Возвращение Тарзана в джунгли

XXIV Возвращение Тарзана в Опар

Когда Клейтон, вернувшись в хижину, не нашел там Джен Портер, он обезумел от ужаса и горя. Тюран к этому времени пришел в себя; лихорадка прошла у него внезапно, как это часто бывает. Он лежал слабый и изнуренный на своем ложе из травы. Когда Клейтон спросил его о девушке, Тюран не мог вразумительно ответить:

— Я ничего не видел и не слышал. Большую часть времени я пролежал без сознания.

Если бы Тюран не производил впечатления человека, совершенно обессиленного болезнью, Клейтон, пожалуй, заподозрил бы, что он умышленно скрывает какую-то роковую тайну. Но он видел, что у Тюрана не хватало сил даже на то, чтобы спуститься с дерева без посторонней помощи.

До наступления сумерек Клейтон блуждал по окрестной чаще в поисках следов Джен и ее похитителя.

Пятьдесят страшных человек были новичками в джунглях. По своей неопытности они оставили в лесу такие ясные следы своего пребывания, что любой из обитателей джунглей мог бы легко проследить их путь. Но Клейтон не обращал внимания на эти очевидные признаки. Он не переставал громко звать девушку, но этим только привлек внимание льва. К счастью, Клейтон вовремя заметил хищника и успел забраться на дерево. Лев до наступления сумерек бродил вокруг дерева, но и после ухода ззеря Клейтон не решился спуститься в страшный лесной мрак. Он провел ночь в лесу и только на следующее утро вернулся на берег, потеряв всякую надежду на спасение Джен Портер.

В течение следующей недели силы Тюрана быстро восстанавливались. Он лежал в хижине, а Клейтон рыскал по лесу в поисках пищи для них обоих. Они никогда не разговаривали друг с другом без крайней необходимости. Клейтон занимал теперь тот угол хижины, который был предназначен для Джен Портер.

Судьба преподнесла горькую шутку. Когда Тюран настолько окреп, что мог отправиться на поиски пищи, Клейтон в свою очередь заболел лихорадкой. Целые дни метался он в бреду, но Тюран ни разу не подошел к больному. Особенно мучила жажда. Между перемежающимися приступами бреда Клейтон раз в день ухитрялся несмотря на крайнюю слабость зачерпнуть в кружку немного свежей воды из ближайшего ручья, Тюран наблюдал за ним издали: ему доставляло злобную радость видеть страдания человека, который так долго ухаживал за ним, преодолевая в себе отвращение к недавнему врагу.

Наконец, Клейтон ослабел настолько, что уже не мог спуститься с дерева. Он попросил Тюрана принести ему пить. Тот с наглой усмешкой протянул ему кружку.

— Вот вода, — сказал он. — Но прежде чем дать ее вам, я должен напомнить, что вы опорочили меня в глазах женщины, которую не хотели разделить со мною, а берегли только для себя!

Клейтон оборвал его:

— Замолчите! Как смеете вы, негодяй, бесчестить имя женщины, которая, вероятнее всего, уже умерла! Я был глуп, что оставил вас в живых. Вы недостойны жить даже в этой стране дикарей!

— Вот вода, — повторил Тюран, — Смотрите…

Он поднес кружку к своим губам и, отпив, вылил остатки на землю. После этого повернулся и ушел. Клейтон закрыл лицо руками.

На следующий день Тюран решил отправиться вдоль берега на север, надеясь рано или поздно набрести на поселение цивилизованных людей. Перед уходом он готов был убить больного, если бы не считал убийство при таких обстоятельствах проявлением милосердия.

В тот же день Тюран дошел до маленькой хижины на берегу моря. В сердце его вспыхнула надежда при виде признаков цивилизации. Если бы он знал, кому принадлежит эта хижина, то бежал бы от нее, как от чумы. Но он не ведал этого и потому прожил там несколько дней, наслаждаясь безопасностью и сравнительным комфортом чужого жилища.

В лагере лорда Теннингтона по мере того, как шли дни за днями, не принося никаких утешительных известий, надежда на то, что Джен Портер, Клейтон и Тюран будут спасены, начинала угасать. Никто не заговаривал об этом с профессором Портером, а сам он был настолько погружен в свои ученые размышления, что не чувствовал, как шло время.

— Если бы я не знал старика так близко, — сказал Теннингтон, обращаясь к мисс Стронг, — то подумал бы, что он… немножко того…

— Если бы это не было так печально, это было бы смешно. Я знала его всю жизнь и поэтому уверена в его горячей любви к Джен. Но другим может показаться, что он совершенно безучастен к судьбе дочери. Это объясняется только тем, что он настолько непрактичен, что не представляет себе такой простой, реальной вещи, как смерть, пока не увидит ее воочию.

— Вы никогда не догадаетесь, что он вытворил вчера, — продолжал Теннингтон. — Я возвращался с охоты, когда профессор попался мне навстречу. Он быстро шел по лесной тропинке, по которой я возвращался в лагерь. Руки заложены за фалды сюртука, шляпа надвинута на лоб, глаза устремлены в землю. Он попал бы прямо в объятья смерти, если бы я не задержал его в пути. «Профессор», — удивился я, — «чего ради вы здесь и куда идете?» «Я иду в город, лорд Теннингтон», — ответил он вполне серьезно. — «Я собираюсь пожаловаться почтмейстеру, что до нас не доходит корреспонденция. Вы подумайте, несколько недель я не получаю ни журналов, ни писем! Я должен был получить уже несколько писем от Джен. О таком безобразии необходимо сообщить в Вашингтон».

— И поверите ли, мисс Стронг, — продолжал Теннингтон, — мне стоило большого труда убедить его в том, что здесь нет не только почты, но и города, что Вашингтон находится на другом полушарии. Только когда он понял это, вот тогда начал беспокоиться о судьбе дочери. Мне кажется, что теперь он представляет себе весь ужас нашего положения.

— Мне страшно даже думать об этом, — сказала мисс Стронг. — А между тем мои мысли все время возвращаются к отсутствующим друзьям.

— Будем надеяться на лучший исход, — ответил Теннингтон. — Ведь вы до сих пор были для нас блестящим примером стойкости, хотя ваша потеря, действительно, очень тяжела.

— Да, — ответила она, — я не могла бы любить Джен Портер сильнее, чем если бы она была моей родной сестрой.

Теннингтон не проявил своего удивления по поводу ее слов, хотя она ответила ему, по его мнению, несколько уклончиво. Он провел много времени в обществе этой прелестной девушки из Мериленда со дня гибели «Алисы», но только недавно почувствовал, что относится к ней настолько неравнодушно, что начинает терять присущее ему спокойствие. В последнее время он все чаще вспоминал откровенное признание Тюрана о том, что он и мисс Стронг обручены. Сейчас Теннингтон впервые усомнился в правдивости слов Тюрана.

— А если бы погиб мосье Тюран, — осторожно спросил он, — это было бы для вас тяжелой потерей?

Девушка с удивлением посмотрела на своего собеседника.

— Мосье Тюран был моим другом. Он мне очень нравился, хотя мы познакомились с ним совсем недавно.

— Значит, вы не были с ним обручены? — выпалил Теннингтон.

— Что вы! — воскликнула она. — Мне и в голову не могла прийти такая мысль!

Теннингтон хотел было что-то сказать Элоизе, хотя бы намекнуть, что ему необходимо сообщить нечто очень важное… но слова застряли у него в горле. Он закашлялся, покраснел и в конце концов свел разговор к тому, что… хижины, пожалуй, будут построены до наступления дождей.

Разговор был прерван появлением в высшей степени странной и зловещей фигуры, которая вынырнула из джунглей. Теннингтон уже выхватил было револьвер, но в это время жалкое и полунагое существо окликнуло его по имени и бросилось к нему с восторженными восклицаниями. Никто не узнал бы в этом грязном, исхудалом субъекте всегда безукоризненно одетого мосье Тюрана, с которым они расстались во время крушения «Алисы». На вопрос о том, что случилось с его спутниками, Тюран в отчаянии заломил руки:

— Все они погибли. Мисс Портер унесена в лес каким-то хищником. Клейтон умер от лихорадки… Ах, если бы мы знали, что вы находитесь так близко от нас!

Джен Портер не знала, сколько времени пробыла она во мраке подземелья. Каждый раз женщина, приносившая пищу, знаками предлагала ей подняться, но Джен в^ч продолжении многих дней лишь отрицательно качала головой. Понемногу силы восстанавливались, она могла уже кое-как передвигаться с места на место, держась за стену. Ее похитители были рады — жертва выздоравливала, и, значит, день жертвоприношения приближался.

Наконец, этот день наступил. В темницу пришла женщина, началась какая-то странная церемония. Джен не сомневалась в том, что присутствует при религиозном обряде. Не подозревая ничего ужасного, молодая женщина охотно покинула темницу. Но, увидев каменный жертвенник в центре храма, обагренный пятнами запекшейся крови, она содрогнулась от ужаса.

В одно мгновение ее связали и положили на жертвенник. Во время причудливого танца жрецов Джен, похолодев от ужаса, следила за тем, как тонкое лезвие в поднятой руке верховной жрицы начало медленно приближаться к ее груди…

Джен закрыла глаза и лишилась чувств.

День и ночь бежал Тарзан через девственный лес к городу, где томилась любимая женщина. За сутки он преодолел тот путь, который пятьдесят воинов Опара проделали в течение недели. Поспеет ли он вовремя? Надежда сменялась отчаянием… Если она погибла, он, по крайней мере, отомстит за нее! Ему казалось, что у него хватит сил стереть с лица земли все население страшного города!

Около полудня Тарзан достиг той скалы, где начинался тайный ход в подземелье. Как кошка, взобрался он по отвесной скале и через несколько минут уже мчался по темным подземным переходам. Наконец, он добрался до колодца, на противоположной стороне которого находилась комната с отверстием в стене. Задержавшись на краю колодца, человек-обезьяна услышал смутный шум, доносившийся к нему сверху. Его чуткий слух разобрал, что это за шум. Это был танец жрецов, предшествовавший жертвоприношению… Тарзан даже узнал знакомый ему женский голос. Неужели началось то, чему он так хотел помешать? Не опоздает ли он всего на какую-нибудь минуту?

Как испуганный олень, перелетел Тарзан через пропасть, отделявшую его от продолжения туннеля. Одержимый единственным желанием — успеть, бросился он разбирать стену, и как только отверстие позволило просунуть плечи, юркнул в темную комнату. Одним прыжком очутился он у двери. Но здесь ему пришлось остановиться: дверь была заперта снаружи…

В один миг несчастный понял, что усилия открыть дверь ни к чему не приведут. Оставался только один выход— назад, через длинные туннели, проникнуть тем путем, каким он шел когда-то со своим отрядом. Но было очевидно, что, идя кружным путем, он неминуемо опоздает — ведь девушка, судя по всему, лежит в эту минуту на жертвенном камне.

Монотонный голос жрицы, несущий смерть, подсказал безумный план: добраться до верхнего отверстия колодца и оттуда проникнуть в храм. Ах, если бы он мог забросить конец своей веревки наверх! А почему не попробовать? Схватив один из больших камней, Тарзан привязал к нему конец веревки и, взяв камень в обе руки, бросил изо всей силы вверх.

Камень не упал обратно в колодец, а остался где-то снаружи. Тарзан попробовал, крепко ли держится веревка, и через секунду уже повис над пропастью.

Тяжесть тела начала перевешивать камень. Тарзан почувствовал, что веревка опускается дюйм за дюймом. Успеет ли он достигнуть цели или упадет в неведомую глубину?