XIV Возвращение в первобытное состояние

Как только Тарзан очутился в воде, он постарался отплыть как можно дальше от корабля, чтобы не попасть под лопасти винта. Он знал, кого ему следовало благодарить за происшедшее. Удерживаясь на поверхности легкими движениями рук он с некоторой досадой думал о том, что так легко дал себя одурачить Рокову.

Он лежал так некоторое время, следя за удалившимися огнями парохода и вовсе не думая звать на помощь. Этого Тарзан никогда бы себе не позволил, как не позволял всю жизнь: он всегда полагался только на свою силу и выдержку.

Один шанс из ста тысяч, что кто-нибудь подберет его здесь, в океане, или что он сумеет достигнуть земли. И все же, считая необходимым использовать все возможности, Тарзан решил тихонько плыть к предполагаемому берегу, надеясь на своем пути встретить какое-нибудь судно.

Движения его рук были сильны и размашисты; много часов напряженной работы понадобилось бы для того, чтобы утомить стальные мускулы.

Плывя к востоку, руководствуясь расположением звезд, он вскоре почувствовал, что башмаки начинают отягощать его. Скинуть их — было делом одной минуты. Вслед за ними в волнах океана очутились брюки. Он был готов освободиться и от пиджака. Однако, вспомнив о драгоценных бумагах, спрятанных в боковом кармане, Тарзан решил удостовериться в их целости и сохранности. Поэтому, вместо того чтобы скинуть пиджак, он засунул руку в карман, стараясь нащупать содержимое. Карман был пуст.

Теперь он понял, что нечто большее, чем простая месть, заставило Рокова столкнуть его за борт. Рокову нужно было завладеть бумагами, которые отнял у него Тарзан в Бу-Сааде.

Он выругался и бросил свой пиджак и рубашку на потеху волнам. Обнаженный и облегченный, он свободно поплыл прямо на восток.

В первых проблесках зари стали заметны смутные очертания какого-то предмета, поднимавшегося над поверхностью океана. Несколько взмахов — и он добрался до остова разбитого судна.

Тарзан взобрался на него и решил дождаться здесь полного рассвета.

Море было спокойно, разбитое судно слегка покачивалось на волнах, убаюкивая пловца, не смыкавшего глаз в течение двадцати часов. Тарзан устроился на мокрых, скользких досках и вскоре забылся во сне.

Солнечный зной рано разбудил его. Он почувствовал мучительную жажду, забытую в следующий момент, ибо ее заглушила радость сразу двух открытий. Первое— перевернутая и плавающая вблизи спасательная шлюпка, второе — узкая полоска земли, протянувшаяся далеко-далеко, вдоль горизонта.

Тарзан прыгнул в воду и поплыл к шлюпке. Холодные волны океана освежили его. С некоторыми усилиями ему удалось подвести шлюпку к судну и втащить на борт.

Здесь он внимательно осмотрел шлюпку и не обнаружил больших повреждений. Тарзан сделал из обломков подобие весел и направил шлюпку к берегу.

Только после полудня подплыл он к земле настолько, что мог ясно различать очертания ее берегов. Перед ним находился вход в маленькую бухту. Леса и расположенная к северу возвышенность были странно знакомы ему.

Уж не привела ли его судьба снова к родным джунглям?

Когда шлюпка вошла в бухту, последние его сомнения рассеялись. Прямо перед ним, на берегу, в тени девственного леса, стояла знакомая хижина, выстроенная еще до его рождения покойным Джоном Клейтоном, лордом Грэйстоком.

Едва только нос шлюпки мягко врезался в песок, Тарзан спрыгнул на берег. Сердце готово было от радости выскочить из груди. Перед его глазами были снова хижина, берег, ручей, густые джунгли, темная непроходимая чаща.

Мириады птиц с причудливым оперением наполняли окрестности щебетаньем и криками.

Снова Тарзан пришел в родной ему край! Все, что он успел усвоить в цивилизованном мире, сразу отошло на задний план. Громкий, дикий крик раздался над джунглями, — это кричал Тарзан, Тарзан-обезьяна, большой и могучий зверь!

Последовало минутное молчание, а затем прозвучали в ответ: с одной стороны — глухой рев льва Нумы, с другой — испуганный вой исполинской обезьяны.

Тарзан направился к ручью и утолил жажду. Затем он приблизился к хижине. Дверь была закрыта. Он отодвинул засов и вошел внутрь. Там все было по-прежнему: тот же стол, та же кровать, та же колыбель, полки, шкафчики, которые стояли здесь двадцать три года.

Желудок начинал напоминать о себе. Голод заставил Тарзана искать еду. В хижине не было никаких запасов пищи, не было и оружия. Только на стене висела его старая веревка, еше пригодная для охоты. Он перебросил ее через плечо и направился в джунгли.

Тарзан шел тихим, осторожным шагом, как ходит дикий зверь в поисках добычи. Он вглядывался в землю, но, не найдя свежих следов, обратил свое внимание на верхушки деревьев. Вскоре он забрался туда — и уже первый прыжок с ветки на ветку наполнил его сердце радостью. Все сожаления и боль сердца были забыты. Теперь он жил полной жизнью. Теперь он был поистине свободен! Кто бы после этого вернулся в смрадные, грязные города цивилизованного человечества, кто бы предпочел их великому миру и великой свободе джунглей? Только не он!

Еще засветло добрался Тарзан до водопада. Он служил местом постоянного паломничества лесных зверей, утолявших свою жажду студеной и чистой водой.

Здесь же по ночам, в густых зарослях, прятались, поджидая антилопу, громадные кошки Сабор или Нума. Сюда приходил кабан Хорта — и сюда же пришел искать добычи Тарзан, человек-обезьяна.

Устроившись на длинной и низкой ветви, он ждал около часа. Наступили сумерки. Вдруг в густой чаще он услыхал слабый шум, хрустение веток и шуршание раздвигаемой листвы. Это был Нума, лев, вышедший на охоту.

Кто-то приближался по тропинке к водопою. Секундой позже на повороте показался кабан Хорта.

Заросли, в которых прятался Нума, были спокойны, зловеще спокойны. Хорта миновал Тарзана. Еще немного — и Нума бросится на кабана одним прыжком. Тарзан представлял себе, как сверкают глаза Нумы, как он, затаив дыхание, готовится к прыжку и к яростному реву, от которого его жертва застынет на месте, не имея сил бежать от страшных когтей.

Но в тот момент, как Нума уже приготовился к прыжку, проворная веревка упала с верхушки дерева. Петля затянулась на шее Хорты. Нума заметил, что какая-то сила потащила кабана вверх. Лев прыгнул на несчастного кабана, но тот перед самым его носом поднялся в воздух и исчез в густой листве ветвистого дерева. Среди зелени показалось смеющееся лицо Тарзана, сумевшего выхватить у старого льва его добычу прямо из-под носа.

Нума взревел. Злой и голодный, он начал ходить взад и вперед под деревом, не спуская глаз с дерзкого существа. Время от времени он поднимался на задние лапы, опираясь на ствол и точил об него когти. Тарзан же, втащив наверх полузадохшегося кабана, окончательно придушил его. У него не было ножа, и он освежевал тушу при помощи зубов и цепких пальцев, — на глазах у льва, принужденного следить за тем, как кто-то другой ест обед, собственно говоря, предназначавшийся ему.

Наступила ночь, прекрасная африканская ночь.

Тарзан насытился. Цивилизованный стол и французская кухня не уничтожили в нем жажды свежего мяса, свежей горячей крови.

Он вытер руки листьями, перекинул через плечо остатки ужина и, перелетая с ветви на ветвь, пустился в обратный путь.

Нума шел вслед за Тарзаном, не спуская с него горевших в ночной темноте злых глаз. Теперь уже Нума не ревел. Наоборот, он двигался почти бесшумно, как тень большой, чудовищной кошки, — но все же шаги его легко различались Тарзаном.

Тарзан не хотел, чтобы зверь сопровождал его до поляны, на которой стояла хижина. Это значило, что ему бы пришлось ночевать в дупле дерева, а он предпочитал постель из листьев, под крышей, в закрытой хижине. На всякий случай он постарался вспомнить лучшее убежище поблизости. В случае нужды он скроется там. Сотни раз в прошлом приходилось ему на деревьях спасаться от диких зверей и прятаться на ночь в этом дупле.

Терпение Нумы, очевидно, лопнуло. С ревом досады и разочарования лев ушел, надеясь найти себе более доступную пищу. Поэтому Тарзану удалось пробраться в свою хижину и расположиться на ночь на удобной постели.

Так просто и легко Тарзан сбросил с себя тонкий искусственный покров цивилизации — и погрузился, счастливый и довольный, в глубокий сон хищника, наевшегося досыта.

Но и теперь одно только слово любимой женщины способно было вернуть его к чуждой, далекой отсюда жизни и заставить навсегда забыть родные джунгли.

Тарзан спал долго. Он очень устал за предыдущий день, потребовавший большого расхода энергии.

Проснувшись, он прежде всего поспешил к ручью и напился воды. Потом, окунувшись в море, поплавал с четверть часа, вернулся в хижину и позавтракал мясом Хорты. Покончив с трапезой, он припрятал остатки на ужин и, взяв веревку, снова углубился в джунгли. На этот раз он шел на поиски более благородного животного — человека; впрочем, если бы его спросили о правильности этого определения, он назвал бы десятки лесных обитателей, значительно более благородных, по его мнению, чем человек.

Тарзан искал оружие. Вряд ли что-нибудь могло остаться от деревни Мбонга после французской карательной экспедиции, отправленной туда при известии о мнимой гибели д’Арно. Тем не менее это нужно было проверить.



Около полудня он достиг цели, но к своему разочарованию увидел только одни развалины. Поля вокруг деревни исчезли — на их месте уже успел вырасти молодой лес. Не было признака присутствия человека.

Около получаса бродил он среди развалин деревни, надеясь найти брошенное или забытое где-нибудь оружие, но поиски были бесплодны. Он решил идти вверх по ручью, зная, что у воды легче найти человеческое поселение. По пути он подымал полусгнившие бревна в поисках грызунов, влезал на деревья за птичьими яйцами, гонялся по земле за каким-нибудь зверьком, — все больше и больше напоминая повадками обезьяну, какой он был в первые двадцать лет своей жизни.

Тарзан улыбнулся при мысли, что, может быть, в это самое время его друзья сидят в лучшем парижском клубе, куда он захаживал несколько месяцев тому назад. Но он мгновенно останавливал поток воспоминаний, почуяв запах живого существа, которое могло служить ему добычей или угрожать опасностью.

В эту ночь он спал далеко от своего убежища, спрятавшись среди ветвей гигантского дерева, возвышавшегося на сотню футов над землей. Он снова наелся вдоволь, полакомившись мясом оленя Бара, очередной жертвы его петли.

Рано утром Тарзан пустился в дальнейший путь вдоль реки. Так шел он три дня, все вперед и вперед, пока не вступил в совсем не знакомую область джунглей. За деревьями виднелись горы, переходящие в равнины. Здесь на больших пространствах паслись стада антилоп и зебр.

На четвертый день его ноздри уловили новый запах. Это был запах человека. Тарзан обрадовался. Он быстро и бесшумно пробирался между деревьями против ветра, руководствуясь чутьем. Вдруг он заметил в зарослях фигуру черного воина.

Тарзан стал красться за ним, поджидая удобного момента, чтобы пустить в ход веревку. Однако он медлил. Он помнил, что по законам цивилизованного общества нельзя убивать ближнего без причины. Тарзану нужно было оружие; значило ли это, что он имел право убить человека — его владельца?

Чем больше думал Тарзан об этом, тем отвратительнее казалось ему бесцельное убийство. Так дошел он, преследуя воина, до поляны, на которой была расположена большая, окруженная частоколом деревня с домами, похожими на пчелиные ульи.

Воин вышел из лесу, — и тут Тарзан заметил еще одно существо, жадно следившее за черным человеком. Это был лев Нума. Тарзан сообразил сразу, в чем дело. Теперь он почувствовал себя человеком, обязанным защищать подобного себе от нападения дикого зверя — их общего непримиримого врага.

Лев уже приготовился к прыжку. Не было времени долго размышлять. Лез бросился из своей засады на удалявшегося человека. Тарзан вскрикнул, предостерегая жертву. Но когда черный воин обернулся, Нума уже был остановлен на полдороге: петля ловко охватила его шею.

Тарзан действовал так быстро, что не успел рассчитать своих действий. Лев был пойман, но бешено рванулся из петли. Тарзан потерял равновесие и упал на землю в шести шагах от рассвирепевшего зверя. С быстротой молнии лев набросился на нового врага, и беззащитный Тарзан очутился на краю гибели. Черный воин спас его. Он сообразил в одно мгновение, что обязан жизнью этому белому и что только чудо могло бы избавить теперь его спасителя от ударов страшных лап самого грозного из обитателей джунглей.

Он замахнулся своим копьем и что было силы метнул его. Копье попало в цель, угодив льву между лопаток. С ревом бешенства и боли лев обернулся к черному воину. Едва зверь успел сделать несколько шагов, как веревка Тарзана снова остановила его. Тогда он опять бросился на белого, но в ту же минуту в его тело впилась зубчатая тонкая стрела. Снова он остановился. Тарзан успел тем временем привязать веревку к дереву, как можно туже закрепив ее конец.

Воин заметил это. Он понял, в чем дело, и улыбнулся. Тарзан знал, что со львом надо покончить прежде, чем он догадается перегрызть душившую его веревку. В одно мгновение он подбежал к воину и взял у него длинный охотничий нож. Затем он дал знак, чтобы тот не переставал стрелять из лука, а сам попытался приблизиться к зверю с ножом в руке. Лев был разъярен. Он ревел до хрипоты, стараясь достать то одного, то другого из своих врагов, и все туже и туже затягивал петлю на шее. Наконец Тарзан выбрал удобный момент и, подкравшись, нанес ему удар ножом в то место, где шея переходит в спинной хребет. Еще удар и еще. Лев упал.

Тарзан выпрямился во весь рост. Два человека — черный и белый — встретились взглядами над трупом общего врага. Черный приветствовал белого знаком дружбы и мира. Белый понял это приветствие и ответил ему.



Загрузка...