Вперед в прошлое 5

Глава 5 Первое испытание на прочность

Сжав челюсти, Чума встал напротив меня и провозгласил с неким недовольством:

— После шестого урока — на трубах.

До последнего изворачивался, как рыбешка в клюве цапли. Все-таки огрызок инстинкта самосохранения у него работает!

И опять Памфилов попытался изобразить комментатора:

— Бой столетия! Чумаков против Мартынова! Ваши ставки! Кто получит пояс чемпиона, а кто — по щам?

— Принимается, — кивнул я. — Честный бой один на один.

— Хана тебе! — бросил Барик, опершись на парту.

— Ты отбивная, — оскалил черные зубы Чума.

Я пожал плечами.

— Посмотрим. Могу ведь и я тебе навалять.

Вспомнилось, что я могу перепрошить его мозг, если скажу в повелительном наклонении, и я не упустил возможность:

— Прекрати ко всем дорываться и возьмись за ум!

Наверное, глупо звучит. С тупым Карасем могло прокатить, с Чумой — сомневаюсь. Ну а вдруг? Столько проблем будет решено!

— Ой-ой, ты тогда ваще труп, — подал голос Барик.

— А потом — тебе навалять, — улыбнулся я и вернулся к своей парте, взял учебник, чтобы положить в сумку, и заметил, что руки подрагивают.

Борецкий и Плям зароготали. Из них только Серега занимался боксом и представлял угрозу.

В той реальности на трубы я не ходил ни разу. У меня внутренности сворачивались от одной мысли о них. Теперь же память взрослого подсказывала, что махач на трубах — первый шаг к тому, чтобы заработать уважение реальных пацанов. Даже если огребу, сам факт, что я не струсил, поднимет меня на ступеньку выше, они перестанут относиться ко мне, как к перхоти, и мне, и друзьям жить станет вольготнее.

Но, с другой стороны, даже теперь я не мог спрогнозировать реакцию гопоты. Вдруг, получив по голове, Чума затаит обиду и попытается подкараулить меня в темном переулке? Придется ходить, оглядываясь.

Вторым уроком была литература здесь же, ее тоже вела Джусь, а мы всем классом скорбели, потеряв Веру Ивановну и обретя цербера. Чумные братья вели себя тихо, они боялись Людмилу Кировну, и свинтили сразу, как прозвенел звонок.

Из класса наша группа уходила последней. Похоже, всем было фиолетово, чем закончится бой на трубах. Ну подумаешь, драка очередная! Новенький, по сути, чужак, будет драться с тем, кто тоже своим для них не был никогда — си мной.

На большой перемене мы вшестером рванули в библиотеку на первом этаже и взяли недостающие учебники, наблюдая шеренги мелкоты, топающие по галерее в столовую за булочкой с компотом.

Третий урок, биология, тоже был на втором этаже, в двадцать восьмом кабинете, мы быстренько переместились туда, и только вошли, как прозвенел звонок.

К счастью Елены Ивановны, чумные братья не удостоили ее своим присутствием, и анатомия прошла спокойно. Правда, уроком это я бы не назвал: «Давайте поговорим о наших планах… Теперь открыли учебники и перерисовываем человека». Учительнице не нравилось утруждаться, и она превращала свой урок в рисование, мы научились рисовать простейших, тычинки и пестики, трилобитов, лягушек, собак и многое другое. Половину урока мы отвечали на вопросы в конце параграфа, вторую половину рисовали очередную лягушку, записывали домашнее задание — и до свидания.

Кабинет математики находился сразу за стенкой, и на четвертый урок далеко идти не пришлось.

Учительница, Инна Николаевна уже ждала нас. Со звонком встала из-за учительского стола, впечатляя нас габаритами: голова с кулачок, покатые плечики, талия и гигантский седлообразный зад на ногах-колоннах. Она единственная была выше нашей Барановой.

В десятом классе, когда я начал усиленно готовиться к поступлению и зубрить математику, она пыталась всем, но в первую очередь себе, доказать, что я ничего не соображаю.

Нависала надо мной во время самостоятельных и контрольных, чтобы я не списал, вызывала на самые сложные задачи. В году у меня была четверка, нервы она мне потрепала знатно, зато я отлично подготовился к поступлению, готовый к любому сюрпризу.

Правда, сейчас смотреть без отвращения на эту женщину не мог, хоть она еще ничего мне плохого не сделала.

Чумные братья присутствовали полным составом, кроме Синцова, и я ощущал их недобрые взгляды, казалось, что они наблюдают за мной, шепчутся за спиной. Именно что — казалось. Наверное, и Алисе так же казалось, девочки ведь более мнительны.

Минут десять в классе было тихо, но стоило Инночке отвернуться к доске и начать писать, как поднимался гвалт. Кто-то запустил по классу сифа, то есть тряпку, и она летала от парты к парте. Но, стоило учительнице повернуться, все затихали и вроде бы сосредоточенно писали в тетрадь.

Спокойствие закончилось, когда тряпка прилепилась к доске. Судя по траектории полета, бросили ее чумные братья. Инночка отлепила тряпку, молча прошагала к Карасю и отхлестала его ею по лицу, приговаривая:

— Совсем охамел!

Карась не ожидал такого, потому что был, скорее всего, не виноват. Он вырвал тряпку у учительницы и заорал, вскакивая и упираясь в стену спиной:

— А че я сразу? Эт не я!

— Карась сифа! — провозгласил Памфилов.

В прошлом этот эпизод тоже имел место, но тогда мне казалось нормальным то, что произошло. Теперь же я понимал: Инночка отлично знала, что тряпку бросили чумные братья, но боялась с ними связываться. Однако вызов брошен, и должен последовать ответ, иначе все посчитают ее слабой. Вот она и выбрала того, кто не сможет достойно ответить.

Учителя тоже люди. И они точно так же включаются в игру и способствуют травле, потому что тогда агрессоры отвлекаются на изгоев и не так пакостят.

Все логично, но противно, потому что — как в жизни: не несут наказания те, кто его заслужил. Начинается это со школьной скамьи, и кулаки чесались навести порядок хотя бы здесь. Но я понимал, что пока не стоит лезть на рожон, проблемы надо решать последовательно.

Именно поэтому сегодня я пойду на трубы. Чтобы мой голос слышали и, желательно, боялись. Потому Чуме пощады не будет. Чем более жестоко его изобью, тем убедительнее будет звучать мой голос в дальнейшем.

После геометрии была химия. В детстве долгое время казалось, что я тупой, потому что мне трудно дается школьная программа. Теперь же, слушая бормотание учителей, понимал, что дело не во мне. Они просто не особо утруждаются, чтобы донести материал и заинтересовать, и тупо пересказывают учебник. Из поколения в поколение талдычат одно и то же, не пытаясь узнать или привнести что-то новое. Не стараясь получить отклик. Просто отбывают срок.

Почему? Не могут или не хотят? Теперь-то я знаю, что физика и химия — не пытка непонятными речевыми оборотами типа «прямо пропорционально», а интереснейшие предметы. Получится это показать самим учителям?

Последним уроком была физкультура, и туда мне прям хотелось, чтобы посмотреть, стали ли мы более ловкими и сильными за лето.

Поскольку погода стояла солнечная и знойная, занятие проходило на спортивной площадке за столовой, куда было велено идти заранее. Класс разбился на небольшие группки по интересом. Пока не пришел физрук, чумные братья отошли в сторонку и пустили по рукам сигарету.

Со звонком Чума затоптал бычок, они разделили жвачку и принялись чавкать. Завидев идущего к нам Виктора Аркадьевича, мы начали строиться, по привычке занимая места, что и в прошлом году.

— Здравствуйте, разбойники! — поприветствовал нас Виктор Аркадьевич.

На нем был синие еще советский спортивный костюм с полосками, а на груди висел ярко-оранжевый свисток.

— Рад вас видеть! Вдвойне рад тому, что не все летом валялись на диванах, наедая брюхи и задницы. Павел Мартынов! — Я сделал шаг вперед. — Это что-то с чем-то! Так измениться за три месяца! Саша Гайчук! Выросла, подтянулась! Ну просто модель.

Тоже шагнув вперед, Саша залилась краской.

— Спортсменка, ко-омсомолка! — не удержался от колкости Памфилов, но в его реплике не было ничего обидного.

— Как вам это удалось? — спросил физрук.

Ответил я:

— Занимались…

— Сексом! Кувыркались! — хрипнул Чума, его свита заржала.

— Ой, не завидуй, — осадила его Заячковская. — Тебе даст разве что коза.

Засмеялся весь класс, и Плям сострил:

— С тобой трахаться, что член в стакане полоскать…

Недолго думая, физрук метнулся к нему и отвесил оплеуху. Теперь уже наши улыбались, а Лихолетова хлопала в ладоши.

Наказав смутьяна, Аркадьевич расставил нас по росту. Теперь я стоял не в середине строя, а третьим после Памфилова и Ильи. За мной — Кабанов.

Гаечка тоже встала третьей после Барановой и Подберезной.

Сегодня планировалась легкая атлетика: метание мяча, стометровка, прыжки в длину, прыжки в высоту.

Но сперва — разминка. И началось: бег такой, бег сякой, гусиный шаг, махи руками. Не нагрузка, а смех один, я даже не вспотел. Тело просило нормальной нагрузки: поотжиматься, подтянуться, но, сделай я это самостоятельно, мой порыв сочли бы выпендрежем.

Аркадьевич словно услышал мои мысли, разделил класс на девушек и парней и, пока девушки делали растяжку и приседали, отвел нас к турникам и лестницам.

— Полоса препятствий, — сказал он. — Сперва — этот рукоход, потом пресс вниз головой — десять раз. Перепрыгивание покрышек, двадцать отжиманий — ноги на покрышке, десять подтягиваний. Три подхода.

— Бли-ин, — протянул Карась.

Я хлопнул по ладони Ильи, потом — Димонов и Рамиля. Физрук прищурился и подмигнул — видимо, ему было любопытно посмотреть, на что я теперь способен. В прошлом году я мог подтянуться полтора раза, а пройти рукоход вообще не мог — жир к земле тянул.

— Строимся по росту, начинаем по свистку.

— Можно с вами? — спросила подошедшая Гаечка.

— Валяй, — дал добро физрук.

Одноклассники приготовились. У всех, кроме нашей команды, лица были скорбными. Я испытывал легкое волнение — как-никак первое испытание на прочность! Не был уверен, что одолею долбанную лестницу — из меня так себе обезьяна.

В прошлом году я всеми силами старался избежать подобных испытаний, потому что, подтягиваясь, извивался на перекладине, как червяк на крючке, теперь же меня охватил азарт. По сравнению с нашей привычной круговой это фигня.

— Начали! — скомандовал физрук и дунул в свисток.

Длиннорукий Памфилов, двинулся по горизонтальной лестнице, он был таким высоким, что там, где она изгибалась вниз, чуть помогал себе носками.

— Каретников пошел! — распорядился физрук.

Илья двинулся по рукоходу уверенно и спокойно, без лишних телодвижений и раскачиваний. Впрочем, он и раньше это мог…

— Мартынов, старт!

Подпрыгнув, я ухватился за перекладину, качнулся туда-сюда. Мозг возопил, что он этого не может, но я перекинул руку на другую перекладину, потом — на третью, и пошел, пошел, пошел! И ничего сложного, оказывается!

Вот что мне мешало раньше взять себя в руки?

Спрыгнув, я подошел к вертикальной лестнице, свесился вниз головой, зацепившись ногами, согнутыми в коленях, поднял корпус десять раз, перепрыгнул покрышки и побежал подтягиваться.

Раз! Два! Три!

Казалось, что сейчас все смотрят на меня, ведь подтягивание всегда было минутой моего позора, но оказалось — смотрит только Виктор Аркадьевич. Он кивал каждый раз, когда мне удавалось достать подбородком перекладины.

Подтягивание я специально не прокачивал, но смог подтянуться девять раз — Виктор Аркадьевич показал «класс» и поаплодировал. Ну а отжиматься я всегда умел неплохо. Закончив, я встал в конец строя, за Ильей.

Подошла очередь Меликова. Легкий Рамиль наплевал на недавнюю травму и не пошел на руках по лестнице — побежал с проворством обезьяны, за ним полосу препятствий должна была преодолеть Гаечка. И снова Памфилов с Ильей.

Что прекрасно, наши все справились, даже Гаечка, и подтянулась пять раз, тогда как лям смог только два, Чума — шесть, зато Борецкий — аж двадцать, за всех корешей отработал.

— Давайте проходить на время! — предложил охваченный азартом Борецкий.

— Типа баттл? — спросил его я.

— Выигравший получает пятерку в четверти, все зачеты автоматом и освобождается от уроков, — сказал физрук. — Кто рискнет?

Девчонки закончили и пришли к нам, встали возле снарядов.

— Я! — вскинул руку Барик.

— Я! — вызвался Памфилов.

— Отдохну, — хрипнул Заславский, к нему подошел Минаев, который состязания терпеть не мог.

Карась, Райко и Кабанов слились, здраво оценив свои силы.

Остались чумные братья, даже Плям, потому что сдаваться — западло. Памфилов и бойцовский клуб почти полным составом: я, Илья, Рамиль, Чабанов.

— Три минуты отдыха, — объявил физрук. — Собираемся по свистку. Нормативы те же, но десять отжиманий, пять подтягиваний, все-таки вы уже потратили силы на три подхода.

Памфилов подбежал к девчонкам:

— Ставьте на меня! Не подведу.

На самом деле шансов у него было немного. С наибольшей вероятностью победа достанется Барику, Рамилю или Чабанову.

Очень хотелось пить. Но восполнение воды официально еще считается вредным, и воду с собой на уроки брать не принято. Я опустился на покрышку, скосил глаза на Барика, тот смотрел на меня, ехидно ухмыляясь, уверенный в своем превосходстве.

— Отдышались? — спросил физрук и дунул в свисток. — Строимся!

Он протянул мне кулак со сжатыми спичками.

— Тяни первым. У кого короткая, тот начинает.

Справедливый ход, все наудачу, и минута отдыха может стать решающей. Последний дольше отдохнет и лучше восстановится.

Мне досталась длинная. Не повезло Пляму. Будто огромная жаба, он еле преодолел рукоход, грузно спрыгнул на землю, грузно покачал пресс, подтянулся полтора раза и повис. Футболка вздернулась, демонстрируя вывернутый пупок.

— Отбой! — крикнул физрук. — Не справился, но попытка засчитана.

Следующим выпало преодолевать препятствия Илье. Лихолетова захлопала в ладоши и закричала:

— Илья! Чемпион! Илья! Чемпион!

Ее поддержали новенькие, а также Заячковская, Желткова, Ниженко с Гаечкой и вся наша команда — было довольно громко, почти как на мини-митинге.

Илья преодолел полосу препятствий за минуту десять секунд.

Чума — за минуту двадцать восемь.

После него напрягаться выпало мне. Память взрослого напомнила, как в спортзалах перед подтягиванием мы присыпали руки тальком либо надевали перчатки. Я посмотрел на свои красные ладони. Мы о таком и подумать не могли!

Свисток! Я рванул вперед по рукоходу, чувствуя, что устал — все-таки нагрузка непривычная. Преодолев его, со скоростью света бросился качать пресс, отстрелялся, перепрыгнул через покрышки со скоростью заправского кенгуру, подтянулся — слава богу, только пять раз, на больше меня не хватило бы.

Отжался, не обращая внимания на пот, затекающий в глаза.

— Минута девять, — объявил физрук. — Это пока рекорд.

Шумно выдохнув, я уселся на покрышку, хватая воздух разинутым ртом.

Чабанов справился за минуту семнадцать.

Пришла очередь Барика. Баранова крикнула:

— Юрец — чемпион!

— Вдуй им, Барик! — прохрипел Чума и захлопал, ему подмахивали Плям, Заславский, Семеняк и мажоры.

Барик рванул вперед с бешеной скоростью, он летел, и казалось, сил в нем было немерено, а мне думалось, что если есть в мире справедливость, то он сейчас сорвется носом в землю, подвернет ногу. Но ничего этого не случилось.

— Пятьдесят девять секунд! — объявил физрук. — Пока это лучший результат.

Барик незаметно для учителя показал мне средний палец.

Отдохнувший Памфилов выдал средний результат: минута тринадцать. И хоть понятно, что выигрывает сильнейший, а по всему выходит, что таковым является Барик, хотелось скрипеть зубами от злости.

Последним на дистанцию вышел Рамиль, которому вроде как нельзя на физру, потому что рука, которая была в гипсе, работает еще плохо, но он наплевал на запреты, показал мне сжатые ладони. Гаечка зааплодировала:

— Рамиль — чемпион! Верим в тебя, не посрами команду!

Меликов аж покраснел от избытка внимания, подпрыгнул, повис на перекладине и приготовился к свистку. Есть!

Он был легче Барика, и упражнения ему давались проще. Он пронесся по рукоходу, как порыв ветра, с бешеной скоростью принялся качать пресс. Проскакал через покрышки, подтянулся, начал отжиматься.

И хоть я понимал, что быстрее невозможно, хотелось крикнуть: «Ну, наподдай! Давай, Рам!» Сколько там секунд? Часов у меня не было, потому что они на мне попросту не ходили. Физрук вперился в секундомер, шевеля бровями.

Наконец свистнул, обозначив окончание соревнований и воздел руку с секундомером.

— Хороший результат! — сказал он, все замерли в ожидании, но физрук не спешил, томил нас неведением.

— Что там? — не выдержала Гаечка.

Борецкий ощерился, поднял руки, празднуя победу.

— Пятьдесят семь секунд! — улыбнулся Виктор Аркадьевич. — Честная победа.

— Ура! — запрыгала от радости Лихолетова.

Морда Барика вытянулась. «Как же так? Нечестно! Несправедливо!» — было написано на его лбу.

Не сговариваясь, мы бросились к Рамилю и давай его качать.

Физрук воздел перст и изрек:

— Приятно видеть командный дух!

Да, это не лично моя победа, но — наша. Мы продемонстрировали хорошую подготовку и сплоченность.

Чумные братья зыркали злобно, но поделать ничего не могли. Когда мы опустили Рама на землю, Барик подошел к нему и что-то прошептал, они стукнулись кулаками.

Как выяснилось чуть позже, Барик вызвал его на трубы. Так что бой у нас грядет, можно сказать, командный. Рамиль — парень, конечно, сильный, но очень легкий, Барик тяжелее него и давно занимался боксом, правда, неясно, многому ли научился. Но все равно шанс победить у Рамиля был.

А дальше мы выполняли метания, прыжки и бег. Прыжки мне не давались, зато мяч я метнул дальше всех. Чумные братья не дорывались и не подкалывали.

Только в пропахшей потом раздевалке ко мне подошел Чума и толкнул в грудь.

— Ну че, Мартышка, на трубы?

Я отпихнул его.

— Прощайся с зубами, гнида ты бубонная.

— Чет ты какой-то весь из себя уверенный, — вставил шпильку голый по пояс Райко, длинный и тощий, как многие в этом возрасте.

— Ты еще не понял, что расклад изменился? — спросил я, решив не переодеваться.

Если будем валяться по земле, угроблю новую рубашку.

— Ты не много ль на себя берешь? — Ко мне шагнул Барик, ударив кулаком о ладонь.

В раздевалку ворвались шестиклассники, и Чума положил ему руку на плечо со словами:

— Лошье лошьем и сдохнет. Ждем вас на трубах.

Барик обратился к Рамилю:

— Черножоп, ты штаны не намочил?

Рам ринулся к нему, но Серега выскочил за дверь, разбросав шестиклашек, как кегли

Наша компания неторопливо вышла из раздевалки. Гаечка нас ждала возле входа в столовую и отчиталась:

— Девки все за нас, кроме Баранессы и Семеняк, которые пытаются переманить Попову. Если переманят, Белинская с ними автоматом. Они все придут смотреть бой. Вы как, готовы?

Я кивнул, Рам сосредоточенно засопел.

— Рамиль, переводи бой в партер, — посоветовал я. — Рви дистанцию, вали Барика и — болевой. Он боксер и полный профан в борьбе.

— Так и думал сделать, — кивнул Меликов и кровожадно улыбнулся.

— У тебя ж рука, — напомнил Илья. — Я бы не стал драться.

— Фигня, там же трещина была, а не перелом. Заросло, как на собаке.

Илья покачал головой, его поддержал Чабанов:

— Илюха дело говорит.

Рамиль сверкнул глазами и оскалился:

— Да насрать! Сломает руку — зубами его рвать буду. Сука задрал!

И я понял — он не остановится, бесполезно и пытаться.

Мы молча вышли из школы и направились к трубам. Я очень надеялся, что Чума и в этот раз не придет, но зря: там уже роился народ. Я разглядел чумных братьев и Синцова, Каюка, нескольких семиклашек и старшаков, наших мажоров и Памфилова.

— Блин, капец, как на ринге, — прошипел Меликов.

— Ссыкотно что-то, — призналась Гаечка, — за вас.

Нас заметили издали. Засуетились, зашептались. Чума замахнулся и запустил в нас каштан. Не попал. Борецкий повторил — Илья отбил снаряд рюкзаком. Ожидая обстрел, мы все ускорились, выставив рюкзаки, как щиты, но старшаки не дали Чуме беспредельничать.

— Нечестно… — донеслось до моего слуха.

Ну, хорошо хоть рефери беспристрастные. Или нет? Или ждать сюрпризов?