Возвращение Тарзана в джунгли

XXI Жертвы кораблекрушения

Клейтону снилось, что он пьет большими глотками воду — чистую, свежую воду. Вздрогнув, он проснулся и ощутил, что насквозь промок от потокоз проливного дождя. Клейтон открыл рот и стал жадно глотать влагу. Это настолько освежило его, что он оказался в состоянии немного приподняться, уперевшись руками в борт шлюпки. Ноги были прижаты Тюраном. За ним — свернувшись жалким комочком, лежала Джен Портер. Клейтон почти не сомневался, что она уже мертва.

После долгой возни ему, наконец, удалось высвободить свои ноги из-под лежавшего на них Тюрана. Собрав силы, он пополз к девушке и приподнял ее голову, которая беспомощно лежала на одной из грубо обтесанных досок, составлявших дно лодки. Быть может, в этом жалком, изможденном теле еще теплится жизнь? Клейтон не мог отказаться от последней, слабой надежды. Он взял тряпку, набухшую от дождя, и выжал из нее несколько капель драгоценной влаги на распухшие губы несчастного и безжизненного существа, которое еще так недавно пленяло всех блеском юности и красоты.

Несмотря на все усилия Клейтона, девушка долго не проявляла никаких признаков жизни, но, наконец, старания его увенчались успехом: он заметил, что полузакрытые веки Джен слегка вздрогнули. Он начал растирать ее бледные тонкие руки, продолжая смачивать запекшиеся губы. Девушка открыла глаза, но не сразу пришла в себя.

— Вода? — спросила она. — Мы — на берегу?

— Идет дождь, — объяснил он, — У нас есть, по крайней мере, вода. Мы оба ожили от нескольких капель воды.

— Где мосье Тюран? — спросила она. — Он не убил вас? Что с ним? Он умер?

— Не знаю, — ответил Клейтон. — Если только он жив, вода подкрепит его силы…

Клейтон остановился, слишком поздно сообразив, что не следует тревожить девушку после всего, что она испытала.

Но она поняла, чего он не договорил.

— Где он? — спросила она.

Клейтон кивком указал в ту сторону, где лежал Тюран.

Некоторое время они молчали.

— Я постараюсь привести его в чувство, — сказал Клейтон.

— Нет, — прошептала она. — Не делайте этого. Он убьет вас, как только дождь хоть немного восстановит его силы. Если он находится при смерти, пусть себе умирает. Не оставляйте меня одну в лодке с этим зверем.

Клейтон колебался. Долг чести требовал, чтобы он попытался оживить Тюрана, но, возможно, Тюран уже не нуждался в помощи… Надеяться на такой исход не возбранялось никакими законами чести.

Клейтон медлил, борясь с самим собой. Но вдруг, отведя взор от тела Тюрана, он взглянул поверх борта и переменился в лице. Шатаясь, он встал на колени, и из груди его вырвался крик радости.

— Джен, земля! Мы спасены! Земля!

Девушка посмотрела в направлении, куда он указывал, и увидела на расстоянии, не превышающем ста ярдов, желтый низменный берег, а немного дальше — роскошную листву тропического леса.

— Теперь вы можете привести его в чувство, — сказала Джен Портер, которая тоже испытывала угрызения совести с тех пор, как воспротивилась желанию Клейтона оказать помощь их спутнику.

Добрые полчаса пришлось возиться с Тюраном, пока, наконец, он не начал проявлять признаки жизни. Но и после того, как он открыл глаза, понадобилось много времени и усилий, чтобы довести до его сознания радостную весть. К тому времени лодка уже слегка поскрипывала, задевая песчаное дно.

Несколько глотков дождевой воды и радостные надежды настолько поднши дух Клейтона, что он оказался в состоянии добраться вброд до берега и привязать шлюпку к небольшому дереву. Он сделал это из предосторожности, опасаясь, как бы с наступлением отлива ее не отнесло обратно в море, так как в шлюпке должна была остаться Джен Портер, которую он, при всем своем желании, был не в силах доставить на берег в ближайшие несколько часов.

Затем он отправился, то ковыляя, то ползком, в лес, где, по некоторым признакам, рассчитывал найти в изобилии тропические плоды. Не так давно, бродя по джунглям в обществе Тарзана, он научился распознавать съедобные плоды. Его прежний опыт пригодился теперь: после часового отсутствия он вернулся на берег, неся большой запас пищи.

Дождь прекратился, и тропическое солнце стало так безжалостно припекать бедную Джен, что она решила во что бы то ни стало добраться до берега. Подкрепившись пищей, принесенной Клейтоном, все трое кое-как дотащились до дерева, к которому была привязана их лодка. Там, в тени, они уснули и проспали до наступления темноты…

Около месяца прожили они на берегу более или менее благополучно. Восстановив силы, мужчины соорудили первобытную хижину на ветвях дерева, чтобы оградиться от нападения хищных зверей. Днем они собирали плоды или ставили ловушки на мелких грызунов. Ночью ежились от страха в своем шатком убежище, прислушиваясь к зловещему вою диких обитателей джунглей.

Спали они на подстилках из травы. По ночам Джен укрывалась старым пальто Клейтона. Это было то самое памятное пальто, которое он носил во время поездки в Висконсинские леса. Клейтон соорудил из ветвей нечто вроде перегородки, делившей их жилище на две «комнаты». В одной спала девушка, в другой — Клейтон с Тюраном.

С первых же дней Тюран обнаружил все подлинные черты своего характера — эгоизм, грубость, трусость и чувственность. Дважды дело дошло у него с Клейтоном до кулаков, и оба раза поводом к столкновению служило его отношение к девушке. Клейтон не решался оставить их наедине ни на минуту. Совместная жизнь с Тюраном была для Клейтона и его невесты непрестанной пыткой, но они продолжапи жить рядом в надежде на то, что когда-нибудь избавятся от него.

Джен Портер часто возвращалась мыслью ко времени своего первого пребывания на пустынном берегу Африки.

О, если бы могучий лесной бог был среди них теперь! Он защитил бы ее не только от лесных хищников, но и от зверя в человеческом образе, с которым она вынуждена жить рядом.

Девушка невольно думала о том, что сделал бы на месте ее жениха Тарзан, если бы стал свидетелем наглого и угрожающего поведения Тюрана. Не вызывало сомнения, что под его опекой она чувствовала бы себя в несравненно большей безопасности, чем под ненадежной защитой Клейтона.

Однажды, во время отсутствия Клейтона, который ушел к ручью по воду, она высказала эти мысли Тюрану.

— Ваше счастье, мосье Тюран, — сказала она, — что с нами нет сейчас бедного Тарзана, который исчез с парохода в то время, когда вы и мисс Стронг плыли в Кейптаун.

— А, вы знали эту свинью? — спросил Тюран с усмешкой.

— Я знала этого человека, единственного человека — в настоящем смысле этого слова — из всех, кого я встречала на своем веку!

По ее тону Тюран сразу предположил, что она питает к его врагу чувство более нежное, чем дружба. Он воспользовался этим для того, чтобы лишний раз отомстить человеку, которого он считал погибшим, и опорочить его образ в глазах девушки.

— Он был хуже свиньи, — сказал Тюран. — Это жалкий трус. Спасаясь от справедливого гнева человека, у которого он соблазнил жену, он пытался свалить всю вину на опозоренную женщину. Когда ему это не удалось, он покинул Францию, чтобы избежать дуэли с оскорбленным мужем. Вот почему он и очутился на пароходе, на котором я и мисс Стронг направлялись в Кейптаун. Я хорошо знаю всю эту историю, так как женщина, о которой я говорю, — моя родная сестра. Мне известно одно обстоятельство, и я никому до сих пор о нем не рассказывал. Дело в том, что господин Тарзан бросился с парохода в море из страха передо мной. Я узнал его в то самое утро и потребовал удовлетворения. Я предложил ему драться со мной на ножах в моей каюте.

Джен Портер рассмеялась.

— Неужели вы даже на минуту можете себе представить, что хотя бы один человек, знавший Тарзана и знающий вас, поверит вашему совершенно невероятному рассказу?

— Но, в таком случае, почему он путешествовал под вымышленным именем?

— Что бы вы ни говорили, я не верю вам! — воскликнула Джен Портер, но семя подозрения упало в ее душу, так как ей было известно, что мисс Стронг знала Тарзана под именем Джона Колдуэлла из Лондона.

Джен не могла и предположить, что в каких-нибудь пяти милях к северу от них, в маленькой уютной хижине лежал в это время человек, о котором они говорили, — Тарзан.

А еще дальше, в нескольких милях от его хижины, расположились незатейливые, но надежно построенные жилища, в которых обитало восемнадцать человек.

Это были пассажиры трех лодок с «Алисы», потерянных из виду Клейтоном и его спутниками.

По невозмутимой поверхности моря они добрались до берега меньше чем в три дня, не испытав никаких ужасных последствий кораблекрушения, кроме потрясения, вызванного катастрофой, и тех суровых условий, в которых протекала теперь их жизнь.

Они утешали себя надеждой, что четвертая лодка подобрана каким-нибудь судном, и потому вскоре будут приняты меры к розыску остальных пассажиров.

Все огнестрельное оружие с «Алисы» было помещено в лодку лорда Теннингтона, он и его спутники были снабжены всем необходимым для защиты и для охоты.

Профессор Архимед Портер был единственным виновником их трезоги. Не сомневаясь в том, что его дочь спасена каким-нибудь пароходом, он совершенно перестал беспокоиться о ней и посвятил все силы своего могучего интеллекта изучению важных и еще неразрешенных научных вопросов. Ничто другое не доходило до его сознания.

— Никогда еще, — сказал лорду Теннингтону Самюэль Филандер, — наш профессор не доставлял окружающим столько забот. За ним надо все время присматривать. Сегодня утром я отлучился от него всего лишь на полчаса, — и, представьте себе, — он исчез. Как вы думаете, где я его обнаружил? В полумиле от берега, в одной из наших лодок. Непонятно, каким образом ему удалось отплыть даже на такое расстояние при наличии всего одного весла, которым он усиленно греб, кружась все время на месте. Когда один из моряков довез меня до него в другой лодке, профессор был до глубины души возмущен моим предложением вернуться на берег.

— Я удивляюсь, господин Филандер, — заявил он, — что у вас, человека весьма образованного, хватает дерзости мешать научным изысканиям. Из некоторых моих астрономических наблюдений, сделанных здесь в тропические ночи, я вывел совершенно новую гипотезу о происхождении туманностей. Она потрясет весь ученый мир. Мне нужна для справки одна превосходная монография о гипотезе Лапласа. Книга находится в одной из частных библиотек в Нью-Йорке. Своим вмешательством вы заставляете меня терять драгоценное время. Я торопился в Нью-Йорк за книгой.

— Мне стоило очень больших усилий заставить его, исключительно путем убеждения, без применения физической силы, вернуться, наконец, на берег, — заключил свой рассказ мистер Филандер.

Мисс Стронг и ее мать вели себя очень мужественно, несмотря на постоянную опасность нападения хищных зверей.

Ни мать, ни дочь, в отличие от всех других, совершенно не верили предположению, что Джен Портер, Клейтон и Тюран подобраны на море пароходом.

Эсмеральда день и ночь обливалась слезами по поводу того, что жестокая судьба разлучила ее с «бедной маленькой крошкой», как она называла Джен Портер.

Великодушие и доброта лорда Теннингтона не изменили ему и в этой обстановке. Он и здесь остался все тем же веселым и милым хозяином, который непрестанно заботится об удобствах и развлечениях для своих гостей. По отношению к матросам он был неизменно строгим и справедливым начальником. В джунглях, как и на борту «Алисы», все они твердо знали, кому принадлежит последнее слово в наиболее важных случаях жизни и в тревожных обстоятельствах, требующих спокойного и разумного решения.

Если бы эта прекрасно организованная и более или менее благополучно существовавшая группа людей могла увидеть своих прежних спутников, находившихся на расстоянии нескольких миль от них, — они вряд ли узнали бы в жалких, напуганных и исхудалых оборванцах веселую маленькую компанию, так радостно и беззаботно смеявшуюся на борту «Алисы».

Клейтон и Тюран ходили почти голые, — до того изорвали они свое платье о колючие кустарники джунглей, бродя в поисках скудной пищи.

Джен Портер, конечно, освободили от этой обязанности, — но и ее наряд был, тем не менее, в очень плачевном состоянии.

Клейтон от нечего делать стал подбирать шкурки убитых животных. Натянув их на пни, он усердно скоблил и таким образом предохранял от порчи. Поскольку сквозь его отрепья начинала все сильнее проступать нагота, Клейтон решил сделать себе одежду из шкур. Шип терновника служил ему иголкой, сухая трава и жиль? животных — нитками.

Одежда получилась без рукавов, почти до колен. Так как она была сшита из множества шкурок различных пород грызунов, то вид имела чрезвычайно пестрый. А вдобавок издавала такой ужасный запах, что надевать ее было крайне неприятно. Все же настало время, когда ради соблюдения приличий Клейтон был вынужден надеть свой пестрый наряд. Джен, несмотря на тяжелое душевное состояние, в котором все время находилась, не могла удержаться от улыбки.

Несколько позже и Тюрану пришлось позаботиться о своем гардеробе. Бородатые, в одеждах из шкур, с обнаженными до колен ногами, оба они казались представителями доисторического человечества.

Спустя два месяца после поселения, люди подверглись первой большой опасности.

Тюран, одержимый припадками африканской лихорадки, лежал в хижине. Клейтон отправился в этот день на поиски пищи, в джунгли. Джен вышла встретить его.

За Клейтоном осторожно крался старый, с шелудивой шерстью лев. Его одряхлевшие мышцы были бессильны снабжать пищей огромный желудок: в течение трех дней зверь ничего не ел. В продолжение нескольких месяцев количество добываемой им пищи все уменьшалось, и он был вынужден предпринимать все более и более далекие прогулки в поисках легкой добычи. И вот, наконец, ему удалось найти самое слабое и беззащитное из всех созданий. Еще минута — и старый лев будет обедать!

Клейтон, не подозревая о том, что смерть следует за ним по пятам, вышел из джунглей, спеша навстречу Джен. Он отошел от кромки леса шагов на сто и успел приблизится к Джен почти вплотную, как вдруг она заметила за его спиной бурую голову зверя и злые желтые глаза. Морда льва была опущена до земли, лапы ступали бесшумно.

Молодая женщина оцепенела от страха, как от мороза, и не могла издать ни одного звука, но ее застывший, полный ужаса взор сказал Клейтону об опасности яснее слов. Бросив беглый взгляд назад, Клейтон сразу понял всю безнадежность их положения. Лев был в тридцати шагах от них, такое же расстояние отделяло людей от жилища. В руках у Клейтона была только толстая палка — оружие столь же пригодное для защиты от льва, как игрушечная пушка, заряженная пробкой.

Старый лев давно понял, что, преследуя добычу, рычать бесполезно, более того, можно спугнуть ее, но на этот раз, уже осязая у себя под когтями живое тело, он дал золю своей давно затаенной ярости и потряс воздух оглушительным ревом.

— Бегите, Джен, — крикнул Клейтон. — Скорей! Бегите домой!

Парализованные мускулы отказывались повиноваться женщине: она продолжала стоять, безмолвная и неподвижная, с ужасом глядя на воплощенную в звере смерть, которая осторожно подкрадывалась к ним.

Тюран, услышав рычание льва, подполз к выходу. Когда он увидел ужасную картину, то стал кричать:

— Бегите! Бегите! Бегите скорей! Если вы погибнете, я останусь один в этом ужасном месте!..

Голос его оборвался. Он заплакал.

На мгновение лев остановился, привлеченный звуком нового голоса, и бросил испытывающий взгляд на дерево. Клейтон не мог совладеть со своим волнением. Повернувшись спиной к хищнику, он закрыл лицо руками и стал ждать, что будет.

Девушка с ужасом посмотрела на своего защитника. Почему он ничего не делает? Если смерти не миновать, отчего не встретиться с ней мужественно, лицом к лицу, броситься на зверя и колотить его по свирепой морде хотя бы этой несчастной палкой, если нет другого оружия. Пусть эго бесполезно, но нельзя же сдаваться без бея! Разве ток вел бы себя Тарзан? Он бы погиб, борясь до последней капли крови!

Лев присел на задние лапы, готовясь к прыжку. Сейчас его страшные, желтые клыки вопьются в тело одного из них. Джен опустилась на колени, закрыв лицо руками, чтобы не видеть того, что должно неминуемо произойти, Тюран, ослабленный болезнью, упал в обморок.

Секунды медленно ползли, образуя минуты, минуты тянулись бесконечно… Лев медлил. Клейтон, почти потеряв сознание, едва стоял. Колени его дрожали. Вот-вот он упадет…

Джен не могла дальше выдержать и открыла глаза. Что это? Неужели она видит сон?

Клейтон, немного овладев собою, поднял голову и повернулся в ту сторону, где стоял лев. Крик изумления вырвался из его горла. Почти у ног его и Джен лежал зверь, пронзенный копьем. Оно вонзилось ему в спину, выше правой лопатки, и прошло через все тело, задев сердце.

Джен встала на ноги. Когда Клейтон снова повернулся к ней, она зашаталась от слабости. Мужчина протянул к ней руки, чтобы поддержать, затем привлек девушку к себе и хотел поцеловать, чтобы выразить охватившее его чувство благодарности, но та мягко отстранила его.

— Не надо, Уильям. Я как будто пережила за несколько мгновений тысячу лет. Перед лицом смерти я поняла, как надо жигь. Я не хочу причинять вам боль, ко поймите: я не могу больше мириться с тем невыносимым положением, в которое я поставила себя, дав вам неосторожное обещание. Эти трагические минуты показали, что с моей стороны было бы преступно продолжать обманывать себя и вас мыслью о том, что я когда-либо стану вашей женой.

— Я не понимаю вас, Джен! — вскричал Клейтон. — Каким образом наше чудесное избавление могло изменить ваши чувства ко мне? Вы сейчас слишком взвинчены. Давайте отложим разговор до завтра.

— Сейчас я разбираюсь в своих чувствах гораздо лучше, чем год назад. Событие, которое только что произошло, напомнило мне, что я когда-то пользовалась любовью самого доблестного человека в мире. Я не понимала тогда своей любви к нему, и мы расстались. Слишком поздно узнала я о своем чувстве. Он погиб, и я никогда ни с кем не пойду под венец. Если бы я вышла за человека, уступающего ему в храбрости, я бы невольно презирала своего мужа, постоянно сравнивая его с погибшим. Понимаете ли вы меня, Клейтон?

— Да, — ответил он, краснея, и опустил голову.

На следующий день случилось большое несчастье. Еще одно…