Возвращение Тарзана в джунгли

XVIII Лотерея смерти

Джен Портер проснулась раньше всех. Ее спутники еще крепко спали, прикорнув на банках и на дне спасательной шлюпки. Тревога охватила девушку, когда, оглядевшись, она не увидала остальных лодок. С жутким сознанием одиночества и беспомощности всматриваясь в бесконечную равнину океана, теряя всякую надежду на спасение. Гибель, верная гибель грозила ей и ее спутникам, — откуда могли они ждать помощи?

Наконец проснулся и Клейтон. В первые минуты он ничего не соображал: не помнил событий, минувшей ночи, не понимал, где находится. Но вот его растерянный взгляд упал на девушку.

— Джен! — воскликнул он. — Какое счастье, что мы вместе!

— Посмотрите, — ответила девушка, указывая безнадежным жестом на расстилавшуюся перед ними водную гладь. — Все лодки исчезли, мы остались одни.

Клейтон посмотрел вокруг.

— Где же они? — воскликнул он. — Они не могли утонуть. Море было спокойно, и я видел их после гибели яхты.

Он разбудил остальных и объяснил им, что случилось.

— Ну что же! — спокойно ответил один из моряков. — Шлюпки рассеялись за ночь. Это, пожалуй, к лучшему. В случае бури мы все равно не могли бы помочь друг другу, а провизии в каждой лодке достаточно. Зато теперь больше надежды на то, что по крайней мере одна из шлюпок будет замечена, и тогда немедленно примутся за поиски остальных. Если бы мы держались вместе, у нас был бы один шанс на спасение, а теперь — целых четыре.

Все признали справедливость этих соображений и воспрянули духом, но, увы, ненадолго. Едва путники решили взяться за весла, чтобы плыть к востоку, по направлению к материку, как обнаружилось их исчезновение. Гребцы заснули за работой и уронили весла в воду.

Виновников осыпали градом упреков, дело едва не дошло до драки, но Клейтон кое-как успокоил рассвирепевших матросов. Спустя несколько минут вспыхнула новая ссора из-за ядовитого замечания Тюрана по поводу глупости всех англичан, а в особенности — моряков.

— Стойте, стойте, братцы, — сказал один из матросов, не принимавший участия в ссоре. — Из того, что мы разобьем друг у друга горшки на плечах, проку не будет. Давайте лучше закусим.

— Это, пожалуй, верно, — согласился Тюран и, обращаясь к одному из моряков, Вильсону, добавил. — Ну-ко, любезный, достаньте с кормы жестянку.

— Доставайте ее сами, — угрюмо ответил Вильсон. — Я не обязан исполнять приказы всякого иностранца. Вас еще никто не назначал здесь капитаном!

В конце концов пойти за жестянкой пришлось Клейтону, но и это вызвало нарекания. Вильсон начал обвинять Клейтона и Тюрана в том, что они взяли на себя хранение и выдачу припасов, чтобы пользоваться львиной долей.

— Надо поручить кому-нибудь управление нашей командой, — сказала Джен Портер, с чувством брезгливости наблюдавшая сцены, которые начались с первого дня совместного пребывания этих людей в ограниченном пространстве и могли продолжаться до бесконечности.

— Разве мало нам того, что мы беспомощно носимся по океану на этом жалком суденышке! Зачем же еще отравлять наше существование и подвергать жизнь опасности бессмысленными ссорами? Вы, мужчины, выберите из своей среды начальника, которому все остальные должны беспрекословно повиноваться. В такой обстановке дисциплина нужнее, чем в обычное время на корабле.

Слова девушки на время успокоили матросов. Они решили разделить провизию, четыре жестянки с пищей и два бочонка воды, на две равные части. Одна осталась в полном распоряжении трех матросов, другую получи пи Джен, Клейтон и Тюран.

Первую банку открыли матросы. Раздались возгласы разочарования и ярости.

— В чем дело? — спросил Клейтон.

— Беда! — закричал один из матросов, Спайдер. — Каюк нам! В банке — машинное масло!

Клейтон и Тюран поспешно открыли одну из своих банок, но и там оказалось машинное масло. С криками ярости несчастные люди стали вскрывать банку за банкой. Последняя надежда исчезла, в лодке не было ни крошки пищи.

— Слава богу, у нас есть вода, — сказал Томкинс. — Без еды протянуть немного еще можно. На худой конец, будем есть собственные подметки, а вот без воды мы долго не протянем.

Проделав дырку в одном из бочонков, Вильсон наклонил его, чтобы нацедить драгоценной влаги в жестяную кружку, которую поднес Спайдер. Из отверстия посыпалась тоненькая струйка темно-серых крупинок. С тяжелым стоном Вильсон уронил бочонок и уставился глазами в чашку, безмолвный от ужаса.

— Порох! — произнес он упавшим голосом, обращаясь к людям на корме. — В бочонке — порох.

В других бочонках оказалось то же самое.

— Машинное масло и порох! — воскликнул Тюран. — Хорошая, нечего сказать, пища для потерпевших крушение мореплавателей.

Сознание полного отсутствия пищи и годы ускорило и обострило муки жажды и голода. В первый же день люди по-настоящему испытали все ужасы, переживаемые жертвами кораблекрушения.

В следующие дни их положение стало еще безнадежнее.

Воспаленными от напряжения глазами смотрели они на линию горизонта в продолжение дня и ночи, и только когда тяжелая усталость овладевала ими, опускались на дно шлюпок и погружались в минутную, полную тревожных видений дремоту, отрываясь на одно мгновение от ужасной действительности.

Матросы, сходя с ума от голода, пробовали жевать свои пояса, башмаки, кожаную подкладку фуражек. Напрасно Клейтон и Тюран пытались доказать им, что этим они только увеличивают свои мучения.

Обессиленные и беспомощные, лежали люди под жестоким тропическим солнцем. Губы у них растрескались, языки распухли. Они ждали смерти, которая с каждым днем становилась для них все желанней.

Джен, Клейтон и Тюран, которые ничего не ели все эти дни, почти перестали ощущать голод. А несчастные матросы испытывали в это время невыносимые муки. Ослабевшие от голода желудки не могли переварить кусков кожи, которыми их набивали матросы. Ровно через неделю после гибели «Алисы» один из матросов умер в страшных мучениях.

В продолжение нескольких часов его сведенное судорогой лицо с оскаленными зубами смотрело, как бы улыбаясь, на людей, сидевших на корме. Наконец, Джен Портер стало уже невмоготу переносить это зрелище.

— Разве вы не можете столкнуть тело за борт, Уильям? — спросила она.

Клейтон встал и, шатаясь, пошел к трупу. Оставшиеся в живых матросы следили за его движениями со странным, зловещим блеском ввалившихся глаз.

Англичанин попытался было поднять тело на уровень борта, но усилия его были напрасны. Он оказался слишком слаб для этого.

— Помогите мне, пожалуйста, Вильсон, — сказал он матросу, лежавшему рядом.

— Зачем вы хотите выбросить его? — спросил тот ворчливо.

— Мы должны это сделать, пока не совсем ослабли: он будет ужасен завтра, если пролежит целый день под знойным солнцем.

— Оставьте лучше его на месте, — проворчал Вильсон, — Он нам может понадобиться еще сегодня!

Не сразу понял Клейтон значение его слов. Наконец, он догадался, почему Вильсон противится его намерению выбросить труп в море.

— Боже! — прошептал Клейтон в ужасе. — Не собираетесь же вы…

— Отчего же нет? — прохрипел Вальсон. — Надо же чем-нибудь питаться. А он помер, и ему все равно.

— Идите сюда, Тюран, — позвал Клейтон. — Если мы не избавимся от трупа до наступления темноты, у нас в лодке произойдет нечто более жуткое, чем смерть.

Вильсон, пошатываясь, привстал, чтобы помешать попытке Клейтона и Тюрана, но, видя, что и его товарищ Спайдер оказался на стороне Клейтона, уступил и только следил гневным взором за действиями трех человек, возившихся с мертвецом. Наконец, им удалось выбросить труп в море.

Весь день Вильсон не сводил с Клейтона глаз, в которых светилось безумие. К вечеру, когда солнце погружалось в море, он начал что-то бормотать про себя, не переставая смотреть на Клейтона.

Стало совсем темно, но Клейтон все еще чувствовал на себе этот ужасный взгляд. Он не решался заснуть, а между тем был так утомлен, что ему стоило больших усилий преодолевать дремоту.

После короткого промежутка бодрствования, который показался вечностью, голова его, помимо воли, опустилась на плечо, и он заснул. Долго ли длилось бессознательное состояние, он не знал; разбудил его подозрительный шорох. Клейтон в испуге открыл глаза и при свете поднявшейся над морем луны увидел Вильсона, который пробирался к нему. Рот у моряка был открыт, распухший язык высунут.

Проснулась и Джен Портер. Заметив зловещую фигуру Вильсона, она громко и пронзительно закричала, и в ту же минуту матрос бросился на Клейтона. Оскалив зубы, как хищный зверь, он искал горло своей жертвы, но Клейтон, несмотря на крайнюю слабость, нашел в себе достаточно силы, чтобы удержать эту оскаленную пасть на расстоянии.

Крик Джен Портер разбудил Тюрана и Спайдера. Увидев в чем дело, они подползли к Вильсону и, с помощью Клейтона, с трудом одолели безумца и бросили его на дно лодки. Минуту он лежал, что-то болтая и смеясь, но вдруг издал дикий вопль, вскочил на борт и прыгнул в воду.

После нескольких минут напряжения все почувствовали страшную слабость и опустились на дно шлюпки, охваченные нервной дрожью. Спайдер впал в истерику и начал плакать навзрыд, Джен Портер молилась. Клейтон бормотал про себя проклятия. Тюран сидел, опустив голову на руки, и напряженно думал. О чем он думал — выяснилось уже утром.

— Господа! — сказал он Клейтону и Слайдеру, — вы сами понимаете, какая судьба ожидает нас, если никто не придет на помощь в течение дня или двух. Надежды на спасение мало. За все это время мы не заметили на горизонте ни паруса, ни струйки дыма. Мы еще могли бы надеяться, будь у нас запасы пищи, но их нет. Остается выбор: либо всем ждать смерти в ближайшие дни, либо пожертвовать одним из нас для спасения остальных. Понимаете ли вы, что я хочу сказать?

Джен Портер, которая слышала этот разговор, была потрясена. Если бы такое предложение сделал несчастный, невежественный матрос, оно бы ее не поразило. Но ей не верилось, что такая мысль может прийти в голову воспитанному, культурному человеку.

— В таком случае, давайте умрем все вместе, — сказал Клейтон.

— Пусть будет так, как решит большинство, — ответил Тюран. — Мы должны выбрать одного из мужчин: мисс Портер — не в счет.

— Как же решить, кому умереть первым? — спросил Спайдер.

— Можно бросить жребий, — ответил Тюран. — У меня в кармане есть несколько франков. Давайте заметим год на одном из них. Тот, кто вытянет эту монету, должен умереть первым.

— Я не могу участвовать в этой дьявольской затее, — пробормотал Клейтон. — Ведь мы еще можем добраться до суши или встретиться с каким-нибудь судном.

— Вы должны подчиниться большинству или быть первым, — ответил Тюран, и в голосе его послышалась угроза. — Давайте проголосуем. Я — за, как вы, Спайдер?

— Я — тоже, — ответил моряк.

— Значит, это — воля большинства, — заявил Тюран. — А теперь, не теряя времени, бросим жребий. Для того, чтобы спасти других, одному из нас придется умереть всего на несколько часов раньше, чем это случилось бы, если бы мы не приняли нашего решения.

Джен Портер с ужасом следила за приготовлениями и «лотерее смерти». Тюран разостлал свой пиджак и, вынув из кармане горсть монет, отделил шесть франков. Он передал их Клейюну.

— Осмотрите их внимательно, — сказал Тюран.

— Самая старая из монет— 1875 года, и только одна помечена этой датой.

Клейтон и матрос внимательно осмотрели каждую монету. Они убедились, что монеты отличаются одна от другой только датой. Осмотр их вполне удовлетворил.

Если бы они знали, что Тюран, старый картежный шулер, настолько развил свое чувство осязания, что на ощупь определял карты, они вряд ли поверили бы в чистоту его намерений. Монета 1875 года была на волосок тоньше других, но ни Клейтон, ни Спайдер не могли этого заметить без помощи микрометра.

— В каком порядке будем мы тянуть жребий? — спросил Тюран, зная, что большинство людей предпочитают быть последними в лотерее, в которой жребий влечет за собой какие-либо неприятности. В таких случаях всегда есть надежда, что кто-нибудь вытянет роковой жребий прежде, чем до них дойдет очередь.

Что же касается самого Тюрана, то он, по вполне понятным соображениям, предпочитал тянуть жребий первым.

Поэтому, когда Спайдер выразил желание быть последним, он великодушно предложил себя в качестве первого. Его рука находилась под пиджаком всего одно мгновение, однако ловкие, проворные пальцы успели ощупать все монеты, чтобы найти ту из них, которая грозила смертью, и, отодвинув ее, взять другую. Когда он извлек из-под пиджака свою руку, в ней была монета 1888 года.

Следующим должен был тянуть жребий Клейтон. Джен Портер вся устремилась вперед и застыла в напряженном и мучительном ожидании, пока рука ее жениха находилась под пиджаком. Наконец, он вытянул жребий. На ладони лежала франковая монета. В первую минуту Клейтон не решался взглянуть на нее, но Тюран, рассмотрев дату, объявил, что он может быть спокоен.

Джен Портер, дрожа всем телом, припала к борту лодки. Она была очень слаба и чувствовала головокружение. Но мучительное испытание еще не кончилось для нее. Если и матрос не вытащит монеты 1875 года, ей предстоит еще раз пережить ту же пытку.

Матрос уже протянул руку к монетам. Крупные капли пота выступили у него на лбу. Он дрожал, как в лихорадке, и бранил себя за то, что вызвался тянуть жребий последним. У него было всего три шанса на спасение из шести, в то время, как у Клейтона было четыре, а у Тюрана — пять.

Тюран был спокоен и не торопил матроса, ибо чувствовал себя вне опасности, независимо от того, какую монету вытянет матрос.

Спайдер, наконец, раскрыл ладонь и, взглянув на нее, упал без чувств на дно лодки. Клейтон и Тюран одновременно наклонились, чтобы поднять монету, которая выпала из его руки! Нет, это не была монета 1875 года! Изнеможение, в которое впал после пережитого им ужаса матрос, повлияло на него так же, как повлиял бы роковой исход.

Вновь нужно было еще раз проделать ту же процедуру. И опять Тюран вытянул благоприятный жребий. Джен Портер открыла глаза в тот момент, когда Клейтон протянул руку к пиджаку. Спайдер с жадным любопытством следил за попыткой, которая должна была решить его участь: если на этот раз счастье окажется на стороне Клейтона, у матроса не останется никакой надежды на спасение.

Но вот Сесиль Клейтон, лорд Грэйсток, вытянул из-под пиджака руку. Он посмотрел на Джен, не решаясь взглянуть на монету.

— Скорее, — прошипел Спайдер. — О, Господи! Дайте мне посмотреть.

Клейтон разжал пальцы.

Спайдер первый разобрал год и, не отдавая отчета в своих действиях, вскочил и, перепрыгнув через борт, исчез в зеленой глубине. Это была монета 1877 года.

Пережитые волнения так измучили тех, кто остался в шлюпке, что остаток дня они провели, как в бреду. Два дня они избегали упоминания о происходящем. С каждым часом силы их таяли. Наконец, Тюран решил действовать.

— Нужно еще раз кинуть жребий, — прежде, чем мы настолько ослабеем, что у нас не хватит сил даже для того, чтобы есть, — прошептал он.

Клейтон от слабости впал в совершенное безразличие. Джен в последние дни не промолвила ни одного слова. Он знал, что она умирает. Ему пришла в голову чудовищная мысль, — путем принесения в жертву Тюрана или его самого можно восстановить ее силы. Он сразу согласился на предложение Тюрана.

Вновь была проделана уже знакомая процедура, с той только разницей, что теперь возможен был только один исход: Клейтон должен был вынуть монету 1875 года. Так и случилось.

— Когда? — спросил Тюран.

Он уже вытащил из кармана брюк складной нож и напрягал усилия, чтобы раскрыть его.

— Нужно сейчас, — прибавил он, не ожидая ответа. Его жадные глаза были устремлены на англичанина.

— Нельзя ли подождать, когда стемнеет? Мисс Портер не должна этого видеть. Она ведь моя невеста, вы знаете.

Разочарование появилось на лице Тюрана.

— Хорошо, — ответил он нерешительно. — Ночи ждать недолго. Я ждал столько дней, — могу потерпеть еще несколько часов.

— Спасибо, мой друг, — пробормотал Клейтон. — А пока я побуду с ней, — час или два перед смертью.

Джен лежала без сознания, когда Клейтон добрался до нее. Он понимал, что любимая умирает, и радовался тому, что она не увидит ужасной трагедии, которая произойдет ночью. Он взял ее руку и поднес к своим растрескавшимся и распухшим губам. Долго ласкал он эту руку, когда-то изящную и белую, а теперь похожую на сухую птичью лапку.

Он не заметил, как наступила ночь. Голос из темноты вывел его из забытья. Это Тюран звал его на казнь.

— Иду, — ответил он без промедления.

Стоя на четвереньках, Клейтон попытался повернуться, чтобы ползти к Тюрану, но не мог. За несколько часов, проведенных рядом с Джен, он настолько ослабел, что был не в силах двигаться.

— Вам придется подойти ко мне, — сказал он тихим голосом. — Мои руки и колени не слушаются меня.

— Проклятие! — пробормотал Тюрман. — Вы хотите увильнуть от расплаты!

Клейтон вскоре услышал медленный шорох. Потом послышался вздох отчаяния.

— Я не могу ползти дальше. Вы обманули меня, грязная английская собака!

— Нет, я не обманул вас. Я тоже не в состоянии двигаться, но попытаюсь еще раз. Если нам обоим удастся проползти немного, мы можем встретиться на полдороге, и тогда вы воспользуетесь своим «выигрышем».

Снова Клейтон напряг последние силы и услышал, что Тюран тоже пытается ползти навстречу ему. Прошел час, прежде чем Клейтону удалось повернуться, но, при первом же движении вперед, он упал лицом вниз. Минуту спустя, он услышал вздох облегчения, вырвавшийся из груди Тюрана.

— Я иду, — шептал Тюран.

Клейтон еще раз попытался двинуться по направлению к Тюрану, но не мог. Он упал навзничь и остался лежать без движения, глядя на звезды и слушая энергичный шорох и хриплое дыхание Тюрана.

Не меньше часа ждал Клейтон своего палача-каннибала, который должен был появиться из мрака и прервать его мучения. Тюран был уже совсем близко, но промежутки, во время которых он отдыхал от своих неимоверных усилий, становились все длительнее, казалось, что он почти не движется вперед.

Но вот Клейтон почувствовал, что Тюран подполз к нему вплотную. Раздался придушенный смех, что-то коснулось лица Клейтона, и в тот же миг он потерял сознание.