Дома я первым делом протопал на кухню, где мама, уже вернувшаяся с работы, занималась готовкой.
— Ма, — позвал я, она обернулась, — я заберу старый телек, ты не против?
— Куда заберешь? — насторожилась она.
— К Илюхе в подвал.
— Против. — Она вытерла руки о передник, заглянула в кастрюлю, выпуская аромат горохового супа. — Во-первых, его можно продать, во-вторых, так вы совсем распоясаетесь и перестанете бывать дома.
Ну, началось. Вот уж не ожидал, что она упрется.
— Продавать вы его уже два года собираетесь, на запчасти. Слышал, что за десять тысяч. Я плачу тебе десятку, и телек мой.
Мама округлила глаза, но я не дал ей возмутиться.
— И еще. Ты говоришь — распоясаемся. Как это проявляется? Я ни одной четверки еще не принес, у меня проявились друзья и авторитет в классе. Над Борей перестали насмехаться.
— Паша, — уперла руки в боки она, — телевизор рабочий, какие десять тысяч? За тридцать заберут!
— А кто его чинил? Мама, твое решение несправедливо. Ты собралась продавать его за десять тысяч, я его починил. Получается, эту двадцатку заработал я…
Из спальни высунулся Борис, пока за нашей перепалкой он наблюдал молча.
— Так что плачу тебе десять тысяч и забираю его. Все. Разговор исчерпан.
— Может, ты все из дома вынесешь? — возмущенно воскликнула она. — Там вам нужнее, да? Дружкам твоим!
— Мама, как тебе не стыдно! — сказал Борис.
— Мне? — взбеленилась она. — Мне должно быть стыдно, что вы вещи из дома начали выносить? Как отец ушел, так совсем страх потеряли!
Основная часть моих денег хранилась у бабушки. Немного — в ящике под телеком, оттуда мама брала на еду. Часть я держал в ящике письменного стола, а остальное — за обложкой фотоальбома с моими детскими фотографиями. И сейчас меня посетила мысль, что мама могла распотрошить ящик, решив, что деньги развращают детей, и нечего нам их иметь. И ничего, что эти дети заработали ей на операцию, на еду и себе на вещи. Странно у нее голова работает. Родитель должен быть строгим! А вот как сделать, чтобы строгость не переходила в маразм, она не понимает.
Видимо, пожаловалась подругам, что дети распустились. Те посоветовали держать нас в строгости, и наплевать на здравый смысл! Я метнулся к заначке, пересчитал баксы: шестьдесят двадцатками и пятерками, нормально. Отсчитал десять долларов, отнес маме на кухню.
— Вот, покупаю телек на запчасти.
Она смахнула деньги со стола и использовала тяжелую артиллерию: закрыла лицо руками и разрыдалась, так жалобно всхлипывая, что аж сердце защемило. Но поддаваться на провокации я не собирался, пришел в детскую и обратился к Борису:
— Ну зачем вставлять палки в колеса, просто чтобы показать: я главнее? Ну тупость же!
Брат промолчал.
— Борь, что там с твоим конкурсом? — спросил я, меняя тему.
— Сказали, все завтра, — вздохнул он. — Тупо не успели вывесить работы. Воскресенье ж было.
— Волнуешься?
— А то!
С деланно-несчастным видом мама прошествовала в свою комнату и заперлась там, а я отправился на кухню и пообедал. Потом выгнал брата из-за стола, чтобы сделать черчение. Наблюдая за мной, он спросил:
— Ты собираешься перенести телек в подвал? А зачем? Там же антенны нет, кабель тянуть надо.
— Увидишь, тебе понравится. — Я подмигнул.
— Видик? — Он аж подпрыгнул на диване.
— Увидишь, — не сдал планы я, глянул на часы. — Еще сорок минут, и увидишь.
Кабанов пришел на пятнадцать минут раньше — из окна кухни я заметил, как он ходит туда-сюда, не решаясь подняться. Увидел шагающего сюда Илью, оживился, и к подъезду они направились вдвоем.
К этому моменту мы с Борисом вынесли «Рекорд» с балкона в коридор и включили через стабилизатор напряжения. Телек работал. Но как подключать приставку, я представлял весьма условно.
Борис побежал открывать, едва заслышав шаги на лестничной клетке, вытаращился непонимающе на моих одноклассников.
— Проходите, — крикнул я.
Кабанов вошел первым, достал из пакета приставку в коробке и долго ее распаковывал, трогал с такой тоской, как любимую женщину, которая выходит замуж за другого. Незаметно для Бориса я сунул деньги Илье, того перекосило.
Мы ждали, особенно — Борис, сообразивший, что к чему, и пританцовывающий от предвкушения.
Наконец Кабанчик закончил и замер с приставкой в руках:
— Что дальше?
— Проверять будем.
Пока Илья, кривясь, отсчитывал деньги Кабанову, который еще не решил, радоваться или печалиться, я обошел телек, сунул штекер в антенный разъем — замерев в предвкушении, мы уставились на экран, по которому побежали горизонтальные полосы.
— Это че? — спросил Борис. — Не работает?
— Ищет частоту, — без особой уверенности сказал Кабанов. — Но что-то долго.
Борис смотрел на эти полосы, разинув рот, и с каждой секундой надежда облетала с его лица, проступали обида и разочарование.
— Сильно старый телек, — предположил Кабанов.
— Какой, нафиг, канал? — воскликнул Илья, обошел телек, почесал в затылке. — Тут поможет только молоточек, долото и такая-то мать.
— Зачем? — вскинул брови Борис.
— Шутка! Отвертку несите, на всякий случай. Пока не сообразил, что и куда.
Забавная штука — память. Мозг избавляется от ненужного, но по-своему трактует нужность того или иного воспоминания. Сознательно я выбирал бы иначе. Детство я-взрослый помнил размыто и урывками, а так чтобы какие-то детали — нет. Приставку мы подключали, помнится, у Ильи, в одиннадцатом классе, но не помню каких-либо проблем. Впрочем, просто не помню. Сейчас память существовала двумя пластами — нынешняя и другая, о неслучившемся.
— Тут тупо нет поиска каналов, — сказал я. — Надо вручную.
Мы уставились на железку оси переключателя. Ручка давным-давно канула в небытие, и вручную было никак не переключить.
— Борь, плоскогубцы принеси, — попросил Илья.
Брат кивнул и рванул на кухню, вернулся с плоскогубцами, ручки которых были обмотаны изолентой.
— О, и не шарахнет, — пошутил Илья.
У меня аж за грудиной защемило от волнения. Если о видике я мечтал, то приставку мне просто хотелось, но было ясно, что это игрушка, родителям от нее пользы нет, и я не тешил себя иллюзией. И вот она у меня в руках. Точнее, она — моя! Еще шажок — и… Но шажок длился, длился и длился.
Илья сосредоточено щелкал переключателем, помехи не исчезали. Борис мельтешил вокруг, переживал, как за живого под ножом хирурга. Кабанов чесал в затылке, а пока я соображал, что делать, в моей памяти передрались события прошлого и будущего, и я никак не мог их систематизировать.
Мысли крутились вокруг того, что у переключателя каналов не просто так такой тугой ход, потому что он механически переключал…
Щелк. Щелк. Щелк.
— Е-е-е! — взревели друзья хором, и я увидел на экране строки текста, перечеркнутые помехами.
Кабанов стукнул по телеку, и они пропали.
— Заработало! — заорал Борис и принялся носиться по комнате.
Из спальни высунулась красноглазая мама, увидела гостей и сразу же спряталась. Видимо, сперва скандалить собралась, но постеснялась.
Борис притулился к Илье, его глаза возбужденно блестели, руки тянулись к джойстику.
— Это что за игра? Можно мне? — Боря потянулся к джойстику.
Кабанов забрал джойстик, сел на пол и с важным видом принялся объяснять, что и как. Мы, рассевшись вокруг, внимательно слушали, и для Ильи с Борисом сейчас вершилось волшебство, воплощалась мечта. Во мне боролись два чувства: тоже хотелось попробовать, но я понимал, какой это примитив и чушь в сравнении с играми на компе, память о которых оказалась живее всех живых.
А ведь сейчас у особо продвинутых ровесников есть компьютеры, кто-то уже даже пытается программировать. Для моих односельчан компьютер — что-то из области фантастики, ЭВМ, Эдик, Вася, Миша — трехголовый змей из «Мурзилки». И в некоторых школах компы есть, но не в нашей.
Первым выпало тестировать приставку Илье, мы договорились, что каждый поиграет пятнадцать минут. Он нервничал, шевелил губами, потому что усатый мужичок у него все время убивался. Через четверть часа Илья нехотя уступил свое место Боре.
Брат не сдерживался, орал и ругался, подбадривал Марио, словно тот был живым, выл, получая урон. Только более-менее приноровился, как пятнадцать минут истекли.
— Все, — сказал я, выключая стабилизатор напряжения и, соответственно, телек. — Всем на базу.
О, что творилось с Борисом! Глаза метали молнии, губы тряслись. Он чуть ли не на колени перед Ильей встал:
— Ну пожалуйста! Илья! Можно еще немного поиграть? Ну-у!
— Видишь? — сказал я другу, отключая приставку, и обратился к Борису. — Отец разрешил Илье давать поиграть на приставке и нам. Сейчас мы пришли проверить, подключится ли она к телеку. Потом мы потащим его на базу, и будем играть по часу с семи до восьми вечера.
Я отдал приставку Илье. Борис надулся и топнул.
— Ну блин!
Кабанов спросил:
— А что за база?
— Мы тусуемся в подвале, — объяснил Илья. — Делаем уроки там, тренируемся, играем.
— Круто… Ага, ясно чего вы так скучковались. — Он помолчал немного и сказал жалобно: — А можно… посмотреть?
— Мы будем тренироваться, а у тебя формы нет, — проворчал Борис.
— Я не против. — Илья вопросительно глянул на меня, я кинул.
Наверное, нет ни оного мальчишки, который не мастерил бы штаб на дереве или еще где и не отбивал его от набегов врагов. У нас не просто штаб — у нас настоящий бункер, и отбивали его мы не от соседского хулигана, а от настоящего бандита-армянина.
Кабанов шел с нами, от нетерпения забегая вперед. Боря волочился позади, шаркая по асфальту и всем своим видом наказывая нас за подлость: посмотрите, до чего вы меня довели! Пусть вам станет стыдно! Илья нес мою приставку и поглядывал на меня с пониманием.
— Давай так, — предложил я, обернулся, — Борис, тебя это тоже касается. Сегодня никому ничего не скажем, иначе вечер пропал. Потом, когда все разойдутся, принесем телек. Правда, не знаю, как мы потащим его в такую даль.
— Как-как, на Карпе, — придумал Илья. — Сделаем что-то типа носилок, поставим на них, их — на Карпа, и вместе покатим.
— На Карпе? Телек? — не понял Кабанов.
— Ну да, — кивнул я. — Чудо-юдо рыба кит — слышал о такой? Только Карп… Шутка! Мы так зовем мой мопед.
Пришли мы без десяти шесть, на месте еще никого не было. Илья открыл дверь, впуская вперед Кабанова. Он неторопливо спустился по ступеням, миновал темный коридор с трубами, тянущимися вдоль стен, вышел на освещенную площадку и разинул рот. Со стены к нему тянул руку Шреддер, нарисованный Борисом, с другой смотрел черно-белый байкер на мотоцикле. У столика висели постеры, на матрасах валялись перчатки и подушки, на которых мы отрабатывали удары.
— Круто тут у вас! — выдохнул Кабанов. — А кто это рисовал? Вы художника позвали?
— Я, — сказал Борис, потупившись.
— Да ты гонишь! — не поверил Санек.
— Не гонит, это и правда он, — вступился за него Илья. — Итак, сегодня ничего никому…
Клацнула дверь, и он смолк.
— Не говорим, — кивнул я, Илья спрятал пакет с приставкой за диван.
Прибежал Рамиль, пожал руку Санька:
— О, Кабанище, и ты тут?
— Да я уже ухожу, мне домой надо.
— Удачи! — Я поднял руку.
Кабанов поплелся к выходу, обернулся, глянул с тоской.
— Хочешь с нами? — предложил Илья.
Он радостно кивнул, останавливаясь.
— Но у нас голосование, — продолжил Илья. — Так что завтра узнаешь, приняли тебя или нет.
Когда все собрались, его кандидатуру выставили на голосование. Думал, Димоны упрутся, потому что Кабанов с Памфиловым драконили Минаева, но нет, просто воздержались, и Санек был принят практически единогласно, после чего Рамиль сказал:
— Расширяемся. Девчонок бы нам побольше!
— Иди ты нафиг! — возмутилась Гаечка. — У нас — тайный орден сильных и умных. Нафига они тут? Ныть? Сопли на кулак наматывать?
— Для красоты, — прогудел Чабанов, но Минаев его не поддержал:
— Нафиг баб!
За что получил затрещину от Алисы. Потер затылок.
— Ты — не баба, ты — боевая подруга, а таких мало.
— В общем, Кабанчика берем. Потом еще Памфилов подтянется, — сказал я.
— Нафиг Денчика! — в один голос крикнули Димоны.
— Где Денчик, там ржака! — возразила Гаечка.
— Он над своими не прикалывается, — заранее поручился я за Памфилова. — Мы его научим правилам этикета, если нет — нафиг с пляжа.
— А кто такой Денчик? — спросил Ян.
— И правда, нету тела, нету дела, — резюмировал Илья. — Вот если попросится, тогда будем думать.
— За работу, животные! — взревел я. — Арбайтен, шнелле! Нам еще уроки зубрить.
Наши начали строиться. Гоняя их и себя, я отмечал, как же здорово все подтянулись! Любо-дорого смотреть! Уже нет раскоординированности, руки и ноги работают вместе. Никто не забывает выставлять блоки, даже девчонки. Поначалу все, кроме Рама и Ильи, напоминали паралитиков, теперь же — ну просто профи!
Алиса отошла от голодных дней взаперти и билась наравне с парнями. Ой, хлебнет Кабанчик трудностей с нами!
Я думал, Санек отнесет деньги матери и останется дома, но нет, вернулся как раз к концу тренировки, уставился восторженно. Прям чувствовалось, как ему хочется к нам, стать частью этого занимательного приключения.
Как обычно, в конце занятия все полегли, обливаясь потом. Хотелось расслабиться, а не пыхтеть над уроками. Предвидя такой расклад, многие задания на вторник мы сделали в воскресенье, основную нагрузку переложив на завтра, когда тренировки не будет.
Потому полчаса ушло на то, чтобы еще раз разобрать химию и геометрию, а потом мы с Ильей оставили Каюка, чтобы погонять его по математике, а остальных разогнали по домам.
— Народ, завтра собираемся в четыре вечера. Вас ждет сюрприз, — объявил я перед тем, как расстаться с друзьями.
— Я только в семь смогу, — вздохнул Рамиль. — На рынке надо помогать.
— Сюрприз не убежит, — улыбнулся Илья.
Вокруг него затанцевали Ян с Каюком, пытаясь выведать, что за сюрприз такой, но мы были непоколебимы.
Потом Илья разобрал домашку с Каюком, тот похвастался, что по геометрии у него четверка.
— Училка в шоке! Нас только трое решили ту задачу, спасибо, братаны!
— Будешь ты с колесами, — ободрил его я, и он вприпрыжку удалился — сумка, переброшенная через плечо, хлопала его по заднице.
Остались мы втроем: я, Илья, Кабанов.
— Ты принят в наш бойцовский клуб, — сказал я, Илья продолжил:
— Первое правило бойцовского клуба — никому не рассказывать о бойцовском клубе.
— Я — могила! — пообещал Кабанов
— Следующая тренировка — послезавтра, — проинструктировал я Санька. — Завтра сперва делаем уроки все вместе, потом, когда управимся, ты учишь их обращаться с приставкой. Сможешь прийти?
— Если ничего непредвиденного не случится, — ответил он. — А теперь — за телеком?
— Да. Илья, нам нужны доски, веревка, гвозди, молоток.
Все это пришлось собирать по подворотням, распиливать одну длинную и плоскую доску, скреплять рейками, делая для телевизора подставку с бортами. Ушло на это около получаса.
Потом я выкатил мопед и дал прокатиться Кабанову, который, оказывается, умел им управлять и, пока мы с Ильей шли пешком, с видом победителя ездил туда-сюда.
К нашему дому мы пришли, когда уже начало смеркаться. Поднимаясь на второй этаж, я боялся, что мама утащила телек к себе и заперлась — она может. Открыв дверь, я облегченно выдохнул: «Рекорд» стоял на том месте, где мы его проверяли.
Мы с Ильей подняли его, поставили на поддон и обернули старой простыней, обвязали веревками и потащили на лестничную клетку. Из комнаты вышла задумчивая Наташка, поздоровалась и исчезла. После того, как устроилась в театр, она заметно отдалилась.
Когда я таскал телек в прошлый раз, он казался намного тяжелее — все-таки мы здорово прокачались за лето. Спускали его мы с Кабановым, Илья страховал. На улице водрузили поддон на мопед, зафиксировали веревками и покатили на базу.
Шагая рядом, Кабанов, проговорил:
— Пацаны, вы реально крутые! А я был придурком.
Он поджал губы и потупился.
— Извинения приняты, — улыбнулся Илья.
А я подумал, что изменился-то только я, и вот как поменялась реальность! У нас появилась точка притяжения — база. Место, куда можно прийти в любой момент и развлечься, и провести время с пользой. Место, где всегда выслушают и поддержат. Конечно же Кабанову хотелось к нам. Скоро и другим захочется. Вот и посмотрим, получится ли сплотить девятый «Б». Заодно и проверю, сдвинется ли из-за этого время на таймере.
Но, по правде говоря, мне больше хотелось посмотреть, как друзья будут завтра радоваться, потому что у нас появился и телек, и приставка, о которой мечтал каждый подросток, но мало кто мог себе ее позволить. А так все прикоснутся к мечте.
Еще завтра Борис наконец всем докажет, что он крутой художник. И вообще, день обещает быть интересным!