Возмущение праха

9. ПРОКОПИЙ

Задержав на моем виске пальцы, она застыла, словно задумавшись, а я разглядывал оказавшуюся перед глазами ее руку и дивился ее совершенству.

— Ты меня слышишь? — спросил я негромко, хотя и так знал, что слышит. — Я слыхал о такой болезни, когда люди пьют воду и не могут напиться, они пьют без конца и от этого умирают. Я тебя пью и пью, и не могу напиться, и совсем не знаю, хотел бы я или нет от этого умереть. Я хочу любить тебя здесь, — я потрогал мизинцем ямку на ее руке, на внутренней стороне, против локтя, — и не знаю, во что мне следует превратиться, чтобы любить тебя именно в этом месте.

— Ты странный человек: только что был тупым хамом, а теперь говоришь так красиво. — Она подставила моим губам ямку, что против локтя, и, чтобы она пришлась точно к моим губам, ей пришлось неловко изогнуть талию, и одна ее грудь перекосилась, а другая смялась на ковре. И я целовал ямку около локтя, но уже любовался неловко изогнутой талией и грудью, которая перекосилась, и второй, которая смялась на ковре, и хотел уже любить ее там.

— Подожди, сейчас ты и это получишь, но сначала поцелуй меня здесь. — Она медленно передвигала руку перед моими губами, отчего ее талия изгибалась все напряженней. — То, что ты говоришь, опасно, потому что это начало вселенского блуда, стоит только начать, ты ведь можешь потом захотеть не ямку, а линию руки и цвет волос или кожи. Днем сегодня, когда я тебя искала, я любила город и хотела, чтобы он меня любил, я хотела вступить с городом в плотскую связь. А ведь можно возжелать и небо, и звезды. Это и есть блуд вселенский, космический. И мне не нравится то, что ты говоришь, потому что во мне еще не иссякла самая обычная похоть.

Наклонившись надо мной и опершись на руки, она подставляла моим губам по очереди соски обеих грудей.

— А теперь, раз ты мудр и кроток, я буду делать с тобой что хочу. Я хочу сейчас любить тебя тихо, хочу любить медленно, хочу любить вот так. — Осторожно касаясь пальцами и губами моего тела, она побудила меня повернуться на спину и села сверху, постепенно принимая меня внутрь.

Она двигалась очень медленно, вызывая во мне мучительно-блаженные ощущения, и лепетала шепотом что-то неразборчивое, неизвестно к кому или чему обращаясь. Ее пришептывания ласкали так же ощутимо, как и руки, они стали казаться громкими и слились с ее движениями в странную шелестящую музыку, в которой хотелось раствориться полностью. Стены и потолок исчезли, и открылось пространство, заполненное пульсирующими волнами света, они омывали Полину и размывали ее тело. В музыку вплелись ее стоны, пульсация звука и света становилась все напряженнее, и мне наконец удалось раствориться в потоке света, принявшем в себя Полину, когда ослепительная вспышка разметала все видимое и наступил покой.