Возлюбленный мой

Глава 42

Спустя час в доме Элиу Ретбуна снова стало тихо.

Попытка Грега прорваться на третий этаж закончилась провалом, и он долго ждал, пока дворецкий наконец спустится вниз, прежде чем предпринять еще одну.

Он и Холли провели это время не в постели, как это бывало раньше , по старой привычке, а за разговорами. И чем больше они разговаривали, тем больше он понимал, насколько же мало он ее знал. Он не знал, что она увлекалась таким обычным занятием как вязание. Или то, что она мечтала работать в реальных телевизионных новостях –что, на первый взгляд, не так уж и шокировало: очень много женщин, постоянно кивающих словно болванчики, соглашающихся со всеми, отличались амбициями более высокими, чем представлять дилетантов-карьеристов или комментировать, как правильно есть тараканов. И он знал, что когда-то Холли даже пробовала себя в роли ведущей новостей на одном из Питсбургских каналов, пока ее не уволили с этой начальной должности[82].

И раньше он понятия не имел, какова была реальная причина ее увольнения с первого места своей работы. Женатый директор ожидал, что она будет выполнять другую, более интимную работу, и когда она отказала, он подстроил, чтобы она провалила эфир, а затем уволил ее.

Грег видел запись того репортажа, где она спутала слова. Он хорошо знал свою работу, и хотя ее прослушивание прошло на ура, он, как впрочем и всегда, не поленился отыскать информацию о ее прошлом.

Но, скорее всего, первое, на что он обратил внимание, это было ее красивое лицо и большая грудь, вот и все.

Однако это было не самое худшее из его заблуждений. Он не знал, что у нее есть брат. Инвалид. Которого она содержала.

И она показала ему фотографию, на которой они были вместе.

И когда Грег спросил напрямую, как так вышло, что он ничего не знал о парне, Холли сказала ему честно, как и было: потому что он обозначил черту в их отношениях, и семья выходила за ее пределы.

Естественно, его реакция была типично мужской – он сразу же начал защищать себя, но проблема крылась в том, что она была абсолютно права. Он обозначил границы чертовски ясно. А именно: никакой ревности, никаких объяснений, ничего постоянного и ничего личного.

Не самое лучшее положение, в котором может оказаться женщина.

И это осознание заставило его притянуть Холли к себе, прижать к груди, положить подбородок ей на макушку, лаская ее спину. И прежде чем погрузиться в сон, она что-то тихо-тихо пробормотала. Что-то вроде того, что эта ночь была лучшая из всех, что они когда-либо проводили вместе.

И это несмотря на сильнейшие оргазмы, что он ей когда-то дарил.

Ну, дарил, когда ему было это выгодно. Можно назвать сотню свиданий, которые он отменил в последнюю минуту и телефонные сообщения, остававшиеся без ответа, и игнор, как словесный, так и физический.

Господи... каким же дерьмом он был.

Когда Грег все-таки встал, чтобы уйти, он накрыл Холли одеялом, включил камеру и выскользнул из комнаты. Вокруг царила тишина.

Крадясь по коридору, он вернулся к двери с табличкой «Выход» и нырнул на ту, черную лестницу. Вверх по ступенькам, пролет, еще ступеньки, и вот он у дверей.

На этот раз он стучать не стал. Он достал тонкую отвертку, которую обычно использовал при работе с видео-оборудованием и начал вскрывать замок. На самом деле, это оказалось легче, чем он думал. Один толчок, сдвиг и дверь распахнулась.

Причем без скрипа, что удивительно.

Поджидавшее его по другую сторону шокировало так, как ничто и никогда в жизни.

Третий этаж представлял из себя огромное, пещерообразное пространство со старомодными, неотесанными половицами и выпуклым с обоих сторон потолком. На дальнем конце располагался стол с керосиновой лампой на нем, и свечение окрашивало в золотисто-желтый цвет гладкие стены ... и черные сапоги того, кто сидел в кресле рядом с источником света.

Здоровенные сапоги.

И вдруг, Грегу стало абсолютно ясно, кто этот сукин сын и что он сделал.

– Я снял тебя на камеру, – сказал Грег темной фигуре.

Ответом ему послужил мягкий смех, от которого надпочечники Грега ускоренно заработали: низкий и холодный – так смеялся убийца, прежде чем начинать орудовать ножом.

– Правда?

Этот акцент. Какой он? Не французский... не венгерский...

Какая разница. По рассказам Холли, он был выше и сильнее, чем казалось на самом деле. – Я знаю, что ты сделал. В позапрошлую ночь.

– Я бы предложил тебе присесть, но как видишь, здесь всего один стул.

– Я не собираюсь торчать здесь чертову вечность. – Грег сделал шаг вперед. – Я знаю, что произошло с ней. Она не хотела тебя.

– Она хотела секса.

Гребаный ублюдок. – Она спала.

– Серьезно? – Носок сапога качнулся вверх-вниз. – Внешнее представление, как и как внутренний мир, может быть крайне обманчиво.

– Да кем ты себя возомнил, черт возьми?

– Я владелец этого прекрасного дома. Вот кто я. Я тот, кто дал вам разрешение развлекаться здесь со своими камерами.

– Ну, тогда можешь прямо сейчас поцеловать меня в задницу. Я это место рекламировать не стану.

– О, а я думаю, что станешь. Не сможешь себя побороть.

– Ты ни хрена обо мне не знаешь.

– Я думаю, как раз наоборот. Ты не знаешь... ни хрена, как ты это называешь... о себе самом. Она произнесла твое имя, кстати. Когда кончала.

Это привело Грега в ярость, до такой степени, что он сделал еще один шаг вперед.

– Я бы на твоем месте был осторожнее, – сказал голос. – Если не хочешь пострадать. Ходят слухи, что я безумен.

– Я звоню в полицию.

– У тебя нет оснований. Секс был по обоюдному согласию и все такое.

– Она спала!

Ботинок сдвинулся и опустился на пол. – Следи за тоном, парень.

Еще до того, как настало время взорваться от нанесенного оскорбления, мужчина в кресле подался вперед... и у Грега пропал голос.

То, что явилось на свет, не имело ни какого смысла. Вообще никакого смысла.

Это был портрет. Снизу в гостиной. Только живой и дышащий. Единственная разница заключалась в том, что волосы не были убраны назад, они падали на плечи и были в два раза гуще, чем у Грега, и черного цвета с темно-красными прядями.

О, Боже... а глаза были цвета восхода солнца, сверкающего бледно-розового оттенка.

Совершенно гипнотизирующие.

И да, в какой-то мере, безумные.

– Я предлагаю, – снова этот протяжный, странный акцент, – Чтобы прямо сейчас ты покинул чердак и вернулся к своей прекрасной даме.

– Ты потомок Рэтбуна?

Человек улыбнулся. Хм... что-то было явно не в порядке с его передними зубами. – У нас с ним есть кое-что общее, это правда.

– Господи...

– Самое время для тебя уйти и завершить свой небольшой проект. – Мужчина больше не улыбался, что стало в какой-то мере облегчением. – И небольшой совет вместо хорошего пинка под задницу, который мне так хочется тебе отвесить. Тебе бы стоило заботиться о своей даме лучше, чем ты делал это в последнее время. У нее к тебе искренние чувства, и это не ее вина, и ты их совершенно не заслуживаешь – иначе от тебя бы так не разило раскаянием. Тебе повезло быть рядом с той, кого ты хочешь, и хватит вести себя как слепой идиот.

Грега вообще сложно было шокировать. Но впервые в жизни, он не знал, что сказать.

Откуда незнакомец все знал?

И Господи, Грег ненавидел саму мысль о том, что Холли спала с кем-то еще... но она произнесла его имя?

– А теперь помаши мне ручкой, – Рэтбун поднял свою и помахал ею как ребенок. – Я обещаю оставить твою женщину в покое только в том случае, если ты перестанешь ее игнорировать. А теперь уходи, пока-пока.

Не контролируя свои движения, повинуясь странному рефлексу, Грег поднял руку и слабо помахал, прежде чем повернуться к незнакомцу спиной и направиться к двери.

Господи, как же раскалывалась голова. Боже... проклятье... почему... где…

Мысли стопорились, словно залипшая коробка передач.

Вниз на второй этаж. В свою комнату.

Сняв с себя одежду и нырнув в постель в одних боксерах, он пристроил свою больную голову на подушку рядом с Холли, притянул ее к себе и попытался вспомнить...

Он должен был что-то сделать. Что-то, что…

Третий этаж. Он должен был подняться на третий этаж. Он должен был выяснить, что там…

Боль с новой силой пронзила мозг, похоронив не только импульс пойти куда-то, но и сам интерес к тому, что крылось там, на чердаке.

Он закрыл глаза, и ему привиделось нечто странное – незнакомец-иностранец со знакомым лицом... но потом он чертовски быстро вырубился, и ничто уже не имело значение.