Вперед в прошлое 5

Глава 27 Снова вместе

Впервые мы собрались у шелковицы всей толпой, и Алиса тоже пришла. Правда, скованная и набыченная. Инстинктивно она старалась заслониться чьей-то спиной от чужих взглядов. Рамиль вился вокруг нее, поглядывал по сторонам в поисках недоброжелателей, я и сам выискивал взглядом Афоню и Дорофеева, надеясь, что, даже если их отпустили домой, у них хватит благоразумия перевестись в другую школу, тут им точно жизни не будет — затравят.

Если не мы, то пацанчики с понятиями — как потенциальных петухов. А вообще лучше в другой город уехать, потому что слухи расползаются быстро.

Если бы им предоставилась возможность вернуться в прошлое, точно знаю, что они изменили бы — обходили бы Алису десятой дорогой. Но, с другой стороны, хорошо, что гнилье вскрылось. Это ж не оступился парень, попал под дурное влияние, что-то украл. Это осознанное и целенаправленное действие отмороженных социопатов, и замечательно, что к ним прилепится такое клеймо, не пострадают девочки, которых некому защитить.

Каюк с Алисой ушли в класс, Борис побежал смотреть, вывесили ли его картины на стенд, а мы вшестером остались караулить Дорика и Афоню возле входа в школу. Еще я ждал Кабанова. Да, я вручил ему удочку, сделал все, что мог, но было интересно, о чем его мать договорилась с афганцами.

Что касается величины долга, это станет известно дня через два. Но хоть условия узнаю.

Но и Кабанов в школу не спешил, а может, уже ждал под кабинетом географии. Мимо прошли Лихолетова и Подберезная, я громко крикнул:

— Привет, девчонки!

Но Раечка показала средний палец, а Инна сделала вид, что нас нет. Илья и Димон Минаев проводили ее томным взглядом. Зато кем-то напуганная Желткова влилась в коллектив и разговорилась:

— Привет! Прикиньте, Чума сегодня-завтра должен прийти! Ему прям совсем хорошо!

— Что тебе надо скатать? — спросила Гаечка, расстегивая сумку.

— Алгебру! И физику! — Любка сложила ладони лодочкой на груди.

— Тебе надо самой решать, — попытался сделать внушение я.

— Я пытаюсь! Честно! — с обидой воскликнула Любка. — Но не получается. Да клянусь!

Гаечка молча протянула ей тетрадь, и бедолага побежала списывать. Мимо гордо прошествовали Баранова с Семеняк — естественно, молча. А вот Карась прибился к нам, хлопнул меня по спине.

— Слышь, буржуин, еще фундуки нужны? У меня типа есть.

Я мысленно ударил себя по лбу: я ж хотел в среду организовать сбор!

— Тащи, — кивнул я. — После уроков ко мне домой. Но лучше завтра.

— А сколько надо?

— Чем больше, тем лучше.

— А скатать есть?

— На географии спишешь, — осадил его Илья, а я не удержался, проговорил, стараясь впечатать прописную истину в его рыбий мозг:

— Учись, Саня. Старайся.

— У меня есть мнение! — воздел перст Карась и удалился.

Глядя ему вослед, Гаечка покрутила пальцем у виска. На Карася внушение действует, в отличие от Барика.

— Че-то нету их, — прогудел Димон Чабанов. — Идемте, что ли?

— А может, они нас боятся и ныкаются где-то? — предположила Гаечка.

— Ныкаются — уже хорошо, — сказал Илья. — Пять минут осталось, идем.

Едва переступив порог школы, я глянул на доску почета, но никаких картин там не было — видимо, не успели их вывесить. Бедный Борис, опять ему ждать!

Мы поднялись на второй этаж, к кабинету географии.

Все одноклассники уже собрались в галерее, Кабанов что-то оживленно обсуждал с Райко, Памфилов слушал их, закусив губу и уперев руки в боки. На подоконнике лежал, очевидно, предмет спора.

— И хрен с тобой, — чуть не плача воскликнул Кабанов, забирая пакет.

— Обещать — не значит жениться, — поиздевался над ним Райко. — У меня своя есть! «Сега», а не говно какое-то.

— Трусы свои не продаешь? — вставила шпильку Баранова. — Но деду семейные нужны. И панталоны.

Памфилов остался с Райко. Посмотрел на него. На Кабанова. На меня. Опять на Райко и сплюнул под ноги — не слюной, просто сымитировав плевок.

— Знаешь что, Петюня. Иди-ка ты нахрен, стукачок! — И зашагал к Кабанову.

— Это я стукач? — взбеленился Райко. — Он стукач! Кабан сам признался!

— Все всё поняли, Петюня, — улыбнулся я, подошел к Кабанову, набычившемуся в сторонке.

— Что у тебя?

Он скривился.

— Афганцы хотят пятьдесят штук. Мать решила рискнуть, даже если не получится. — Он переложил пакет из руки в руку и прошептал: — Вот. Приставка «Денди», Райко обещал купить. Нужна? Всего полтос баксов, в магазине стоит сотку. Полтинника нам как раз хватит, чтобы расплатиться.

Не увидев заинтересованности на моем лице, он добавил, чуть не плача:

— Почти новая. Картридж — даром. Может, кому из знакомых надо?

— Пятьдесят баксов, — повторил я. — Так на блошке за семьдесят можешь скинуть.

— Надо срочно. Райко обещал взять.

— Ладно. Вечером приходи, часов в пять.

Кабанов не поверил своим ушам.

— В смысле⁈

— Куплю у тебя ее, — сказал я. — Денег только чуть займу. И давай так. Заработаешь — выкупишь ее, как в ломбарде, я же вижу, что не хочешь с ней расставаться.

Санек шмыгнул носом и посветлел лицом.

— Ты серьезно?

— Ну да. А пока она у меня, буду играть, сколько захочу, но бережно.

К нам подошел Памфилов, которому приставка предлагалась до меня, и проговорил:

— Саня, ну правда нет у нас бабла! Еще недели две не будет.

— Проехали, — буркнул Кабанов. — Мартынов, вон, берет.

— Да ну!

— Да шутит он, — соврал я и подумал, что на базу тащить приставку нельзя — наши будут денно и нощно играть, тренироваться и учиться станут из-под палки.

Но поощрить их и порадовать желательно. Потому правильнее подговорить Илью, чтобы он сказал, что это его приставка, и родители разрешают брать ее не более чем на час. Вот так нормально будет.

— Никому не говори, что это я ее беру, — шепнул я Кабанову, уверенный, что он не разболтает. — В том числе Денчику.

— Лады, — улыбнулся он.

Наблюдающая за нами Желткова подкралась, как краб, бочком, навострила уши, ничего не поняла и спросила:

— Что это тут у вас?

— Скидываемся, чтобы киллера нанять, — серьезно ответил я.

Она с минуту переваривала информацию, открыв рот и двигая бесцветными бровями, пока не прибежала географичка и не открыла кабинет.

Только когда мы расселись по местам, Желткова воскликнула:

— Да вы все врете!

Кабанов с Памфиловым демонстративно пересели на наш ряд, на пустующее место Синцова, и Райко, оставшись в одиночестве, заерзал и растерянно захлопал ресницами. Как же так? Меня, конопляного муравья — копытом в лоб!

Смерды! Подлые гадкие смерды, не признающие барской щедрости.

Барик с Плямом зашептались, поглядывая на нас. Плям был более лояльным, Барик же закусился серьезно, и не подстава с Чумой его волновала, ему не нравился лично я, лично во мне он видел конкурента, и плевал он на правду!

Со звонком дверь распахнул Чума, обвел взглядом класс и побежал на место под аплодисменты приятелей, выгнал Пляма от Барика и воцарился.

География пролетела быстро. Гаечка получила заслуженную «пятерку», Желткова наскребла на трояк, причем видно было, что она вызубрила материал, но совершенно не ориентировалась в карте.

На перемене Чума подошел к Райко и протянул ему руку:

— Спасибо, братан, не дал подохнуть. — Видимо, ему рассказали, что какой-то одноклассник, решивший остаться неизвестным, проспонсировал лечение, и Чума подумал, что на такое способен только Райко.

— Э-э-э, — протянул Петюня, не понимая, чего от него хотят — он-то на лечение даже сотки не дал.

Чума был каким угодно — отбитым, ленивым, соцпедзапущенным, но не тупым. Он сразу почуял, что Райко юлит, склонил голову набок, убрав руку.

— Ты принес денег в больницу? — прямо спросил он.

— Это мы! — крикнул Барик. — Он ваще не сдавал!

— Что вы собирали, в курсе. Но, кроме вас, еще кто-то приходил.

— Ну, я, — потупился Райко, скользя по лицам взглядом.

Мой поступок попытался себе присвоить, сучок. Но раскрывать себя я не собирался.

— Спасибо, братан! — Чума сгреб его в объятия, похлопал по спине.

Барик спросил, скрещивая руки на груди:

— А че за кипеш ваще был?

— Да пришел, говорят, чувак, забашлял круглую сумму, себя не назвал и свалил. Я так и понял, что это Пертуха!

— Петр, — гордо произнес Райко.

Гопники его радостно окружили.

— Ну ты ваще! Спасибо! И главное — молчит! И сколько ты отстегнул, а? — спросил Барик.

Райко засуетился, заизвивался ужом на сковородке и попытался съехать:

— Оно тебе надо, а? Живи себе спокойно. Меньше будешь знать — дольше проживешь.

Захотелось встрянуть, додавить Райко и показать, что он врет, пытается присвоить себе чужое достижение, но я заставил себя молча наблюдать, потому что, если я вмешаюсь, они ополчатся на меня, забудут, с чего начался сыр-бор, и Петюне сойдет с рук вранье, а так есть шанс, что его выведут на чистую воду.

Димоны вышли из класса, Илья потянул меня за руку, но я не сдвинулся с места, делая вид, что копошусь в сумке, и он тоже остался.

Однако Барика провести оказалось на так просто, он прищурился и процедил:

— Да ла-адно, Петр! Страна должна знать своих героев! — Он обратился к Чуме. — Он реально дофига отстегнул?

— Реально! — Чума открыл рот, чтобы сказать сколько, но Барик бесцеремонно заткнул его рот пятерней.

— Пусть сам скажет. Сколько, Петр? Или Петюня? Кажется, братаны, нас разводят.

Райко попытался быкануть, изобразил оскорбленную невинность и воскликнул:

— Хер я теперь кому помогу!

— Ну че те стоит, в натуре? — оскалился Чума, который наверняка знал, какую сумму я пожертвовал.

— Идите на хрен! — рявкнул Петюня, сунул тетрадь в сумку и собрался рвануть прочь, но ему дорогу преградил Плям, цыкнул зубом.

— Не, ты за базар отвечай. Развести нас хотел, как лохов? Ну? — Плям схватил его за грудки — покатилась оторванная пуговица. — Сколько денег, черт ты полосатый?

— Пошел ты! — просипел Райко скорее жалобно.

— Видишь, он не знает, — вздохнул Барик. — От звездобол!

— Знаю! — сипнул Райко.

— Так скажи, че ты? Че такого?

— Не хочу.

— Да, реально не знает, — озадачился Чума. — Но кто тогда меня подогрел?

— Знаю! Десять штук! — попытался ткнуть пальцем в небо Райко.

— Звездит, — вздохнул Чума и аж за ребро схватился.

— Что вообще происходит? — спросил Илья у меня.

Как же не хотелось врать лучшему другу, и я просто повел плечами. За нами вышли Лихолетова с Подберезной — Илья глянул на Инну украдкой и отвернулся. Снова посмотрел и спросил чужим охрипшим голосом:

— Девчонки, что случилось?

— Отвали! — брякнула Лихолетова, словно это Илья рисовал карикатуру на нее.

Подберезная глянула на меня и молча пожала плечами. Илье этого хватило, чтобы оцепенеть и покрыться красными пятнами.

Гопники продолжал препираться с Петюней, это было слышно аж в коридоре. Похоже, у Райко сегодня неудачный день. Как будут говорить в будущем — ибо нефиг!

На литературе у нас был Пушкин. Дабы мы прониклись всей сложностью стихосложения, Джусиха заставила нас вспомнить стихотворные размеры, и вместо биографии Александра Сергеевича мы учились дактиль отличать от анапеста, а ямб от хорея. Училка читала стих, а мы по очереди должны были определить стихотворный размер. Желткова была доведена до слез, Карась и Заславский удостоились звания тупиц.

Задание на дом мы получили странное: биография Пушкина, стихотворение на выбор из «Я вас любил», «Пророк», «Деревня», «К Чаадаеву» и — сочинить стих о погодных явлениях, рассказав о выбранном размере.

Задание особенно возмутило Илью. На большой перемене, пока мы шли в столовую, он ворчал:

— Я не умею сочинять! Мне медведь на ухо наступил. И что делать?

— Давай я тебе сочиню, — предложила Гаечка. — Мне это легко.

— Не вздумай, — осадил ее я, вдруг сообразив, что задумала Джусь.

— Чего это? — удивился Илья.

Мы взяли себе по компоту с пирожком и заняли привычный столик у колонны, Илья продолжал недоумевать, и я объяснил:

— Джусиха не просто так стих задала. Она хочет посмотреть, кто хорошо сочиняет. Он и станет главным подозреваемым, кого она будет гнобить за ту эпиграмму. Наш класс она пока не знает, не понимает, кто на что способен, а побыстрее вычислить злодея хочется. Ясно? Завтра будем сочинять кривые стишки. Чем хуже, тем лучше.

— А-а-а… — протянула Гаечка и смолкла, потому что к нам подошла Желткова, вернула тетради.

И Карась вернул тетради, которые брал у Минаева, да с нами и остался. Вот интересно, если, когда они вырастут, Желткову и Карася поженить, выживет такая семья или нет? Скорее да, ведь в будущем будет соцподдержка. Нарожают кучу ребятишек, возьмут льготную ипотеку, Любка пойдет на винзавод, Санек — сварщиком или трактористом. Кузнечный цех, пока еще несуществующий, — скорее всего, придумка его будущей жены.

Подбежали Алиса с Каюком, девушка выглядела довольной. Я поискал взглядом ее обидчиков, Дорика с Афоней, и не нашел их. Похоже, они благоразумно решили перевестись в другую школу, ну, или просто не пришли в столовую. Спрашивать о них Алису я не стал.

— Когда у нас следующая лит-ра? — спросил Рамиль. — Я ни хрена в этих стишках не понял.

— В четверг, — сказал я. — Времени вагон. Сочиним кучу стишков, а я прослежу, чтобы они получились по максимуму бездарными.

— Нафига это так? — насторожился Карась.

— Чтобы на олимпиаду не погнали, баран, — ответила Гаечка, постучав себя по лбу пальцем; задумавшись, вздохнула: — Но мне будет стыдно.

— А куда деваться, — развел руками я.

Прищурившись, Минаев спросил Карася:

— Саня, у тебя же мнение есть. Как думаешь, что было раньше: рыба или икра?

— Рыба! — радостно воскликнул Карась, и Чабанов с Рамилем прыснули.

Переменившись лицом, Карась взревел раненым Кинг-Конгом:

— Ты че это, а? Ты это — да? Наезд?

Минаев шагнул назад, сделал придурковатое лицо.

— Саня, ты чего?

— Попуститесь оба! — рявкнул я.

Раньше я вместе со всеми веселился бы, потешаясь над тупарём, теперь же чувствовал неловкость, как если твои друзья пинают инвалида.

Расправившись с полдником, мы перекочевали в кабинет математики, я отдал тетрадь Кабанову, который принялся лихорадочно списывать, поглядывая на Инну Николаевну, воссевшую за учительским столом. Я подошел к Саньку, наклонился и, тыкая пальцем в формулы, объяснил, что и почему, понимая, что парню сейчас совсем не до уроков. Они кивал, не отрываясь от списывания, а Памфилов сравнивал решения с теми, что в его тетради. Денчик хорошо соображал, но учиться не любил, как, впрочем, все в нашем классе.

Чтобы любить учиться, надо быть заинтересованным, а как, когда учителя ничего не могут объяснить, а лишь отбывают срок? Вся мотивация нашей группы пока сводится к тому, чтобы доказать: мы круче барановцев.

Когда Санек наконец списал домашку, я забрал тетрадь и спросил:

— Есть новости?

— Только завтра к вечеру, — ответил он, косясь на Карася. — Бабла-то нет. Сегодня — как договорились? — Он тронул рукой пакет с приставкой.

Я показал пятерню — мол, в пять вечера, он понял, кивнул. После того, как его мать получит деньги, она понесет их приятелю Канальи, и афганцы начнут работать. В лучшем случае им удастся поговорить с вымогателями завтра, значит, Кабановы что-то узнают в среду или позже.

После школы я улучил момент и остался наедине с Ильей. Остановился и сказал:

— Мне нужна твоя помощь.

Илья вскинул белесые брови.

— И?

— Я беру приставку у Кабанова. «Денди»…

— Круто же! — Илья улыбнулся от уха до уха, единственное немногое, что запрещали ему родители — обзаводиться приставкой.

— Я не хочу, чтобы наши знали, что она моя.

— Почему? — удивился друг.

— Потому что будут играть денно и нощно, залипнут, перестанут учиться и тренироваться, чего доброго, прогуливать начнут.

— Ну а я чем помогу?

— Ты скажешь, что она твоя, а родители разрешают играть только час.

— Вот ты жук! — усмехнулся Илья.

— Храниться она будет у тебя.

— А играть мы на чем будем? — остудил мой пыл Илья.

— На телеке. У меня есть черно-белый «Рекорд», его на запчасти продать хотели, но я починил, так что он, считай, мой.

— Так он же древний! Разве получится подключиться?

Я напряг память взрослого, поскрипел извилинами.

— Должно. Приходи после пяти, попробуем, а потом заберем телек на базу. Он тяжеленный, зараза, хоть и маленький. Один не донесу.

Я развернулся и направился домой, но Илья меня остановил:

— Стой!

— Что еще? — обернулся я.

— Я не могу обманывать друзей, — проговорил он виновато.

Вдохнув и выдохнув, я сказал:

— Ну ты представь, что будет, если я скажу, что эта приставка наша. Все будут играть, играть и только играть. А когда мы попробуем их отогнать от телека, шипеть будут на нас! Истерики нам закатывать и топать ножками. Да мы разругаемся со всеми! Проще тогда вообще им приставку не показывать, а мне хотелось бы, чтобы она была в клане, потому что это прикольно. А так, ну, если ты хозяин, то есть твои родители — нельзя и все. Взрослый сказал.

— Все равно не могу, — уперся Илья, он всегда таким был, слишком правильным.

Видя растерянность Ильи, я сжалился:

— Ладно, сам нашим скажу вместо тебя. Тебе только надо будет предупредить родителей и приносить и уносить приставку.

— Отец будет ворчать…

— С таким подходом не будет. Скорее одобрит. Он-то у тебя продвинутый… Короче, жду тебя в пять, потом, в шесть, — тренировка.

Глаза Ильи блеснули азартом, и он кивнул.