Вперед в прошлое 5

Глава 26 Спаси…

— Не томи, давай, спрашивай!

— Ты же знаешь, что будет с каждым из нас… — все ходил Илья вокруг да около.

— Теперь — нет, — честно ответил я. — Будущее меняется, когда меняемся мы.

Мой ответ вогнал Илью в ступор. Он хотел узнать будущее. Чье?

— Значит, это все может не случиться? Все плохое с нами?

— С тобой ничего плохого и не было, — успокоил его я. — То есть не будет. Красавица и умница жена, дочь…

— Как ее звали? — спросил он с надеждой.

— Жену? Света, — ответил я.

Илья потух, поджал губы, и на лице проступило знакомое упрямство. Хотелось сказать, что мы всем классом тоже любили Инну, но что-то мешало. Тема была… запретной, сакральной, что ли. Тем, о чем нельзя говорить, как о фее на подоконнике. Как о монстре под кроватью.

— А что будет с… Желтковой?

— Выведет вшей, станет краситься и мыться, выйдет замуж, родит сына. Бросит мужа и укатит в Турцию.

— Ого! — сверкнул глазами он и начал подбираться к информации об Инне. — А Лихолетова?

— Станет хозяйкой цветочного магазина. Родит сына.

— А… Баранова?

— Выйдет замуж, родит троих детей. Не станет великим начальником, как мечтает. Ну ты же знаешь, что теперь это все может не случиться. Каюк должен был умереть, а Вичка — жить. Возможно, Ян должен был погибнуть. Наташка… это вообще ужас. В общем, Наташка должна была сторчаться. Алиса — сгинуть бесследно. В том будущем я никогда не познакомился с дедом и не наладил отношения с бабушкой. У меня никогда не было мопеда. Понимаешь? Все изменилось, я не знаю, что будет дальше. Никто не знает.

— Ты говорил, будет война, и мы все умрем…

— Не факт. Дата войны отодвигается…

— Откуда ты знаешь? — спросил Илья с надеждой.

— Просто знаю, — пожал плечами я. — Карась, прикинь, женится на женщине постарше и откроет кузнечный цех.

— Да ну! Я думал — сопьется.

— Вот так.

Чувствовалось, что поначалу он хотел спросить про Инну, а теперь понял, что не она его судьба, и потух. Но все-таки не удержался:

— А… Подберезная?

— Тебе правду, или промолчать?

— Неужели на дорогу пойдет⁈ — возмущенно воскликнул он.

— Просто в содержанки, — честно ответил я. — И уедет, бросит одиннадцатый класс. Но сперва немного повстречается с Ростовчуком, бросит его, выяснив, что отец его не особо балует.

Видя, как он расстроился, я напомнил:

— Это там. Здесь Ростовчука посадят, и все может быть по-другому. Карты тебе в руки! Не дай ей совершить глупость.

Илья сперва позеленел, а потом сменил цвет на красный. Расправил плечи, вскинул подбородок, как рыцарь, готовый биться с драконом.

— Инна многим в нашем классе нравится, — еще стимулировал его я, — так что дерзай. Мало того, если бы все развивалось по прежнему сценарию, она и мне нравилась бы.

— А так?

— А так я изменился, и уже нет. Ясно, что она красивая, но… Но красивая. Все, я побежал.

— Спаси… — Рев мотора заглушил окончание фразы.

Мне предстояло нанести визит матери Каюка, ведь я за нее в ответе, если внушение сработало.

Сгущались сумерки, но до темноты было далеко. Я проехал наш дом, заметил свет в нашем окне. Каюк жил ближе к конечной, под горой. Их дом выделялся среди ухоженных, но бедненьких соседских. У реки дворцов еще не понастроили — люди пока понимали, что селиться возле горных рек опасно.

Забор покосился и местами лег. Дом перечеркнула трещина, словно его пытались переломить надвое, еще немного — и он развалится. Выбитое окно забили фанерой, в огороде вырос бурьян по пояс. Я остановился, силясь заглянуть в целое окно. Свет не горел — то ли никого не было дома, то ли отрубили свет за неуплату. И что делать? Позвать хозяев, убедиться, что все в порядке? Минута позора — и совесть спокойна.

«Эй, тетенька, я тебе бухлишка привез».

Из дома донесся взрыв хохота и пьяные женские голоса. Кто-то вскрикнул. Выругался мужчина, и во двор выбежала встрепанная алкоголичка с криками:

— Помогите! Убивают! Беременную женщину! — Она принялась шатать соседский забор. — Помогите, теть Маша!

Зигзагом выбежал душегуб, усатый и лохматый, прижал алкашку к забору. Держась за стеночку, приковыляла мать Каюка, пьяная в стельку.

— Любка, ты три года беременная! — провизжала она. — Не гони, сучка!

Какое же я облегчение испытал, что мое колдунство не сработало! Как будто многотонная плита, что прижимала к земле, рассыпалась пеплом, как и все обозначившиеся проблемы. Каюк останется помогать бабушке и будет прогрессировать, к новому году получит мопед, и ему будет проще добираться в школу.

На вопли выбежала соседская бабка с лопатой.

— А ну пошли вон! — заорала она, потрясая лопатой. — Ща Полкана спущу!

Донесся басовитый собачий лай. Алкашка с душегубом отлипли от забора и, опираясь друг о друга, пошли прочь, но запутались в траве и упали, завозились, как два жука. Мать Каюка бросилась им помогать и тоже упала, жутко матерясь.

Дожидаться, когда они поднимутся, я не стал, покатил домой.

Поднял мопед в прихожую. Наташка уже ждала меня, сверкая глазами.

— Павел, — торжественно произнесла она, — в субботу, шестнадцатого октября, в восемнадцать ноль-ноль, приглашаю тебя в театр на спектакль «Национальный вопрос», где я буду играть младшую сестру.

— Так быстро! — обрадовался я. — Здорово!

Пройдя в спальню, увидел на подоконнике три красные розы. Скоро вазы некуда ставить будет, какой, однако, у Наташки активный кавалер! И явно с деньгами: цветы куплены и упакованы, а не просто срезаны в каком-то саду.

Мама обняла сестру и поцеловала в макушку.

— Конечно мы придем! Какая ты у меня молодец.

Борис оторвался от художеств и тоже похвастался:

— В понедельник объявят десять победителей моего конкурса! В следующий понедельник — три первых места. И работы отправят в город!

— А судьи кто? — спросил я.

— Учителя. Ваша Джусиха, англичанка и биологичка. Две наших училки и еще три из младшей школы.

— Хорошо, что их много. Так больше шансов, что будут судить справедливо.

— Клево, что сегодня воскресенье, — проговорил Борис. — Высплюсь!

Кто выспится, а кому вставать чуть свет, семью содержать, о будущем заботиться, еще и кабанячью проблему пытаться разрулить. Как говорил Виталя: «Судьба у него такая».

Бабушка и Каналья приехали в заявленные восемь утра. Я ждал их на улице, полностью собранный. Смотрел на кучкующихся перед перелетом ласточек, на воробья, терзающего кузнечика, на переливающиеся нити паутины, на далекие горы, где начинал формироваться грозовой фронт.

Вот он, дождь, который бабушка неделю назад ждала! Как говорится, синоптик ошибается один раз. В сутки.

А может, еще и распогодится.

Поселок спал, лишь перекрикивались петухи, собаки лаяли, передавая по цепочке какие-то собачьи новости. Тишина стояла такая, что было слышно, как в траве копошится жаба.

Бабушкину «Победу» я услышал издали. Звук мотора то прорезался сквозь плотную предгрозовую тишь, то терялся. Две минуты, и я увидел машину. Какие новости мне привез Каналья? Нет, начнем с того, привез ли хоть какие-то новости.

И чего это так меня волнует? Кто мне Кабанов? Недавний недруг. Не получится — и хрен с ним. Но очень хотелось, чтобы получилось, потому что происходящее с его семьей — несправедливо.

Машина остановилась, бабушка пересела с переднего сиденья назад, я плюхнулся в кресло и уставился на Каналью.

— Привет. Есть новости?

Он улыбнулся, сверкая белыми зубами.

— Есть. Поговорил с Олегом. Спрашивает, кто кредиторы. Если это не Равлик, возьмутся, но результат не гарантируют.

Развернув машину, он поехал через город — в областной центр.

— Какие у них условия?

— Двадцать процентов от суммы, — озвучил он. — Но, думаю, лучше заплатить немного, чем потерять все. Полтинник невозвратного аванса, остальное — по результату.

— А полтинник — не развод? — засомневался я.

— Я за них ручаюсь, работать умеют.

Кости ломать, иголки загонять под пальцы, а уж битой как виртуозно орудуют! Я нервно сглотнул слюну. Мысли разбежались испуганными тараканами. Вчера все казалось так просто, а теперь…

А ну живо вылезайте из-под плинтуса! Хотелось стукнуть себя по голове.

— Как это будет выглядеть? — спросил я растерянно. — И что мне делать?

Каналья резко ударил по тормозам, пропуская выскочившее на дорогу стадо коз.

— Эй-эй! Осторожнее с моей ласточкой! — прикрикнула бабушка.

Я попытался выстроить алгоритм:

— Сперва поговорю с Саней. Потом — или он расскажет своей матери, или придется самому. А дальше? Я сведу вас, а ты познакомишь ее с бандитами?

— О, господи! — вздохнула бабушка на заднем сиденье.

— Что ты такое говоришь! — возмутился Каналья. — Не с бандитами, а с уважаемыми людьми из РСВА.

— Леша, во что такое ты его втягиваешь? Какие такие люди? — спросила она.

Я объяснил:

— Одни бандиты не дадут другим выгнать моего одноклассника с матерью на улицу, за что им придется заплатить.

— А милиция куда смотрит⁈ — не унималась бабушка. — Ромке почему бы этим не заняться? Это же вымогательство!

— Если долг есть, вымогатели по понятиям правы, — объяснил Каналья. — И должницу после такого попросту убьют, никакая милиция ее не защитит. И парня за компанию прихлопнут, чтобы не вырос и не отомстил. У приятеля твоего нормальный хоть дом?

— Да так… Старый, но с ремонтом, пристройкой, подвалом и гаражом. Хороший дом, добротный. Точно больше трех тысяч баксов стоит, которые с них требуют.

— Ясно. Тогда надо спешить. Пусть наши с ихними договариваются, останавливают счетчик, дом пускают на продажу. Тянуть нельзя, понимаешь?

Я кивнул. Похоже, не получится у меня сегодня отдохнуть после поездки по побережью, придется к Кабанчику в гости идти. А до того надо обменять заработок на доллары и сказать валютчику, что его партия кофе приедет в среду. И только потом — к Кабанову…

Еще ж уроки, так их и разэтак! Вот как все успеть? Надо поторопиться, пробежаться по точкам и новые не искать, чтобы к трем часам дня освободиться.

Однако покупатели были активны, я все распродал к двум часам дня, и мы поехали домой.

— Как вчерашняя охота? — спросил я просто чтобы не молчать.

— Перепелка закончилась, — вздохнула бабушка. — Одного фазана подстрелили.

— И зайца — почти, — добавил Каналья. — Юрка стрелял, промазал. Чуть не плакал. Все-таки не дорос он пока, тяжело ему управляться с ружьем.

— Да что мы за несколько часов успели? Только в лес вошли — темно. Если бы Боцман не выгнал того фазана…

— Боцман разве охотничий? — удивился я.

— Нет. Он вообще беспородный, — ответила бабушка, — и ближе к овчаркам. Охота — это состояние его души. Когда Андрюшка его принес, у меня еще была собака. Я пыталась пристроить щенка — не получилось. Не выгонять же! А потом — эпидемия чумки, Тузик сдох, Боцман болел и выжил. С тех пор везде со мной, и в лес, и на охоту. Он на цепи страдает, и я его не привязываю. А умный какой! Как человек.

— Это да, — кивнул Каналья.

— Все село его знает. Если кто залезет — со двора не выпустит.

Так за шутками и прибаутками въехали в город, благо что заняло это сорок минут, а не полтора-два часа, как вчера. Я обменял деньги у валютчика, продал ему оставшиеся пять пачек, отдал деньги на хранение бабушке и собрался добираться к Кабанову своим ходом, но Каналья вызвался меня подвезти.

— Если должница вменяемая, сразу с ней и поговорю, а потом сведу с нужными людьми. Вы не против, Эльза Марковна, что мы заедем?

— Мне бы, конечно, домой, — проворчала бабушка. — Мне бы хоть один выходной! Но раз уж такое дело, потерплю. Только давай быстрее!

Через десять минут «Победа» стояла возле высоченного каменного забора с колючей проволокой поверху, у железных зеленых ворот.

Бабушка прокомментировала:

— Сразу видно: тут живут люди, которым нечего скрывать.

— Теперь ясно, чего дом кредиторам приглянулся. Это ж крепость! — по-своему взглянул на ситуацию Каналья. — Ну что, идешь?

Мне хотелось спрятаться под сиденье, но деваться некуда, и я зашагал к воротам, надавил на кнопку звонок — отозвались два пса, судя по лаю, крупных, зазвенели цепями.

— Кто? — донесся встревоженный женский голос.

— Я к Саше, друг его, — заорал я.

— Петя? Сейчас.

Она подумала на Райко, переубеждать ее я не стал.

Хлопнула дверь. Собаки смолкли. Санек подбежал бесшумно, загремел щеколдой и открыл калитку прямо в воротах.

— Ты⁈ — Его глаза полезли на лоб. — Какого…

Он перевел взгляд на машину, а я бегло осмотрел мощеный плиткой двор, качели, пижонскую статуэтку ангелка, клетку с курами… Тьфу ты, это павлины!

— Я обещал узнать, что можно сделать с вашим долгом. Как не дать отжать дом. Узнал. Теперь ему, — я кивнул на Каналью, — нужно поговорить с твоей матерью. И срочно. Потому что вы — на счетчике, а его надо остановить.

Санек сморщил нос, покосился на двух черных терьеров на цепях, зафиксированных на проволоке, тянущейся вдоль забора.

— Она бухая.

— Что, прям невменяемая? — Я его встряхнул. — Кабанчик, ты дурак? Ты ж бомжевать пойдешь, если вы и дальше будете отсиживаться! У вас тупо заберут дом.

Терьеры оскалились и двинулись к нам, думая, что я обижаю маленького хозяина.

— А так? Типа нам все простят.

— А так нужные люди выяснят, был ли долг и каков он. Остановят счетчик. Выставят дом на торги, и вы сможете купить квартиру на остаток средств. Но людям, конечно, тоже придется заплатить. Так что зови мать.

Кабанов уставился на меня, словно ему явился бес, только что не перекрестился. Попятился, исчез в доме, а появился, ведя за руку пожилую худую до синевы брюнетку со впалыми щеками. Я махнул рукой Каналье, тот вылез из машины и зашагал навстречу. У матери Кабанова при виде Алексея заблестели глаза, она аж помолодела и приосанилась.

— Саша, убери собак.

Кабанов увел терьеров за дом и привязал там. Прибежал к нам.

— Здравствуйте, я Алексей, — представился Каналья.

— Ирина, — прошептала она.

— Пройдемте в дом. — Он взял Кабанову под руку, — или вам удобнее здесь?

Санек двинулся за ними, но Каналья пригвоздил его к месту взглядом.

— Парень, побудь пока тут, у нас взрослый разговор.

— Идемте в дом, — предложила Кабанова.

— Предупреждаю, у меня мало времени, — сказал Каналья на ходу, и за ними захлопнулась входная дверь.

— Это надежный человек? — жалобно спросил Саня.

— Это свой, не дрейфь, — попытался его успокоить я. — Афганец. И помогать будут афганцы, а не отморозки. Хуже сто пудов не будет.

Санек вздохнул.

— Мать совсем извелась. Не ест, не спит толком, только плачет.

— Она знает кредиторов? — спросил я.

— Теперь знает. Она всю жизнь занималась домом и нигде не работала. Друзей отец сюда не водил, никого с ней не знакомил. Как теперь жить…

— Главное с домом решить, дальше — проще.

Кабанов кивнул, еще раз посмотрел на меня, но теперь не как на беса, а как на ангела, принесшего добрую весть.

— Не думал, что ты тогда серьезно, ну… помочь нам. Думал — позвенел и забыл. Буду должен.

— Это ведь не ты настучал. Райко. Тебе просто противно его сливать. Ну, как будто сам стукач.

Кабанов промолчал.

— Ладно, проехали, — махнул рукой я.

С минуту мы стояли молча. Наконец Кабанов спросил:

— Чья это тачка?

— Бабушкина. Твой батя тачки гонял… А ты водил иномарку?

Кабанов мотнул головой.

— Не, не пускал, говорил, рано еще. А ты умеешь водить?

— Типа да.

— Да ну! Гонишь?

О, сколько уважения! И недоверия. И зависти. А действительно — не разучился ли?

— Ну смотри.

Я сел на место Канальи, настроил кресло под себя. Завелся.

— Ты что надумал? — насторожилась бабушка на заднем сиденье.

— Перегнать машину в тень, тебе же жарко.

Я тронулся, разогнался, притормозил, развернулся (все-таки какая классная штука — гидроусилитель руля!) и перегнал машину в тень алычи, усыпанной мелкими сморщенными плодами. По-прежнему парило, но тучи разошлись, и припекало по-летнему.

— Так лучше? — спросил я у бабушки.

— Да, спасибо.

— Круто! — воскликнул Кабанов, подходя к машине.

— Скоро они там? — спросила бабушка.

Будто отвечая на ее вопрос, из дома выбежал Каналья, показал мне «ок» и отчитался:

— Через два часа приеду сюда, пойдем с Ириной говорить с кем надо.

— Спасибо! — улыбнулся я. — Удачи!

«Победа» укатила прочь, подняв облако пыли, а мы с Саньком остались.

— Если получится, я… я полжизни тебе должен буду, — пролепетал он сипло и отвернулся, но я успел заметить, как заблестели его глаза. — Ты… ты… — Он тряхнул головой.

— Мне пора, — сказал я. — Еще уроков куча. Завтра расскажешь, до чего они договорились. Бывай.

Я его понимал. Лучший друг оказался вдруг. От семьи все отвернулись, когда поняли, что богатые родственники превратились в бедных и могут попросить в долг. А даже если и не попросят, успешные люди будто бы боятся заразиться невезением и сторонятся тех, кто упал. И вдруг, когда кажется, что все пропало приходит левый чувак и пытается помочь.

Главное, чтобы все получилось. Начинается новая неделя. Покой нам только снится! Завтра у Бориса будет праздник, его талант наконец оценят по достоинству, ну а я посмотрю, как изменился настрой в классе, сдвинулось ли противостояние с мертвой точки и получится ли не разобщить класс на две группировки, а объединить. Проще всего это будет сделать, если появится общий враг.