Возвращение Тарзана в джунгли

I На корабле

— Какая необыкновенная красота! — произнесла вполголоса графиня де Куд.

— Что такое? — спросил граф, повернув голову к своей молодой жене. — Чем ты восхищаешься?

И он стал искать глазами предмет ее восхищения.

— Ничем особенным, мой друг, — ответила графиня, и легкая краска смущения залила ее и без того розовые щеки. — Я думала о грандиозных небоскребах, которые мы видели в Нью-Йорке.

Сказав это, хорошенькая графиня уселась поудобнее в своем кресле на палубе парохода и снова принялась за чтение журнала, который она незадолго перед тем уронила к себе на колени.

Муж ее тоже погрузился в свою книгу, слегка недоумевая, почему графиня так восхищается небоскребами, которые три дня тому назад в Нью-Йорке казались ей отвратительными. После нескольких минут молчания граф отложил книгу.

— Какая скука, Ольга, — сказал он. — Пойти разве посмотреть, нет ли на пароходе других скучающих людей, которые согласились бы составить мне партию в карты?

— Ты не очень любезен, мой друг, — заметила жена, улыбаясь. — Но мне и самой очень скучно, а потому прощаю тебя. Иди, играй в свои противные карты, если тебе это доставляет удовольствие.

Когда муж ушел, графиня кинула беглый взгляд на высокого молодого человека, лениво расположившегося в кресле в нескольких шагах от нее.

— Какая красота! — прошептала она снова.

Графине Ольге де Куд было двадцать лет, ее мужу — сорок. Она была верной и преданной женой, но вряд ли могла чувствовать пламенную и страстную любовь к графу, за которого вышла замуж не по своей воле, а по желанию отца, богатого русского аристократа. И все же, восторженное восклицание, сорвавшееся с уст графини при виде прекрасного незнакомца, не было вызвано дурными помыслами, противоречащими супружеской верности. Она просто любовалась им, как можно любоваться совершенным образцом природы.

В тот момент, когда она украдкой взглянула на привлекательного молодого человека, тот поднялся и ушел с палубы.

— Кто этот господин? — спросила графиня лакея.

— У нас, сударыня, он записан: «Мосье Тарзан, из Африки».

Интерес молодой женщины к незнакомцу усилился.

Направляясь в курительную комнату, Тарзан заметил у дверей двух смуглых субъектов, о чем-то возбужденно шептавшихся. Он не удостоил бы их и мимолетным вниманием, если бы не робкий, виноватый взгляд, брошенный на него одним из собеседников. Субъекты напомнили Тарзану мелодраматических злодеев, которых он немало повидал на сценах парижских театров.

Тарзан спустился в курительную комнату и нашел укромное местечко. Сидя в одиночестве над рюмкой абсента, снова и снова задумывался он: благоразумно ли поступил, отказавшись от наследственных прав в пользу человека, которому ничем не обязан.

Да, ему нравился Клейтон, но не в этом было дело. Не ради Уильяма Сесиля Клейтона лорда Грэйстока отрекся Тарзан от своего законного имени. Он сделал это ради той, которую они оба любили, ради той, кого странная прихоть судьбы отдала не ему, а Клейтону. Тарзан знал, что Джен его любит, но ее любовь только увеличивала тяжесть испытания, выпавшего на его долю, ибо то решение, которое человек-обезьяна принял когда-то ночью на маленькой железнодорожной станции, в далеких Висконсинских лесах, было необходимо для ее благополучия.

Счастье любимой девушки было для него важнее всего, а недолговременное знакомство с культурными людьми убедило, что жизнь без денег и высокого положения в обществе невыносима для большинства из них. Джен Портер была рождена для того и другого, и, если бы Тарзан расстроил брак с Клейтоном, он несомненно обрекал ее на бедность и лишения.

От прошлого мысли Тарзана обратились к будущему. Он старался предвосхитить ощущения, с которыми вернется в родные джунгли, в те суровые, дикие джунгли, где провел двадцать из своих двадцати двух лет жизни. Но кто будет там рад его возвращению? Никто! Только слона Тантора может он назвать своим другом. Даже обезьяны не встретят его как родного.

Хотя цивилизация и не дала Тарзану почти ничего ценного, тем не менее научила его стремиться к обществу ему подобных, научила дорожить теплотой товарищеских отношений. В иных условиях жизнь потеряла бы теперь свое очарование. Ему уже трудно представить себя на свете без друга, без живого существа, говорящего на том новом языке, который Тарзан научился любить за два года. Вот почему мысли о будущем не возбуждали радостных надежд.

Раскуривая новую папиросу, Тарзан бросил взгляд на висевшее перед ним зеркало, в котором отражался соседний стол и четыре человека, занятых игрой в карты. Как раз в этот момент один из игроков встал со своего места, и тотчас же к столу приблизился человек, стоявший до того в стороне. Он вежливо попросил позволения занять свободное место, чтобы дать играющим возможность не прерывать своей партии.

Это был один из тех двух субъектов, которые шептались у входа в курительную комнату. Интерес Тарзана к игре несколько усилился, и, размышляя о своем будущем, он не переставал наблюдать за фигурами, сидевшими за его спиною.

Тарзан знал по имени лишь одного из игроков. Это был сидевший как раз напротив нового партнера граф Рауль де Куд, на которого более чем внимательный лакей уже успел указать как на одну из достопримечательностей корабля в этом рейсе.

Тем временем в комнату вошел и стал за креслом графа второй из смуглых заговорщиков, лица которых он успел запомнить. От Тарзана не ускользнул его взгляд, украдкой брошенный по сторонам. Странно было, однако, что субъект не заметил при этом внимательных глаз Тарзана, прикованных к отражению в зеркале.

Заговорщик вытащил что-то из своего кармана, что именно, Тарзан не мог разглядеть, осторожно протянул руку к карману графа и ловко опустил туда вынутый предмет. После этого он не двинулся с места, продолжая следить за игрой. Тарзан недоумевал, но весь превратился во внимание, стараясь не упустить ни малейшей детали.

Игра продолжалась до тех пор, пока граф не выиграл довольно значительную сумму у нового партнера. Тарзан заметил, как субъект, стоявший за креслом графа, кивнул головой своему приятелю. Сейчас же тот встал и, указывая на графа, произнес в негодовании:

— Если бы я знал, что этот господин — профессиональный шулер, я не принял бы так опрометчиво участия в игре.

Граф и двое остальных игроков поднялись. Де Куд побледнел.

— Что вы хотите сказать, сударь! — воскликнул он. — Знаете ли вы, с кем говорите?

— Я знаю, с кем говорю, — и, надеюсь, в последний раз — с человеком, мошенничающим в карточной игре…

Граф через стол ударил говорившего по лицу.

— Тут какая-то ошибка, сударь! — воскликнул один из игроков. — Перед вами — граф де Куд.

— Если я ошибся, — ответил обличитель, — то с радостью возьму свои, слова обратно: пусть только граф объяснит нам, откуда у него взялись те карты, которые он только что на моих глазах спрятал в карман.

Его приятель, который проделал то, что теперь приписывалось графу и что не ускользнуло от глаз Тарзана, попытался в этот момент улизнуть из комнаты. К своей досаде он увидел, что путь отступления отрезан высоким сероглазым незнакомцем.

— Простите! — буркнул он, стараясь проскочить в дверь.

— Погодите! — процедил в свою очередь Тарзан.

— В чем дело? — воскликнул тот с возмущением. — Позвольте мне пройти, сударь.

— Подождите! — стоял на своем Тарзан. — Я уверен, что вы могли бы кое-что объяснить нам…

Субъект потерял терпение и с ругательством попытался отбросить незнакомца в сторону. Тарзан только улыбнулся; схватив своего дюжего противника за воротник, он препроводил его обратно к столу, не обращая внимания на сопротивление и брань. Николаю Рокову впервые пришлось испытать на себе мускулистые руки победителя льва Нумы и исполинской обезьяны Теркоза.

Негодующий обличитель де Куда и два остальных игрока вопросительно смотрели на графа. К месту неожиданно вспыхнувшего скандала поспешили пассажиры, с любопытством ожидая развязки конфликта.

— Этот субъект бредит, — оказал граф, — Господа, я попрошу кого-нибудь из вас обыскать меня.

— Обвинение нелепо, — подтвердил один из игроков.

— Вам стоит только опустить руку в карман графа, и вы убедитесь в том, что оно вполне серьезно, — настаивал обличитель и, заметив, что остальные еще колебались, добавил. — Хорошо! Если никто другой не хочет, я сделаю это сам, — и он шагнул по направлению к графу.

— Нет, сударь. — резко ответил де Куд. — Я позволю обыскать себя только человеку порядочного круга.

— Нет необходимости обыскивать графа: карты действительно находятся у него в кармане. Я сам видел, как они были туда опущены…

Все с удивлением обернулись в сторону, откуда были произнесены эти слова, и увидели статного молодого человека, который вел к столу своего упиравшегося пленника.

— Это — заговор! — воскликнул в ярости де Куд, — У меня нет никаких карт. — С этими словами он опустил руку в карман. Все застыли в молчании. Граф смертельно побледнел и медленно вытащил руку. В ней он держал три карты.

Граф смотрел на всех в немом и страшном изумлении. Краска стыда залила его лицо. Лица окружающих красноречиво выражали жалость и презрение.

— Да, это — заговор, сударь! — произнес сероглазый незнакомец. — Господа! — продолжал он. — Граф не знал о том, что эти карты находились в его кармане. Они были опущены туда тайком в то время, когда он был занят игрою. Сидя вон там, я видел отражение всей сцены в зеркале. Этот субъект, которому я вовремя помешал покинуть комнату, положил карты в карман графа.

Де Куд перевел взор с Тарзана на его пленника.

— Николай! — воскликнул он, — это вы? — Затем он повернулся к другому заговорщику и, пристально вглядевшись в него, продолжал. — А вас я не узнал без бороды, Павлович. Теперь мне все понятно, господа!

— Как поступить с ними, сударь? — спросил Тарзан. — Передать капитану?

— Нет, мой друг, — поспешил ответить де Куд. — Это — личное дело, и я хотел бы покончить с ним мирным путем. Чем меньше мы будем возиться с этими субъектами, тем лучше. Но как мне отблагодарить вас за вашу неоценимую услугу? Позвольте передать вам мою карточку. Если вам понадобится когда-нибудь моя помощь, я буду счастлив оказать ее.

Тарзан отпустил Рокова, который вместе с товарищем поспешил покинуть курительную. Уходя, Роков успел шепнуть Тарзану:

— Не сомневаюсь, что вы, сударь, будете иметь случай пожалеть о своем вмешательстве в чужие дела.

Тарзан улыбнулся и, поклонившись графу, вручил свою карточку. Граф прочел: Жан К. Тарзан.

— Мне жаль, мосье Тарзан, — сказал де Куд, — что вы приобрели сегодня не только нового друга в моем лице, но и двух новых врагов — отъявленнейших негодяев во всей Европе. Постарайтесь избегать дальнейших встреч с ними, сударь!

— Я имел в свое время более страшных врагов, — спокойно улыбнулся в ответ на предостережение Тарзан, — и все же до сих пор цел и невредим. Я не представлю им случая чем-нибудь повредить мне.

— Будем надеяться, — сказал де Куд. — Но все же вам следует быть начеку, зная, что сегодня вы приобрели себе по крайней мере одного настоящего врага, который ничего не забывает и не прощает и в чьем злобном уме всегда зреют планы мщения.

В тот же вечер Тарзан, войдя в свою каюту, нашел на полу свернутый листок бумаги, очевидно просунутый в щель под дверью. Он развернул его:

Тарзан улыбнулся, выбросил записку в иллюминатор и улегся спать, тотчас забыв о ней.

В соседней каюте Ольга де Куд говорила своему мужу:

— Почему ты так мрачен, Рауль? Что тревожит тебя?

— Ольга, с нами на пароходе находится Николай. Знала ли ты об этом?

— Николай? — воскликнула она, — Но это невозможно, Рауль! Он ведь задержан в Германии!

— Так думал и я, пока не столкнулся сегодня лицом к лицу с ним и его приятелем, Павловичем. Ольга, я не могу допустить преследований с его стороны! Рано или поздно я предам его в руки властей!

— О, нет, нет, Рауль! — воскликнула Ольга, опускаясь перед мужем на колени. — Не делай этого! Вспомни о своем обещании Скажи мне, Рауль, что ты этого не сделаешь!

Де Куд взял руки жены и пристально посмотрел на ее бледное, растерянное лицо; казалось, в ее глазах он ищет выражение тех мыслей и чувств, которые побуждают ее защищать этого человека.

— Пусть будет так, как хочешь ты, Ольга! — сказал он наконец, — хотя я не могу понять тебя. Он — живая угроза нашему благополучию и чести, а между тем ты всегда выступаешь в роли защитника.

— О, нет, Рауль, — в волнении прервала его жена. — Я ненавижу его не меньше, чем ты… Но узы крови…

— Я был бы рад сегодня иметь возможность сделать ему маленькое кровопускание, — сквозь зубы процедил де Куд. — Эти два негодяя, он и Павлович, пытались сегодня опозорить меня, Ольга!

Граф рассказал жене все, что случилось с ним в курительной комнате.

— Если бы не этот так вовремя появившийся незнакомец, негодяи блестяще осуществили бы свой дьявольский замысел. Кто бы поверил моим оправданиям, когда я достал из своего кармана карты? Сомнение в моей честности готово было охватить меня самого, и вдруг Тарзан подтащил к столу твоего милого Николая и объяснил, как все произошло.

— Тарзан? — спросила изумленная графиня.

— Да. Ты знаешь его, Ольга?

— Я видела его. Лакей указал мне на него сегодня.

— Вот как? А я и не знал, что он так знаменит! — заметил граф.

Ольга де Куд поспешила переменить тему разговора. Ей было бы трудно объяснить, почему лакей называл ей имя красивого Тарзана.