадается, что она нападет на него с фланга. И в самом деле, он уже разворачивался, готовый нанести удар подошвой своего ботинка.

Пэйн решила сменить тактику, упала на землю, выбросила вперед обе ноги, попав ему по лодыжке и лишая равновесия. Быстрый рывок вправо, и она уже в стороне от падающего на нее огромного тела, еще одно движение, и вот она у него за спиной, и в тот момент, когда он жестко приземляется, его шея попадает в крепкий локтевой захват. Как дополнительный рычаг воздействия, она вцепилась ладонью в собственное ​​запястье и крепко зажала его горло бицепсом другой руки.

Что на это ответил король? Он просто перевернулся на спину, поджимая ее под себя.

Его невероятная брутальная мощь дала ему силы подняться на ноги, удерживая их общий вес. Затем последовал прыжок в воздухе, и Король приземлился на мраморный пол, похоронив Пэйн под собой.

Адская кроватка получилась – она почувствовала, что кости практически расплющились.

Но все же Король был в первую очередь мужчиной благородным, и в знак уважения к ее более слабой мускулатуре, никогда не держал ее внизу слишком долго. Что раздражало. Пэйн считала, что в борьбе хороши все средства, но существовала разница в половой принадлежности, которая не подлежала обсуждению, и мужчины были просто напросто крупнее, а, следовательно, сильнее.

И как бы сильно не возмущал этот биологический факт, сделать она ничего не могла.

Каждый раз, когда Пэйн выбивала его из колеи благодаря своему превосходству по скорости, это добавляло сладости победе.

Король проворно вскочил на ноги и развернулся, его длинные черные волосы веером описали круг, а потом опустились на белые дзюдоги[49]. В черных очках, с огромными мышцами, он был великолепен – лучшая вампирская кровная линия, неразбавленная ни человеческой, ни какой другой кровью.

Хотя это и было частью его проблемы. Она слышала, что чистота крови и послужила причиной его слепоты.

Когда Пэйн поднялась на ноги, спину кольнул спазм, но она проигнорировала резкую боль и снова стала мериться силами с противником. На этот раз она нападала, размахивая и рубя с плеча, и умение cлепого Рофа парировать ее удары было совершенно удивительным.

Может быть, именно поэтому он никогда не жаловался на свои проблемы. Опять же, они мало разговаривали, и это ее полностью устраивало.

Хотя Пэйн было интересно, какую жизнь он вел там, на Другой Стороне.

И она завидовала его свободе.

Они продолжили противостояние, маневрируя вокруг фонтана, затем к колоннам и ближе к двери, которая вела в Святилище. Затем обратно. А потом еще раз по тому же маршруту.

К концу сессии оба были в синяках и ссадинах, но их это не беспокоило. Как только их руки упадут вдоль тел, и обмен ударами прекратится, травмы сразу же начнут заживать.

Последний удар принадлежал ей, и это был потрясающий хук снизу, прилетевший в подбородок Короля с силой булавы – его голова откинулась назад, а волосы снова взлетели в воздух.

Они всегда приходили к молчаливому согласию по поводу того, когда пришло время заканчивать драку.

Они остужали свой пыл, прогуливаясь рядом с фонтаном, потягивая мышцы, с треском возвращая на место шейные позвонки. Вместе они мыли лица и руки в прозрачной, чистой воде и вытирались мягкой тканью, которую Пэйн просила готовить заранее.

Несмотря на то, что они обменивались ударами, а не словами, она стала думать о Короле как о друге. И доверять ему.

Впервые в жизни.

И они действительно были просто друзьями. Несмотря на то, что она могла любоваться издалека его значительными физическими данными, искры притяжение между ними не было – это было одной из причин, почему все шло так, как шло. В другом случае их общение причиняло бы ей только неудобство.

Нет, он, как и никто другой, не интересовали ее в сексуальном плане. Мужчины-вампиры имели тенденцию командовать и всеми управлять, особенно те, что были благородного происхождения. Они не могли ничего с этим поделать, это еще раз доказывало, что кровь определяла поведение. И так уже достаточно людей принимали за нее решения по поводу ее собственной жизни. Последнее, что ей сейчас было нужно, это еще один такой человек.

– Ты в порядке? – спросил Роф, когда они присели на краю фонтана.

– Да. А Вы? – Она не возражала, что он всегда спрашивал, в порядке ли она. Первые пару раз это обижало – можно подумать, она не может справиться с болью после спарринга. Но потом Пэйн поняла, что это не имеет ничего общего с ее полом, и он задал бы этот вопрос любому, кто имеет к нему отношение.

– Я прекрасно себя чувствую, – сказал он, улыбнувшись и сверкнув огромными клыками. – Кстати, тот захват рукой был весьма крут.

Пэйн улыбнулась широко, до боли в щеках. Еще ​​одна причина, по которой ей нравилось быть с ним. Поскольку он не мог видеть, не было никаких причин скрывать свои эмоции, и ничто не могло заставить Пэйн сиять ярче, чем его признание в том, что она произвела на него впечатление.

– Ну, Ваше Величество, ваш прием с опрокидыванием на спину чуть меня не убил.

Теперь он улыбался еще шире, и на мгновение она подумала, что ее похвала что-то значит для него. – Там дело было в массе тела, – тихо сказал он.

Внезапно Роф повернулся к ней, и из-за темных очков, которые он всегда носил, ей показалось, что он выглядел жестоким. И все же он уже много раз доказал ей, что это не так.

Он откашлялся. – Спасибо тебе за это. Дома плохи дела.

– Как так?

Теперь он отвернулся, и как будто смотрел куда-то вдаль, за горизонт. Что, скорее всего, было пережитком того времени, когда он прятал свои эмоции от других. – Мы потеряли женщину. Враг забрал ее. – Он покачал головой. – И один из наших от этого очень страдает.

– Они были парой?

– Нет ... но он ведет себя так, как будто они были вместе. – Король пожал плечами. – Я упустил момент, когда между ними возникла связь. Мы все его упустили. Но... она была, и сегодня это вышло на поверхность с катастрофическим размахом.

Жажда знаний о смертной земной жизни, что была так хрупка, но, в то же время, ярка, заставила Пэйн наклониться вперед: – Что случилось?

Король откинул волосы назад, и вдовий пик резко выделился на его золотисто-коричневой коже. – Сегодня он зарезал лессера. Просто выпотрошил его.

– Но ведь это его долг, разве нет?

– Не в сражении. Это произошло в доме, где убийца держал женщину взаперти. Ублюдка надо было допросить, но Джон просто разорвал его на части. Джон хороший парень... но эта хрень связанного мужчины... может быть смертельно опасна, в самом плохом смысле слова, понимаешь, о чем я?

Воспоминания о Другой Стороне, о попытках исправить то, что неправильно, о сражениях, о…

В дверях, ведущих из личных покоев, появилась Дева-Летописеца. Ее черные одежды парили над мраморным полом.

Король встал и поклонился... но в его движении не было ни грамма подобострастия. Еще одна причина, по которой он нравился Пэйн. – Дражайшая Дева-Летописеца.

– Роф, сын Рофа.

И на этом... все. Задавать вопросы матери расы не позволялось, а сама она хранила молчание, поэтому в воздухе повисла тишина.

Да, потому что – да храни нас судьба – никто не захочет обременять эту женщину вопросами. И было ясно, почему она прервала их с Рофом общение: мать не хотела, чтобы Пэйн пересекалась с внешним миром.

– Я удаляюсь, – сказала Пэйн Королю. Потому что не могла отвечать за те слова, что сорвутся с ее губ, если ее мать посмеет ее прогнать.

Король выставил вперед свой кулак. – Прощаюсь. Увидимся завтра?

– С удовольствием. – Пэйн ударила по нему костяшками пальцев – он сказал, что так принято – и направилась к двери, которая вела в Святилище.

По другую сторону белых панелей, ярко-зеленая трава шокировала глаз, и она моргнула, проходя мимо храма Праймэйла, направляясь к чертогам Избранных. Желтые, розовые и красные цветы теперь росли повсюду, веселые тюльпаны смешивались с бледно-желтыми нарциссами и ирисами.

Весенние цветы, насколько она могла помнить с того короткого времени, что она провела на земле.

Здесь всегда была весна. Всегда на грани, никогда не достигая полного великолепия и дерзкой жары лета. Или того... что она считала летом по прочитанным книгам.

Здание с колоннами, в котором проживали Избранные, было поделено на комнатки кубической формы, которые давали своим жильцам немного уединения. Большая их часть пустовала, и не только потому, что Избранные были видом исчезающим. С тех пор как Праймэйл их «освободил», частная коллекция Девы-Летописецы состоящая из легких как воздух бездельниц поредела благодаря их путешествиям на Другую сторону.

Удивительно, но ни одна из них не отказалась от позиции Избранной. Однако, в отличие от того, что было раньше, хоть они и решили переехать в личный особняк Праймэйла, им все равно было позволено возвращаться обратно в святилище.

Пэйн направилась прямиком в купальни и с облегчением поняла, что была здесь абсолютно одна. Она знала, что «сестры» не понимают, зачем она встречается с Королем, и наслаждалась спокойствием после упражнений без посторонних глаз.

Общее купальное место располагалось в мраморном пространстве с высокими потолками. На дальнем конце огромного бассейна струился водопад. Как и везде в святилище, законы рациональности здесь не работали: теплый, стремительный поток, что лился через край белого камня, всегда был чистым, свежим, несмотря на то, что не было видно ни источника воды, ни ее стока.

Сняв с себя одежды, которые она сшила на манер дзюдоги, как называл это Роф, Пэйн в одном нижнем белье вошла в бассейн. Температура воды всегда была идеальной... что заставляло ее мечтать о ванне с очень горячей или очень холодной водой.

В центре огромной мраморной чаши было достаточно глубоко, чтобы плыть, не касаясь дня, и ее тело наслаждалось растягивающими движениями в невесомости воды.

Да, несомненно, это была лучшая часть спарринга. За исключением того момента, когда она нанесла Рофу тот коронный удар.

Она доплыла до водопада, вынырнула и расплела волосы. Они были длиннее, чем у Рофа, и она научилась не только заплетать их в косу, но и сворачивать на затылке. В противном случае, коса болталась как трос, которым он запросто мог ее обмотать.

Под струями водопада ее ждало душистое мыло, и она воспользовалась им, чтобы намылить все тело. Повернувшись, чтобы смыть пену, Пэйн обнаружила, что уже не одна.

Но, по крайней мере, прихрамывающая фигура в темных одеждах не была ее матерью.

– Приветствую, – обратилась к ней Пэйн.

Ноу-Уан поклонилась, но ничего не ответила, продолжая идти, и Пэйн пожалела, что оставила свою одежду на полу.

– Я подниму, – сказала она, голос эхом отразился в пространстве купальни.

Ноу-Уан[50] только покачала головой и подняла с пола ткань. Женщина была так прекрасна и спокойна, выполняя свои обязанности без единой жалобы, хоть была и ограничена в движениях.

И хотя она никогда не разговаривала, не трудно было догадаться, что история ее жизни очень печальна.

Еще одна причина презирать женщину, которая породила расу, подумала Пэйн.

Избранные, как и Братство Черного Кинжала, воспитывались в определенных рамках, и от них всегда ожидали определенный результат. В то время как мужчины должны иметь густую кровь и мощную спину, быть агрессивными и достойно проявлять себя в сражениях, считалось, что женщины должны быть умным и стойкими, способными усмирить низменные наклонности мужчин и сделать расу более цивилизованной. Инь и Ян. Две части одного целого, нуждающегося в обоюдном кормлении кровью, – это гарантировало уверенность, что мужчина и женщина будут связаны друг с другом навсегда.

Но не все было в порядке в этой божественной схеме. На самом деле, близкородственные отношения привели к проблемам, и, хотя в случае Рофа, закон гласил, что как сын Короля, он должен был занять трон в любом случае, и неважно, есть ли у него физический дефект или нет, Избранным повезло меньше. Законы размножения чурались дефектов. Так было всегда. И такие как Ноу-Уан, имеющие физический недостаток, были низведены до положения прислуги, которая прикрывала тело темным плащом... скрытое, вечно молчащее недоразумение, к которому, тем не менее, относились с «любовью».

Которая больше похожа на «жалость».

Пэйн знала, что чувствует эта женщина. И дело не в физическом дефекте, а в том, что тебя низводят в такое положение, в котором твои ожидания и надежды никогда не оправдаются.

И говоря о надеждах...

Лэйла, еще одна Избранная, вошла в купальню и сняла свои одежды, передав их Ноу-Уан с нежной улыбкой, которая была ее фирменным знаком.

Но улыбка погасла, когда она опустила глаза и вошла в воду. На самом деле, казалось, что девушка запуталась в мыслях, которые были далеко не приятными.

– Приветствую тебя, сестра, – сказала Пэйн.

Лейла подняла голову и вскинула брови. – Ах... Воистину, я не знала, что ты здесь. Здравствуй, сестра.

Низко поклонившись, Избранная присела на одну из подводных мраморных скамеек, и хотя Пэйн была не самым разговорчивым собеседником, что-то тяжелое повисло в воздухе вокруг этой девушки, и это привлекло ее внимание.

Завершив омовение, она подплыла и села рядом с Лейлой, которая промывала колотые ранки на запястье.

– Кого ты кормила? – спросила Пэйн.

– Джона Мэтью.

Ах, да, наверное, того мужчину, о котором рассказывал Король. – Все прошло, как положено?

– Безусловно. В самом деле, все так и было.

Пэйн склонила голову на край бассейна и посмотрела на белокурую красоту Избранной. Через некоторое время, она тихо спросила девушку: – Могу ли я узнать у тебя кое о чем?

– Конечно.

– Причину печали. Ты... ты всегда возвращаешься грустная. – Хотя она знала почему. Для женщины, принуждение к сексу и кормлению лишь потому, что это традиция, было абсолютным насилием над личностью.

Лейла рассматривала следы укуса на собственной вене с какой-то бесстрастной сосредоточенностью, как будто ее озадачила та или иная ранка. А потом покачала головой. – Я не должна сетовать на благодать, дарованную мне.

– Благодать? Воистину, мне кажется, ты имеешь нечто совсем другое. Проклятие здесь более уместное слово.

– О нет, это благодать служить…

– Нет, правда, не стоит прятаться за такие слова, когда твой внешний вид противоречит тому, что твориться у тебя на сердце. И как всегда, если критические слова относительно Девы-Летописецы жаждут сорваться с твоих губ, подходи и располагайся у моего огня. – Когда шокированный светло-зеленый взгляд метнулся вверх, Пэйн пожала плечами. – Я не скрываю своих чувств. Никогда.

– Нет ... Ты и не должна. Просто это кажется так...

– Неподобающе? Неуместно? – Пэйн хрустнула костяшками пальцев. – Какая жалость.

Лейла долго и медленно выдохнула. – Ты знаешь, я была надлежащим образом обучена. Как эрос.

– И тебе это не нравится…

– Вовсе нет. Это то, чего я не знаю, но хотела бы узнать.

Пэйн нахмурилась. – Тебя не используют по назначению?

– Поистине, меня отверг Джон Мэтью в вечер его перехода, после того как я наблюдала его благополучное изменение. И когда я кормлю Братьев, то остаюсь нетронутой.

– Прошу пр... – Она правильно расслышала? – Ты хочешь заняться сексом? С одним из них?

Тон Лейла стал рассудительным. – Ты, конечно, как никто их моих сестер можешь понять, каково это быть никем и не иметь возможности использовать свои способности должным образом.

Ну... она все поняла не совсем верно. – При всем уважении, я не могу понять, почему ты хочешь ... этого ... с одним из тех мужчин.

– Почему я не должна этого хотеть? Братья и трое молодых воинов красивы и полны грозной силы. И теперь, когда Праймэйл покинул нас нетронутыми... – Лейла покачала головой. – Я хочу испробовать того, чему меня так хорошо обучили, и о чем я так много читала. Хотя бы раз.

– По правде говоря, я не чувствую в себе ни малейшей склонности к подобному. Никогда не испытывала, и, я думаю, никогда не буду. Я предпочитаю сражаться.

– Тогда я завидую тебе.

– О?

Взгляд Лейлы стал древним, как у старухи. – Гораздо лучше быть незаинтересованной, чем ненужной. Первое несет в себе облегчение. Второе – лишь пустоту и тяжкий груз.

Подошла Ноу-Уан, неся поднос с нарезанными фруктами и свежевыжатым соком, и Пэйн сказала: – Ноу-Уан, ты не хочешь к нам присоединиться?

Лейла улыбнулась служанке. – В самом деле. Присоединяйся, пожалуйста.

Покачав головой и поклонившись, Ноу-Уан просто оставила им трапезу, которую так предусмотрительно подготовила и, прихрамывая, вышла из купальни через мраморную арку.

Пэйн все еще хмурилась, когда осталась вдвоем с Лейлой в полной тишине. Размышляя над тем, чем они только что поделились друг с другом, было трудно понять, каким образом они могли иметь столь различные мнения и в то же время обе оставаться правыми.

Ради Лейлы, Пэйн хотелось ошибаться – какое это разочарование тосковать о том, что в реальности было гораздо хуже, чем в мечтах.