Возвращение Безумного Бога 6

Глава 5 Ва-банк

В лагере похитителей царила гнетущая, напряженная атмосфера, словно грозовой фронт нависал над лесной чащей. После ожесточенной ссоры между двумя главарями, Вараном и Фридрихом, каждый пребывал в крайне мрачном расположении духа. Бандиты прекрасно осознавали, что на кону стоит очень многое — шанс наконец-то сорвать по-настоящему большой куш. Но едкое взаимное недоверие и затаенные претензии друг к другу никуда не делись, отравляя воздух подозрительностью и враждебностью. Каждый в душе лихорадочно размышлял, прикидывал варианты, как бы извлечь максимальную выгоду для себя любимого и при этом обезопасить свою шкуру от любых непредсказуемых действий со стороны ненадежного напарника.

Атмосфера среди рядовых бандитов была наэлектризована, воздух буквально искрил от напряжения, будто в любую секунду готовый взорваться оглушительными раскатами грома. Все обитатели лагеря старались лишний раз не попадаться на глаза своим вожакам, понимая, что сейчас достаточно любой мелочи, чтобы вызвать взрыв ярости. Даже матерые, видавшие виды головорезы говорили только приглушенным шепотом, опасаясь привлечь к себе ненужное внимание не в меру нервных командиров.

Варан восседал в своей палатке, то и дело прикладываясь к фляге. Его налитые кровью глаза сверкали злобным огнем, а желваки ходили ходуном под обветренной кожей. Мысли Варана были мрачнее грозовой тучи. Он нутром чуял, что Фридрих что-то задумал. Что-то пакостное, что наверняка сильно не понравится Варану. Но что? Как, черт возьми, разгадать коварные планы этого хитрого лиса? Проломить ему башку и вытрясти правду? Или пока притвориться паинькой, выжидая момент для решающего удара?

Фридрих тем временем решительно направился к неприметной покосившейся хижине, притулившейся на самой окраине лагеря. Именно там, под охраной двух мордоворотов с автоматами, содержался их самый ценный «гость» — профессор Валерий Менгелев, известный на всю империю светило науки. С весьма… неоднозначной репутацией.

Когда Фридрих вошел внутрь, профессор, ссутулившись, сидел за грубо сколоченным дощатым столом и что-то сосредоточенно строчил на пожелтевшем клочке бумаги огрызком карандаша. Менгелев настолько глубоко погрузился в свои мысли, что даже не сразу заметил вошедшего, продолжая быстро писать корявым почерком и иногда задумчиво покусывая кончик карандаша.

Фридрих, остановившись в дверях, внимательно оглядел профессора цепким, оценивающим взглядом, сразу подмечая мельчайшие детали его внешности. Сгорбленная, будто придавленная грузом лет и забот долговязая фигура. Всклокоченная шапка седых волос, спутанной паклей топорщащаяся в разные стороны. Морщинистое, изможденное лицо и покрасневшие от хронического недосыпа глаза, спрятанные за толстыми стеклами очков в роговой оправе. Но взгляд этих глаз оставался на удивление живым, ясным и острым, выдавая недюжинный ум и стойкость духа. Фридрих, сам того не желая, невольно проникся невольным уважением к этому немолодому, но крепкому орешку. Он много слышал о достижениях и работах профессора Менгелева, считавшегося первым специалистом Империи в области биологии, генетики и смежных наук. И теперь настало время для серьезного разговора.

— Профессор Менгелев? — вежливо поздоровался Фридрих, неспешно присаживаясь на колченогий табурет напротив ученого.

Менгелев вздрогнул всем телом от неожиданности и быстро вскинул голову, заполошно моргая. Его дыхание мигом сбилось и участилось, грудь начала тяжело вздыматься. Сразу стало заметно, что внезапный визит незнакомца заставил немолодого профессора изрядно занервничать. Судорожно стиснутые пальцы, побелевшие костяшки — всё выдавало сильное напряжение.

— Д-да? — нервно запинаясь, проговорил Менгелев и торопливо затолкал бумажку с записями в карман, будто боясь, что гость прочитает его мысли, — Чем обязан?

— Прошу меня извинить. Забыл представиться, — с вежливой улыбкой продолжил Фридрих, стряхивая с рукава пылинку, — Мое имя Фридрих. Один из… гм… лидеров нашей небольшой, но гордой группировки. Прибыл к вам, чтобы побеседовать по ряду важных вопросов.

— Да-да, конечно. Я вас слушаю, — покорно кивнул профессор, поправляя на носу очки трясущимися пальцами. По его высокому лбу все быстрее струились капельки холодного пота.

— Итак, уважаемый господин Менгелев, — заговорил Фридрих проникновенным тоном, наклоняясь вперед и пристально глядя в глаза собеседнику, — Полагаю, в первую очередь стоит отметить, что теперь вы свободны от гнета и тирании господ Безумовых. Которые, как мне доподлинно известно, долгое время бессовестно держали вас, ученого с мировым именем, в затхлом подвале на положении раба и подневольного работника. Заставляли трудиться на себя денно и нощно, не щадя живота своего. Полагаю, это было крайне неприятно и унизительно. Бесчеловечно! Варварство!

Фридрих эмоционально взмахнул рукой, и на его лице отразилось искреннее негодование, почти гнев. Менгелев на миг опустил взгляд и тяжело вздохнул, явно вспоминая что-то крайне болезненное.

— Но теперь этот кошмар позади! — бодро продолжил Фридрих, — Ваши злоключения закончились. И отныне, как один из вариантов, вы вольны вернуться к клану Кривотолковых. И лично я не против. Насколько я знаю, раньше вы сотрудничали с ними много лет, а глава клана, старый князь Кривотолков, весьма благоволил к вам…

Менгелев вдруг издал странный звук, нечто среднее между нервным смешком и всхлипом. Его плечи поникли, морщинистое лицо исказила горькая гримаса.

— К Кривотолковым я тоже не особо хочу возвращаться, знаете ли, — глухо выдавил профессор и страдальчески скривился, — Они на меня сейчас… немного обижены. Мягко говоря.

— Вот как? — удивленно приподнял бровь Фридрих, — И что же стряслось? Из-за чего обиделись?

— Ну-у… Тут такое дело… В общем… Сами понимаете… — замямлил Менгелев, старательно пряча взгляд и теребя манжет засаленного халата, — Знаете что? А давайте-ка сменим скользкую тему! Неча старое ворошить, ей богу…

Фридрих несколько секунд помолчал, сверля профессора пытливым, рентгеновским взглядом, от которого тому явно стало неуютно. Затем неспешно откинулся на спинку табурета и вкрадчиво произнес:

— А что, если я предложу вам иной путь, многоуважаемый профессор? Что если вы начнете работать на нас — с достойным жалованием, уважением и ресурсами для исследований? Мне нужно, чтобы вы провели некоторые… хм… любопытные и многообещающие опыты. Изучили кое-какие феномены, материалы и образцы…

— И что же это за образцы такие? — опасливо сощурился Менгелев, весь подобравшись. По спине ученого пробежала нервная дрожь нехорошего предчувствия.

— Мирмеции, — коротко и веско бросил Фридрих, не сводя цепкого взгляда с лица собеседника, — У нас в распоряжении имеется энное количество этих поразительных существ, как живых, так и мертвых. Нужно тщательно исследовать их, выяснить природу и механизмы… воспроизводства. И главное — можно ли создавать мирмеций искусственно, в лабораторных условиях.

При слове «мирмеции» Менгелев заметно побледнел, его и без того бледное лицо сделалось белее мела. На высоком лбу мгновенно выступила холодная испарина крупными каплями. Руки ученого, лежавшие на столе, судорожно сжались в кулаки так, что хрустнули суставы, а костяшки пальцев побелели, напоминая обтянутые кожей кости скелета.

— Н-нет… Простите, но нет. Я не могу. Н-не стану этим заниматься, — сипло выдохнул профессор, часто сглатывая и прерывисто дыша, — Ни за что. Увольте.

— То есть как это — нет? — неподдельно изумился Фридрих, чуть прищурившись. Чтобы Менгелев да отказался от сеанса вивисекции? Судя по тем слухам, что ходили про Дока, это какой-то нонсенс, — Позвольте, но вы же всю жизнь только тем и занимались, что с энтузиазмом и придыханием изучали разные аномалии, мутации, отклонения! Ваша страсть к подобным вещам известна всем и каждому! И тут вдруг — отказ? Не понимаю… Вам что, внезапно разонравились редкие зверушки, м-м-м?..

— Да я не самоубийца! — вдруг резко выпалил Менгелев, вскидывая на Фридриха горящий лихорадочным блеском взгляд, — Я пальцем не прикоснусь к ним, слышите⁈ Даже не уговаривайте! Мне, знаете ли, дорога собственная шкура. Дороже жизни и здоровья нет ничего!

Фридрих приподнял бровь. Профессор что, считает мирмеций настолько опасными? Судя по рассказам Варана, мирмеции, конечно, опасны, но не прям чтобы настолько…

— Да что вы так переполошились то, право слово? — ухмыльнулся Фридрих, но внутренне ощутил, как под ложечкой засосало неприятное чувство, — Чего вы так боитесь? Ну зверушки и зверушки, делов-то… Ручные поди. Или клыкастенькие? Да не сожрут, не переживайте!

— Да плевать мне на их клыки… шипы! — сдавленно прохрипел Менгелев, и на его щеках заходили желваки, — Вам вообще известно, с чем вы связываетесь, а⁈ С кем⁈ Да вы… вы просто не понимаете… До вас еще не дошло…

Старый ученый зажмурился и несколько раз судорожно перевел дух, пытаясь взять себя в руки. Когда он вновь открыл глаза, в них плескалось неприкрытое отчаяние вперемешку с ужасом.

— ЭТО уже близко, — почти беззвучно прошептал профессор одними губами, — Я уверен, ОН на подходе. И он придет за этими полумертвыми тварями, как приходит волчица мстить за своих детенышей… Чует убийц, ищет… Жаждет… Я не хочу навлечь ЕГО гнев…

— Так, стоп. Погодите. Вы сейчас о ком вообще? — озадаченно нахмурился Фридрих, чувствуя, как по спине побежали мурашки нехорошего предчувствия, — Кто таков этот загадочный ОН? Уж не Константин ли часом, а? Который Безумов?

— Он, — одними губами выдохнул Менгелев, и его перекошенное лицо исказила мучительная гримаса первобытного, иррационального страха, — Костя. Этот… человек, если его вообще можно назвать человеком… Он намного страшнее и опаснее, чем вы можете себе представить в самых жутких кошмарах. Вам не спрятаться от него. Не скрыться. Он придет за своими тварями. И горе всем, кто встанет у него на пути…

Фридрих пристально посмотрел на профессора, внезапно ощутив, как внутри все похолодело от безотчетного, панического ужаса. Раньше он слышал о Константине лишь краем уха — обрывки каких-то диких, совершенно безумных слухов и историй. Жуткие байки, которые Фридрих всегда считал не более чем глупыми городскими легендами, страшилками для доверчивых малолеток. Но сейчас, глядя в эти полные неподдельного ужаса глаза Менгелева, слушая его сбивчивый шепот, Фридрих вдруг и сам ощутил, как волосы на загривке встают дыбом. Его посетило жуткое чувство, будто за окном, в сумерках, среди ветвей деревьев кто-то притаился. Кто-то голодный, безжалостный и смертельно опасный. Фридрих, усилием воли отогнав наваждение, тряхнул головой и хлопнул ладонью по столу так, что Менгелев вздрогнул всем телом.

— Так, бросьте каркать, профессор! — прорычал Фридрих с наигранной злостью в голосе, пытаясь скрыть растерянность, — Соберитесь! Что вы раскисли, ей богу! Предлагаю вам еще разок как следует поразмыслить над моим предложением. Не торопясь так, со всех сторон. И учтите — если не согласитесь сотрудничать по-хорошему, то отношение к вам в нашем лагере может очень даже ухудшиться. Вы меня поняли? То-то же. А теперь, уж не обессудьте, вынужден вас покинуть. Дела ждут-с!

Резко поднявшись, Фридрих круто развернулся на каблуках сапог и решительно зашагал к двери, только полы длинного плаща взметнулись за его спиной. Но возле самого порога вдруг замер, будто споткнувшись о невидимое препятствие. Обернулся и глянул на профессора через плечо. Менгелев, ссутулившись, сидел на табурете, тяжело привалившись к стене, и безучастно смотрел куда-то перед собой невидящим взглядом. Он казался разбитым, опустошенным, полностью раздавленным свалившимся на него невыносимым грузом. Фридрих почувствовал, как внутри шевельнулось что-то похожее на жалость пополам с раздражением.

— И вот еще что, профессор, — негромко произнес Фридрих, так и не повернувшись, — Вы все же подумайте над моими словами. Я ведь от чистого сердца предлагаю. Искренне. По-дружески. Ради вашего же блага. Нельзя век бегать от страхов. Наберитесь храбрости, старина! Неужто вам еще ни разу в жизни не приходилось брать себя за шкирку?

— Не недооценивайте этого парнишку, — сухо произнес Док, — Я уже пару раз недооценил… третий раз наступать на эти грабли я не хочу. Я месяц провел у Безумовых. И чем больше я узнаю о княжиче Константине… тем отчетливее осознаю, насколько он знает больше меня. Несравнимо больше! Я ученый, и я не стыжусь расписаться в собственном невежестве. И это его глубокое понимание многих вещей… оно меня пугает. Человек… не может обладать такими знаниями. И у меня такое ощущение, что настоящий княжич давно умер там, на моем лабораторном столе. А его телом теперь заправляет нечто совсем иное… пришедшее из таких глубин древности, о которых мы даже и помыслить не можем.

Фридрих внутренне скривился. Кажется, докторишка окончательно выжил из ума. Тем не менее… возможно, к его словам и впрямь стоит прислушаться.

— Профессор, — укоризненно произнес Фридрих, — Я профессионал. Я отношусь к своей работе максимально серьезно. Я слышал, как и все, о подвигах юного княжича. Я знаю, что он… далеко не прост. И я отнесусь к вашей безопасности максимально внимательно.

— Хорошо, — кивнул Док, — Я… подумаю над вашими словами.

— То-то же. Подумайте. А я пошел.

С этими словами Фридрих с силой распахнул скрипучую дверь и вышел из хижины, с грохотом захлопнув ее за собой. Несколько секунд постоял на крыльце, вдыхая свежий вечерний воздух и пытаясь унять бешеный стук сердца. Затем, передернув плечами, решительно зашагал прочь, грязно выругавшись сквозь зубы. Ему необходимо было подумать. Осмыслить услышанное. Понять, как действовать дальше.

Менгелев остался сидеть в душной, пропахшей потом и страхом хижине, низко опустив голову и уронив руки между колен. Когда за Фридрихом захлопнулась дверь, ученый вздрогнул, словно от удара, и медленно стянул с носа очки трясущимися пальцами. Уронил их на стол. Закрыл лицо ладонями. Его узкие плечи мелко дрожали.

Профессор не солгал. Ему и впрямь было страшно. Настолько, что хотелось завыть в голос длинно и тоскливо, будто подраненный зверь. До одури, до колик страшно. До спазмов в желудке, до сведенных судорогой икр.

Потому что он давно понял — грядет нечто ужасное. Чудовищное. То, с чем не совладать всем армиям мира. И ни Фридриху, ни Варану, ни всем их головорезам вместе взятым ничего не сделать, не остановить грядущий кошмар. Потому что ЭТО уже пробудилось. ОНО готовится, набирается сил, чтобы сделать рывок и подмять весь мир под себя…

Оно потянулось вслед за своими тварями, влекомое жаждой мести. А Костя, Константин Безумов… Он будет лишь орудием того существа, что заняло его тело.

Менгелев сгорбился еще сильнее, почти сложился пополам, упершись лбом в столешницу. Пальцы судорожно вцепились в спутанные седые волосы.

Менгелев долго копил стресс внутри себя, стараясь отвлечься работой, но теперь все вырвалось наружу…

Что же делать, что же делать⁈ Этот вопрос бился в гудящей голове, пульсировал в висках вместе с кровью. Мысль металась, словно зверь в клетке, в поисках выхода. Спастись. Сбежать. Исчезнуть с лица земли, раствориться без следа. Пока ОНО не пришло… Хотя… с подводной лодки не сбежать, даже если подлодка — вся планета.

Если ОНО захватит власть, таким людям, как профессору, по-настоящему свободным, не скованным рамками, придется несладко… ОНО разрушит их прекрасный мир, который они так старательно строили…

И старый профессор понимал, что Фридрих в чем-то прав. От страха не убежать. Лучше сразиться с ним лицом к лицу, принять бой, обреченный изначально. И умереть с высоко поднятой головой, храбро глядя кошмару в глаза.

Но страх, липкий и холодный, сковывающий члены предательской слабостью, никуда не делся. Он рос, ширился, захлестывал с головой удушливой волной. Менгелев всхлипнул, зажимая рот рукой. Зажмурился до цветных кругов перед глазами.

Он ведь всегда просто хотел заниматься любимым делом — выращивать всяких жутких тварюк, опыты ставить. А тут он, кажется, единственный, кто раскусил секрет княжича… Что тот из себя на самом деле представляет.

Несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. Разогнулся, шумно втягивая воздух сквозь стиснутые зубы.

Нужно взять себя в руки. Сосредоточиться. Подумать как следует. Еще есть время. Немного, но есть. Может быть, получится что-нибудь придумать. Найти выход. Путь к спасению.

Дрожащими руками Менгелев нацепил очки обратно на нос, поморгал, привыкая к резкости. Пошарил по карманам засаленного халата. Нащупал помятую пачку дешевых папирос, вытащил одну, сунул в угол рта. Чиркнул спичкой раз, другой. Руки ходили ходуном, никак не получалось прикурить.

Выругавшись, Менгелев со злостью швырнул спичку на пол, смял папиросу и запихал ее обратно в пачку. Закурить сейчас означало проявить слабость. А слабость недопустима. Только не сейчас.

Профессор решительно придвинул к себе клочок бумаги, схватил карандаш, заскрипел грифелем, быстро-быстро записывая хаотично роящиеся мысли. Нужно придумать что-то. Обязательно. Выход должен быть. Он всегда есть. Осталось только его найти.

Менгелев прикусил кончик карандаша, не замечая, что грызет дерево вместо графита. Нахмурился, собираясь с мыслями. Итак, что мы имеем? Мирмеции здесь, в лагере. Живые и мертвые. Костя где-то рядом, он придет за ними, это лишь вопрос времени. Варан с Фридрихом бесполезны, от них никакого толку. Разве что пушечное мясо. Сбежать? Исключено. Прятаться негде. Значит, остается лишь один выход.

Профессор стиснул зубы, чувствуя, как колотится сердце. Да, другого пути нет. Придется пойти ва-банк. Рискнуть всем. Но это лучше, чем сидеть и трястись в ожидании неминуемого конца. А значит, нужно действовать. Прямо сейчас.