Возмущение праха

50. КРОКОДИЛ

О чем тут думать, придурок? Пора не думать, а действовать. Нечего клебздонить о разных масштабах времени, херня все это. А отсчет времени начнется именно сейчас, единственный и настоящий отсчет, и рассуждать больше некогда.

Да, зевать было нельзя: если к Щепинскому намыливаются важные шишки, в лаборатории завтра же могут осесть их люди. Нынче ночью там на входе дежурил Бугай, его следующий выход на работу — через три дня, и я решил реагировать резко. Такая уж особенность этой охоты, что прицелиться и нажать на спуск надо заранее, когда еще дичи не видишь. Но я верил, что мой охотничий инстинкт не подведет, — я чуял крупного зверя.

Я выволок из постели Васю, и мы вместе заявились в жилище Фимы, к удивлению охранявшего его человека Порфирия. Стащив пьяного в дым Фиму с его не менее пьяной Дуньки, мы скормили ему лошадиную дозу противоалкогольных таблеток, и он стал пригоден для работы. Я не стал брать с собой горилл Порфирия: ни к чему сейчас лишние уши, глаза и, главное, языки.

Мы вломились втроем в «Извращенное действие» без предупреждения — лишние телефонные звонки туда сейчас тоже ни к чему, но Бугай нас встретил, как родных: он уже выучил, что любой мой визит означает внеплановую подачку зелеными американскими купюрами.

Пока Вася вскрывал нужные двери и сейфы, я на вахте контролировал Бугая, а после, приставив к нему Васю, присоединился к Фиме. Мы первым делом проинспектировали содержимое сейфов и письменных столов Щепинского и Харченко, по части дискет, а также винчестеры всех компьютеров — ничего для нас нового обнаружено не было. Затем Фима заменил все имевшиеся в распоряжении Щепинского гипнограммы искаженными их вариантами, над которыми в свое время достаточно потрудился. При этом с его лица не сходила странная ухмылка, выражающая не то гадливость, не то удовольствие, а может быть, то и другое вместе. И все с той же ухмылочкой он еще раз заверил, что Щепинскому, при его квалификации, никогда не заметить подмены программ, и, более того, единственный человек в мире, кроме самого Фимы, способный на это, — Крот.

Вся операция заняла у нас около трех часов. Ну что же, карты сданы, скоро настанет время их открывать. Большая охота началась, и пусть повезет нормальным людям, даже и набитым деньгами, не сунуться в ближайшее время к Щепинскому. Невод не различает плохой и хорошей рыбы, а капкан — неправых и правых.

Наутро полковник приехал к Щепинскому в сопровождении двух молодых людей в штатском и пробыл у него немногим более получаса. Содержание их беседы осталось для меня неизвестным, поскольку компьютеры не включались и «жучки» не работали. Против ожиданий, молодые люди не остались обнюхивать и обстукивать лабораторию, а удалились вместе с начальником.

Джеф был переведен вновь на казарменное положение в наблюдательном пункте на Боровой, плюс к тому я обитал там по несколько часов ежедневно, так что внешнее наблюдение за «Извращенным действием» велось круглосуточно.

По данным, полученным от Кобылы, и из телефонных разговоров Щепинского следовало, что дня через три-четыре ему предстоит некая ответственная работа, из-за которой он временно отфутболивает все другие дела. Я надеялся, это будет сеанс реанимации в лаборатории «икс» в присутствии особо важных персон.

Служебная субординация и необходимость принять соответствующие меры предосторожности требовали от меня доложить начальству о том, что операция началась, но я старался по возможности оттянуть этот момент, опасаясь невоздержанности Крота на язык. Для хороших ушей, чтобы насторожиться, достаточно даже слабого намека или самой пустяковой оговорки, а что эти уши в «Общем деле» имеются, я не сомневался. Крот же проявлял чудовищное легкомыслие. Несколькими днями назад в «детской», приклеивая на темя ребенка свои паршивые датчики, он в присутствии обеих сиделок, Люси и ее сменщицы, с хитренькой улыбочкой спросил, скоро ли я сокрушу филистимлян. Вот ведь старый козел, ругался я мысленно, дожил до библейского возраста и не удосужился хоть чуть повзрослеть. Это точно про него поговорка — маленькая собачка до старости щенок. Хотя по положению в науке он вроде бы не щенок… Неужто можно совершать эпохальные открытия, будучи полным мудаком?.. Черт их разберет, этих ученых.

— Божьи жернова мелют медленно, — как можно равнодушней пожал я плечами, хотя тянуло обложить его матом.

Удобный предлог для промедления я нашел в том, что не знал конкретно, какие события должны произойти у Щепинского, и решил уведомить Порфирия о начале операции сразу же после первого значимого эпизода.

В «Извращенном действии» установилась атмосфера напряженного ожидания, это чувствовалось даже при дистанционном наблюдении. Щепинский сделался нетерпеливым и раздражительным. Насколько я успел изучить его характер, он был, что называется, натурой артистической, охотно действовал экспромтом, не любил и не умел ждать, вдохновлялся присутствием зрителей и нуждался в их одобрении. Я легко мог представить его на сцене театра или, еще вероятнее, за карточным столом, он, наверное, был бы игроком удачливым и нахрапистым, а вот в качестве ученого выглядел странно. Но что поделаешь — жизнь причудливо пользуется людьми и роли частенько раздает наобум.

Щепинский теперь каждый вечер засиживался допоздна в Институте и уезжал домой не ранее десяти. Компьютеры — и в его кабинете, и те, что обслуживали сеансы рекомбинации, и в лаборатории «икс» — ежедневно включались для профилактического контроля. Вряд ли в этом был практический смысл, скорее всего — просто стремление персонала выказать служебное рвение и не дать повода начальству для раздражения. Вместе с компьютерами вводились в действие, соответственно, и наши «жучки», но никакой информации они не дали, кроме подтверждения общей атмосферы ожидания чего-то.

Из всего этого я сделал вывод, что ни заказчики Щепинского, ни он сам точно не знали, когда и кого (или что) ему привезут — труп для кратковременной реанимации и допроса либо полуживого человека для возвращения к жизни. Возможность второго варианта, по-видимому, и вызывала у Щепинского нервозность: он не располагал программами такого уровня, какие были сейчас у Крота, и мог гарантировать только оздоровление изношенного, но в общем правильно функционирующего организма, а никак не ликвидацию серьезных повреждений. Так или иначе, в сеть плыла крупная рыба, и могла возникнуть ситуация более крутая, чем я рассчитывал, — значит, настала пора предупредить моих шефов в «Общем деле».

Мне представлялось вполне достаточным поставить в известность Порфирия. Встретив его в Институте, я сказал:

— Началось, поехали, — и, с учетом его склонности к лапидарному стилю общения, хотел этим ограничиться, не сомневаясь, что его действия будут точными и адекватными обстановке.

Но в нем неожиданно заговорила корпоративная этика.

— У Амвросия, в два, — буркнул он в своей обычной хамской манере, глядя мимо меня и продолжая двигаться в прежнем направлении.

Когда я к ним заявился, даже лицо Амвросия выражало такое суетное чувство, как любопытство, а Крот просто юлил в своем кресле от нетерпения. Мне их вдруг стало жалко: ведь я не собирался им давать никакой конкретной информации.

— Мое сообщение будет предельно кратким. Мне стало известно, что в ближайшее время произойдет приостановка деятельности или полный развал «Извращенного действия». Как я уже имел честь вам докладывать, в числе их клиентов такие организации, как ФСБ и ФСК, и не исключено, что они сюда наведаются. Возможны любые формы проявления их любознательности, вплоть до обыска. Если есть вещи, которые не должны попасть им в руки, их следует срочно уничтожить.

— Вы, наверное, шутите, молодой человек, — вскинулся немедленно Крот.

— …почтеннейший Крокодил, — кротко поправил его Амвросий.

— Благодарю вас, разумеется Крокодил… Тем не менее с какой стати может быть обыск в лаборатории? Нынче, знаете ли, не те времена. Да я сюда никого не пущу.

— Ваши рассуждения несерьезны, — жестко оборвал я его болтовню, чем заработал удивленные взгляды не только Амвросия, но и Порфирия, — получить ордер на обыск — плевое дело, есть не менее ста способов.

— Не будете ли вы любезны привести хоть один?

— Одного из ваших сотрудников задерживают на улице, когда лицо, подозреваемое в распространении наркотиков, передает ему пакетик с пятью граммами гашиша. Дома у него, в кармане белого халата, находят еще две десятых грамма неопределимого наркотика. Вот и все, любой прокурор подпишет ордер… Поэтому повторяю — нужно изъять все, что нежелательно показывать этим службам. Но важнее всего, чтобы Щепинский никаким образом не мог получить копий ваших рабочих гипнограмм — ни через влиятельных союзников, ни через своего агента, который, или которые, имеется в «Общем деле».

— Это клевета! — отчаянно возопил Крот.

Амвросий поднял вопросительный взгляд на Порфирия.

— Есть утечка, — как бы нехотя процедил тот.

Поскольку Порфирий не снизошел до пояснений, сделать их пришлось мне:

— Надеюсь, всем очевидно: сейчас нельзя искать этого человека и нельзя даже дать заметить ему или им, что вам об утечке известно… Итак, теперь самое главное — сделать невозможным доступ к вашим гипнограммам никому, в точном и буквальном значении этого слова, и не забыть о возможности восстановления стертых программ в рабочих компьютерах.

— Не возражаю, тем более что это уже частично сделано, — против обыкновения, без спора согласился Крот, но со странной усмешкой, для исследования причины которой, увы, не было времени. — Однако, почтеннейший Крокодил, мы хотим наконец услышать, что именно должно случиться в «Извращенном действии».

— Если помните, я в декабре говорил: буду молиться, чтобы Господь вразумил Щепинского и внушил ему отвращение к его непотребной деятельности… Так вот, я чувствую, более того — достоверно знаю: Господь внял моим молитвам, и в ближайшее время явит свой гнев грешнику.

— Вы что же, позволяете себе издеваться над нами, почтеннейший Крокодил? — В голосе Крота появились крайне немелодичные визгливые ноты. — Будьте любезны ответить по существу!

— Вам хорошо бы понять, — я говорил спокойно и зло, так он меня достал, — что причинами неудач «Извращенного действия» будут заниматься профессионалы, сумевшие стать пугалом для всего мира. Первый вопрос, который они зададут себе, будет: кому выгоден или необходим крах Щепинского? Они обязательно явятся к вам и будут задавать вопросы, много вопросов, а вам на них лучше не знать ответов. Они мгновенно поймут, знаете вы или нет то, что их интересует. Им наплевать на ваш научный авторитет, и уверяю вас — с дыркой от пули все мозги одинаковы.

Крот побледнел и притих.

— Я полагаю, все мы должны отвечать одно и то же о том, что в вашем достославном научном заведении делал я, ваш покорный слуга. Думаю, это была проверка личных дел всех сотрудников для предотвращения утечек технологической информации в коммерческие структуры… Мне кажется, тема исчерпана. Я могу удалиться?

— Да, почтеннейший Крокодил, — печально кивнул Амвросий.

После свидания Щепинского с полковником прошло уже шесть дней, а пациента, или объект обработки, к ним все еще не привозили. «Извращенное действие» пребывало в напряженном ожидании, и я с моими людьми, соответственно, тоже.