Возмущение праха

14. ПРОКОПИЙ

— Не бойся, все хорошо. Не сердись, это был другой человек. — Стараясь ее успокоить, я осторожно гладил ее виски и щеки.

— Я уже поняла это, но все равно страшно. Впрочем, мне ли говорить… Спасибо, это могло бы меня убить. — Она слабо пожала мою руку.

Я взял ее руки в свои и стал целовать кончики пальцев, а она их подставляла мне по очереди, следя, чтобы ни один не был пропущен. Затем она растопырила пальцы веером и, указывая на ложбинку между основаниями среднего и безымянного пальцев, спросила:

— А это место ты можешь поцеловать?

Я попробовал, но, конечно, смог проникнуть туда лишь кончиком языка, она же смеялась, утверждая, что ей ужасно щекотно, но продолжала держать руки у моего лица. Эта забава оказалась необычайно возбуждающей, и я стал опасаться, что сейчас мы, не считаясь ни с чем, займемся любовью.

— Да, ты прав, я еще не готова, — засмеялась она и спрятала руки под легкое покрывало, которое, по случаю теплой ночи, использовала вместо одеяла.

— Не бойся, я уже образумился и теперь за себя ручаюсь.

— Зато я за себя не ручаюсь. Давай лучше поговорим.

— Хорошо. Расскажи, что еще ты хотела мне показать?

— Насколько я помню, ты не выразил энтузиазма по этому поводу.

— Я же говорю — это был другой человек. На самом деле он не опасен и не так плох, как кажется. Он просто еще ребенок.

— Да, да, я пошутила. Я это поняла, но не сразу. А другие на замечают, что в тебе живет не один человек?

— Нет, ты первая. И единственная, с кем я могу об этом говорить. Наверное, это относится к шизофреническому кругу явлений?

— Формально — да… но не знаю… человек — явление многослойное и устроен гораздо сложнее, чем принято думать. И скажи: давно с тобой это?

— В расплывчатой форме — давно, а в такой явной, как сейчас, — года три. А ты мне вот что скажи, раз уж ты меня раскусила, — это тебе не противно?

— Нет конечно. Не ручаюсь за будущее, но сейчас — ты мой нейродонор, то есть существо, биологически предельно близкое. Да и мне ли воротить нос, когда и сама я — монстр? Мы с тобой два сапога пара. — Ее лицо стало неподвижным, и зрачки глаз вдруг исчезли, открывая черные дырочки в неведомый ночной провал.

Я один раз уже это видел и испытывал сейчас не испуг, а жалость. Склонившись над ней, я стал осторожно целовать эти странные глаза, предназначенные, казалось, для другого, быть может даже не человеческого, лица.

Когда ее лицо снова стало лицом сногсшибательной девчонки с яркими сияющими глазами, она благодарно кивнула и прижалась щекой к моей ладони.

— Существо, биологически близкое… я тоже думал об этом. Не хочешь ли ты сказать, что у нас с тобой происходит нечто вроде инцеста?

— Считай, так, — засмеялась она беззаботно и — может быть, мне почудилось — даже чуть злорадно. — Ты бываешь иной раз серьезен, как прирожденный клоун. Я тебя утешу, дружок: снявши голову, по волосам не плачут.

— Насчет снятия головы — я бы не хотел, чтобы это стало для нас постулатом…

— Ты это что, специально? — Она задохнулась от смеха. — Ты уморишь меня, давай о другом… Лучше вот что скажи: о каком Пальце ты думаешь время от времени? Для тебя это больное. Оно не связано с этим? — Она коснулась безымянного пальца моей правой руки, где отсутствовала последняя фаланга.

— Связано. И я тебе все расскажу, но, если позволишь, потом. Поверь мне, история настолько омерзительная, что не стоит ее впускать в наш с тобой сегодняшний мир… Так все-таки, что же ты хотела мне показать?

— Голограмму. Подлинный зрительный образ из подлинного сна, наш коронный демонстрационный объект… Ну вот, я снова полна сил и энергии. — Она села на кровати и попыталась застегнуть на платье верхнюю пуговку, но при этом почему-то расстегнулись все остальные.