Не может ли также орудие, указанное Каразиным, быть употреблено для прямого действия на трупы в видах исследования и даже, быть может, оживления, и не будет ли это первым шагом на пути к воскрешению?
— Представь себе, знаю. Продолжай, не размазывай, — оборвал я ее резким тоном.
— Странно, — она исподлобья, с сомнением поглядела на меня, — предположим… Так вот, нейроны, хранители информации, соединены между собой дендритами, каждый нейрон может быть связан с двумя или несколькими другими. В любом мозгу, даже в вашем, — не удержалась она, — таких связей миллиарды. Нейронная сеть — структура невероятно сложная, многомерная и к тому же самоорганизующаяся. Каждая ячейка, нейрон, может пребывать в состоянии покоя либо возбуждения… двоичные элементы. Нейрон, возбуждаясь, передает соответствующий импульс связанным с ним элементам, а те, по определенным законам, могут на него отреагировать переходом от покоя к возбуждению либо остаться в исходном состоянии. Зоны покоя и возбуждения могут охватывать целые области мозга, но они динамичны, постоянно пульсируют даже во сне, и все это, вместе взятое, составляет то, что в просторечии именуется памятью, мыслями, воображением… Вы хоть что-нибудь понимаете?
— Понимаю, давай дальше. Подумаешь, бином Ньютона.
— Харченко совершил почти невозможное: он построил математическую модель нейронной сети — упрощенную, схематичную, но все же как-то отражающую реальность. И сразу же получил ошеломляющий результат: должны существовать группы нейронов, числом от нескольких единиц и более, при одновременном возбуждении которых начнется тотальное возбуждение всех связанных с ними элементов в пределах определенной области, а через доли секунды все нейроны этой области одновременно вернутся в состояние покоя, то есть вся информация, имевшаяся в этой зоне, мгновенно уничтожается. Харченко очень удачно назвал это явление цепной реакцией, а результат — сжиганием информации. Нечто похожее происходит в мозгу в случаях шоковой амнезии… Далее последовала экспериментальная часть работы. Харченко — виртуоз эксперимента. Он разработал две уникальные методики: поиска нужных групп нейронов с помощью тестовой системы раздражителей и избирательного возбуждения нервных клеток. Или, если вам так понятнее: он научился опознавать на томографе нужные группы нейронов и возбуждать их посредством рентгеновских лазеров, тем самым вызывая цепную реакцию. То есть он владеет технологией адресного уничтожения информации в мозгу, и на эту технологию, насколько я поняла, есть покупатели.
— Еще бы… А имеются у него еще технологии, на которые есть покупатели?
— Пока неясно. По-видимому, имеются, но об этом он пока не говорил.
— Постарайся, чтобы заговорил… Ты — гениальный популяризатор, можешь писать детские энциклопедии. А куда он девал своих подопытных после сеансов — тоже в психушку?
— Я же говорила, — она презрительно оттопырила нижнюю губу, Харченко — виртуоз эксперимента. Это вам не Щепинский. Все его подопытные оставались здоровыми и жизнеспособными, только с теми или иными провалами в памяти.
— Ладно. Постарайся навести разговор на лабораторию «икс», но впрямую не расспрашивай. Помни, это — твоя смерть.
Вряд ли стоило надеяться, что она расколет Харченко относительно «икс»-лаборатории, и я решил действовать своими средствами. Для начала следовало ознакомиться с ней визуально.
К налету на «Извращенное действие» я готовился тщательно. Первый визит — самый ответственный. Требовалась серьезная команда, и за людьми пришлось обратиться к Порфирию. Кроме моих ребят, я получил двух яйцеголовых спецов — по компьютерам и охранной электронике — и взял еще пару горилл в качестве мускульной силы. Специалиста по сейфам у Порфирия не нашлось, и в ответ на эту просьбу он даже открыл рот, чтобы прошепелявить:
— У нас не малина.
Я начал перебирать в памяти знакомых медвежатников — да с тех пор ведь время прошло, где их норы отыщешь… профессия угрюмая, творческая. И тут мне вспомнилось, как этой весной на чердаке моего дома Вася открыл запертую дверь — не то гвоздем, не то проволокой, не задерживаясь, будто засов отодвинул, и главное, тренированным лаконичным движением.
Когда я у него спросил, как он относится к сейфам, он ответил хотя и с шутовским, но достаточно натуральным самохвальством:
— Сейф — это мы могем. И даже с нашим удовольствием. — Так обычно в кино разговаривали купцы дореволюционной России.
— Ты мне об этом не говорил.
— Так вы и не спрашивали, — флегматично пожал он плечами.
— Там три сейфа, и еще сейфовый замок на холодильнике… взять кого-нибудь в помощь?
— Обидеть хотите, начальник? — ответил он вопросом на вопрос.
Джеф предложил взять на дело Кобылу, в качестве экскурсовода, но я покачал головой: не следовало ее засвечивать перед Бугаем. Она заранее нарисовала, в меру своей осведомленности, планировку помещений по этажам, обозначив все достойные внимания объекты, и к началу визита и я, и мои ребята отлично ориентировались на всех пяти этажах этого достославного научного учреждения. Объектами нашего пристального внимания были, помимо лаборатории «икс», лаборатория, где происходили сеансы рекомбинации, и кабинет Щепинского.
Обеих горилл Порфирия я оставил на входе, пасти и подстраховывать Бугая, — мало ли что может свариться в его неповоротливом уме.
Сигнализации на дверях нигде не было, это мы знали от Кобылы, а с кодовыми замками Вася управился с легкостью. Внутрь помещений, на случай если там есть какая-нибудь следящая аппаратура, запускали сначала электронщика с индикаторами, но он нигде ничего не обнаружил. По стенам, на кронштейнах, кое-где имелись видеокамеры, но наш спец ответственно заявил, что их отродясь не включали. Вообще, сколько-нибудь серьезной заботы об охране лабораторий от посетителей вроде нас не замечалось — Щепинский, надо думать, считал опеку устрашающих ведомств достаточным основанием, чтобы позволить себе беспечность.
Предоставив электронщика самому себе — он сказал, ему охота поковыряться в телекамерах, я расставил людей по рабочим местам, напомнив им, чтобы стирали за собой отпечатки пальцев, а еще лучше — их бы вовсе не оставляли.
Основательно пришлось попотеть спецу по компьютерам — их нашлось в интересующих нас помещениях семь штук. Какой-либо системы информационной защиты в них не обнаружилось, но и существенной информации не было — только стандартные вспомогательные программы. Для меня это не было неожиданностью: по данным Кобылы, Щепинский в компьютерах рабочих программ не держал и перед сеансами каждый раз загружал их с дискет. Тем не менее парень методично переписал на принесенные с собой дискеты содержимое всех винчестеров, пояснив, что и по набору стандартных программ иногда можно кое о чем судить.
Как только Вася с достойной всяческих похвал аккуратностью вскрыл первый сейф, появилось два десятка дискет, а всего их в трех сейфах оказалось более полусотни. Это количество не смутило компьютерщика: он наладил копирование дискет параллельно на трех компьютерах, едва успевая перебегать от одного к другому, когда они писком или урчанием требовали к себе внимания. В числе прочих он с академическим педантизмом скопировал и несколько дискет, содержащих компьютерные игры, что мне показалось довольно забавным.
Джефа я все время держал около себя в качестве, так сказать, фотоадъютанта, и он фотографировал все, что я разглядывал, — от панелей управления электронных приборов и найденных в сейфах документов с грифом «секретно» до интерьеров лабораторий.
Тем временем Вася справился с интриговавшим меня сейфовым замком холодильника, но, сунувшись внутрь, вместо ожидаемой отгадки я получил новые загадки. Камера была совершенно пуста. Я мысленно перечислил достойные внимания обстоятельства: во-первых, это был не холодильник, а морозильник, во-вторых, внутри сильно пахло антисептиком и, в-третьих, сейчас, несмотря на отсутствие содержимого, морозильная установка работала, то есть подлежащие хранению объекты могли ожидаться в любой момент. Невольно сопоставив запах антисептика, низкую температуру и габариты камеры, я был вынужден прийти к мысли о трупах. По-видимому, здесь находилось не что иное, как своеобразный офисный мини-морг. Неужели они тоже заняты воскрешением покойников?.. Крот ответственно утверждал, что Щепинский пока далек от таких возможностей.
Операция шла к концу, компьютерщику оставалось переписать всего несколько дискет, и я уже надеялся через полчаса ретироваться, когда ко мне подошел электронный спец и, слегка заикаясь, попросил разрешения поделиться некоторыми мыслями — он именно так выразился.
Столь церемонная речь заставила меня внимательно вглядеться в человека, который пока был для меня всего лишь безликой служебной единицей. Возраст его не угадывался, с равным успехом ему можно было дать от тридцати до пятидесяти. Белобрысые волосы располагались венчиком по краям круглой лысины, и узко посаженные глаза сквозь линзы очков изучали кончик собственного носа. Мысли, которыми он решил со мной поделиться, оказались намного интереснее его внешности. Он заявил, что может внутри сетевых фильтров компьютеров разместить «жучки», которые будут действовать, соответственно, только при включенных компьютерах.
С помощью индикаторов эти «жучки» обнаружить будет практически невозможно, а в сетевые фильтры никто никогда не сунется.
— Кроме того, если даже их найдут, — пояснил он лишенным интонаций голосом, — то решат, что это работа ФСБ или ФСК, а им лишних вопросов не задают.
Мысль, конечно, была блестящая: на «жучки» я не смел и надеяться. Но, как известно, аппетит приходит во время еды.
— А нельзя сделать так, чтобы включались и видеокамеры? Дистанционно? Хотя бы по одной в этих двух лабораториях?
— Можно… это можно, — он помялся в нерешительности, — они работают бесшумно, я проверял… но в них есть сигнальные лампочки, и еще система движения… мне придется их частично испортить. Вы считаете, я имею на это право? — Он поморгал бесцветными ресницами, не понимая, насколько смешно то, что он говорит.
— Безусловно. Попробуйте.
Он провозился с камерами часа два, и мы смогли удалиться только около пяти, израсходовав все резервы времени и думая уже только о том, как бы хорошенько поесть и поспать. Но зато теперь мы могли прослушивать все их сеансы и с помощью миниатюрного передатчика включать видеокамеры. Радиус действия передатчика составлял всего сотню метров, но это меня не смущало: до нашей фото-малины он доставал, да и подворотен кругом хватало.
Бугаю на прощание я сообщил, что за сегодняшнюю услугу наша девчонка вечером принесет ему две сотни долларов. Ему же вменялось в обязанность доложить нам немедленно, как только во время его дежурства в лабораторию будут доставлены предметы, габаритами соответствующие человеческим телам.