Разбудил меня дребезжащий рев будильника. Вчера я читал учебники до полвторого ночи, наверстывал пропущенное, потому глаза разлепил с трудом. А задвинуть учебу на второй план нельзя: с меня брали пример одноклассники.
В комнате царил полумрак: то ли набежали тучи и закрыли солнце, то ли время сдвинулось, светать стало позже, и началась невеселая пора, когда уходишь в школу затемно, и остается четыре часа до сумерек.
Нет, ничего еще не началось! В следующее воскресенье переведут время на час назад, и мир погрузится во мрак. Как все радовались, когда отменили этот бред!
Школьную жизнь я-взрослый помнил плохо, но намертво въелось в память, как взяли моду отключать свет по утрам, и первые уроки либо отменяли, либо, когда отключения происходили внезапно, мы сидели в темноте и просто слушали. Поскольку ничего не видно в тетрадях, Вера Ивановна рассказывала нам страшилки…
Вера Ивановна! Ее нам вернули!
Борис, вставший раньше меня, рывком отодвинул занавеску, и я понял, что надо готовить зонт, а моя надежда искупаться в море в этом году накрылась медным тазом: вчера был последний день тепла, а сегодня задождило. Деревья колыхали зелеными листьями, будто провожая запоздалое лето.
На душе каракатица выпустила чернильное облако — совершенно безосновательно, ведь теперь мне в школе нравится, я там в авторитете. Наверное, сработал рефлекс, который формировался десятилетиями: недосып — серое промозглое утро — обязаловка.
Из спальни на цыпочках вышла Наташка, приложила палец к губам: тише, мол, мама спит! В дождливую погоду сборщики винограда оставались дома. В поле ей осталось работать от силы неделю: урожай соберут, обрезка будет в конце ноября. Как ответственного непьющего работника ее должны перевести в винообработчики. Зарплату задерживать уже начали, значит, скоро начальство станет за бесценок скупать акции, меня интересует этот момент.
Как только приобрету акции — не все, а на сколько денег хватит, чтобы не тащить из оборотных, маме можно увольняться. Если захочет, будет заниматься торговлей. Не захочет — что-нибудь придумаем.
Пришла мысль, что у нас же еще действующий порт, один из самых больших в стране! Его акции достать бы… Хотя ну его. Слишком это грязное место, прогремевшее дурной славой. Потому что порт — не только растаможка и связанные с этим деньги, но и наркотрафик, и прочий оборот запрещенного. Хотя сейчас при повальном безденежье наркотики не покупают, а варят на кухнях адские смеси и сбывают за бесценок.
Борис проковылял к столу, где я вчера оставил сертификат на одну акцию «МММ», повертел его в руках, посмотрел на свет и воскликнул:
— Она фальшивая!
Я не придал его словам значения.
— Быть такого не может. В официальном пункте продажи купил.
— Тише вы, мать спит, — шикнула на него Наташка.
Борис включил настольную лампу.
— Я те отвечаю! Смотри! — Он просветил сертификат, и на его лице его отобразилось облегчение. — А, нет, порядок.
И все равно мой брат не спешил расставаться с ценной бумагой, вертел ее в руках, потирал подбородок и поглядывал на меня с опаской.
По очереди ополоснувшись в душе, мы сели завтракать. Я отварил себе два яйца… Точнее, сперва решил отварить два, потом бросил в кипящую воду еще одно. С таким графиком мне надо хорошо питаться. Борис сжевал булочку с маком. Наташка ограничилась кефиром. Мода на анарексичек сводила девчонок с ума, даже таких хрупких, как моя сестрица. Нормальные женщины, не лишенные форм, официально считались толстыми, отчего морили себя голодом, но все равно не соответствовали канонам.
Вот возрадовались бы, если бы увидели колоссальные инстаграммные зады из будущего!
Поужинав, Наташка юркнула в спальню. Через незакрытую дверь было видно, что она стоит на балконе, пытается понять, тепло ли и что надевать. Заоконный градусник на кухне показывал +13. Видимо, ей не терпелось похвастаться крутыми сапогами, да погода не позволяла. Так и подмывало сказать, что скоро грянет норд-ост, да нельзя было заниматься кликушеством — откуда мне это знать?
Одеваясь, я думал о грядущем урагане, одном из самых разрушительных в истории региона. Точно помню, что он начался среди учебной недели, и занятия в школе отменили, были погибшие и пострадавшие. Наверняка много бездомных умерло — не сразу, а спустя неделю-две — от воспаления легких, вызванного переохлаждением.
Что я могу сделать, дабы помочь им, не вызывая подозрений? Обеспечить их зимней одеждой. Как? Организовать благотворительный сбор. Да хоть среди своих кинуть клич, чтобы несли бабушкины вещи, пылящиеся в чуланах. И еще кое-что вспомнилось.
Мановара, нашего боевого товарища по школьной революции, должно долбануть током, но чуть позже. Ветер оборвал провода, основные восстановили, дали электричество… И выяснилось, что восстановили не все.
Мановар попал в реанимацию. Его откачали, он долго лежал в больнице, а после этого чуть тронулся, бросил школу и куда-то делся. Подробностей я не знал, парень учился классом старше.
Надо подумать, как ему помочь, ведь я не знал, где и когда его ударит током. Точно не во время урагана.
К шелковице мы пошли вместе с Борисом. Наташка окончательно отделилась от нашей компании.
Думал, за время моего отсутствия команда развалится, но нет, изменилась только шелковица. Листья у нее не пожелтели, а почернели и частично опали.
На месте встречи стояли печальный Илья, Ян, Гаечка, Лихолетова, Алиса, Каюк, Димоны и Кабанов. Барик, натужно покашливая, пинал опавшие листья. То и дело останавливаясь, он демонстративно поправлял крутую куртку-косуху, я видел такую в Москве, но меня жаба задавила отдавать за нее сто тридцать долларов.
Куртка была велика Барику на два размера, и рукава ему пришлось подкатить.
Памфилов, подоспевший чуть позже меня, тоже это заметил:
— Оба-на! Металлисты в городе! Колись, Серега, у отца подрезал? Взял поносить, пока он на смене?
— Это моя! — гордо заявил Барик.
— Ой, не свисти, — не унимался Ден. — Как будто мы не знаем.
Барик попер на него, сжав кулаки.
— Моя, слышал?
— Твоя, твоя! — Ден примирительно поднял руки, что-то пробурчал.
Гаечка с Лихолетовой расхохотались.
— Чё ты рассвистелся? Самый умный, да? За базар ответишь…
— Парни, ша! — крикнул я.
Ден и Серега перекинулись недобрыми взглядами и обострять конфликт не стали. Моя симпатия была на стороне Памфилова, от гнилушки можно чего угодно ожидать. Хотя… Вот так смотришь на человека: вроде нормальный, прилично одетый… Во всяком случае, впечатление производит более приятное, чем Плям или Чума, а гнилой. От такого чего угодно можно ожидать. Вспомнился трупный запах, который накатил в метро. Нет, не хочу это чувствовать снова!
Больше всего меня интересовал Рамиль. Его родители могли пострадать при налете на рынок, и то, что он задерживался, очень тревожило.
— Где Рам? — спросил я вместо приветствия и посмотрел на Димонов: сперва — на Минаева, потом — на Чабанова. — Видели вчера?
— Не, — мотнул головой Минаев и потупился виновато.
Я поделился опасениями, Илья кивал, слушая, а остальные бледнели. Никому не пришло в голову, что с родителями друга может случиться беда.
— Хорошо, что я вчера не работала, — передернула плечами Алиса и скрестила руки на груди — видимо, вспомнила, как сидела взаперти.
— Я козел, — отругал себя Минаев. — Так перетрясло, что… В общем, не сообразил.
— Ладно, подождем, — сказал я.
Илья глянул на электронные часы, которые я всем привез из Москвы, и резюмировал:
— Шесть минут до звонка. Пора.
Видимо, вчерашний погром обсудили, пока ждали меня, и Илья спросил:
— Мама написала тебе, э-э-э, освобождение от школы?
— Конечно, — кивнул я. — Все выучил, на большой перемене в столовой меня не ждите — пойду договариваться о сдаче пропущенного.
— Как это будет? — поинтересовался друг.
— Без понятия. Инка посадит контрольную писать, Еленочка и историчка зададут пару вопросов и на том все.
В школе я отделился от компании, рванул в учительскую, нашел Еленочку, которая мне искренне обрадовалась, отдал ей записку от мамы. Классная ознакомилась с ней, посмотрела на меня с удивлением, намотала локон на палец и отпустила его, как пружину.
— Хм-м… Ты много пропустил…
— Я готовился и все сдам, — обезоруживающе улыбнулся я и побежал на урок.
Вбежал я со звонком. Учительницы еще не было, и меня встретили аплодисментами. Начала Заячковская, ее с радостью поддержала Ниженко, а потом уже все хлопали, хулиганы на галерке свистели, но радостно. Карась пучил глаза, хлопал плавниками и бил хвостом. Только бывшие лидеры, нынешние аутсайдеры: Райко, Баранова и Семеняк делали вид, словно меня нет.
Я остановился, смутился, невольно глянул на пустующее место Рамиля, и настроение испортилось. Неужели все-таки…
— Привет, — буркнул он из-за спины.
Стало легко, я улыбнулся, помахал одноклассникам и спросил у него по пути к своему месту:
— О погроме знаю. Сам его видел. Родители как?
— Целы, — ответил он.
— Потом поговорим, есть вопросы.
Рамиль кивнул.
Весь урок я сидел как на иголках, поглядывал на Меликова. Он не выглядел озабоченным или грустным, вертелся, шутил, смеялся. Как только прозвенел звонок, я подошел к нему и сверил информацию с той, что предоставил отец:
— Кто держит рынок? На кого наезд? Кого убили?
Вокруг нас начала собираться толпа любопытствующих, Желткова грудью на меня напирала, оттесняя от Рамиля, пришлось ее осадить:
— Люба, уйди. Дай послушать, это важно.
— Убили директора, двух охранников и продавцов, отчитался он. — Директор — не хозяин. Хозяин… Их двое, братья Войтенко, больше старший, конечно. Что там у них с нашими быками, были ли терки — не знаю. Отец тоже вчера ничего не знал.
— Ясно. Спасибо.
Меликовы — просто торговцы, им доступны только слухи, они даже не знают, что убили кассира. Выяснять достоверные подробности нужно у приближенных к администрации, и такой человек у меня есть! Валютчик Павел.
Вот только в порядке ли он? Вспомнились пятна крови на ступенях. Его ли это кровь? Неизвестно. Обнадеживает, что среди убитых его нет. Да и смогу ли я как-то повлиять на ситуацию? Наверняка менты уже распространили информацию, в том числе и о месте дислокации «Славян». Не хотелось бы, чтобы у Ильи во дворе стреляли. Надо же, как быстро локальный конфликт набирает обороты и грозит перерасти в разборки со стрельбой по всему городу!
Получается, я запустил этот маховик, освободив место, которое занимал Костаки. Остается ждать, победят ли плохие парни еще более плохих. Ну и на ментов надейся, а сам не плошай. После уроков все-таки перестрахуюсь, рвану на рынок, поговорю с валютчиком. Чем быстрее местные бандюки выдавят чужих из города, тем лучше.
Школьные дела совершенно перестали меня волновать. На большой перемене я заглянул в учительскую и, помимо учителей, которые меня интересовали, застал там дрэка и Джусиху, попытавшуюся убить меня взглядом. Директор же обрадовался, просто расцвел.
— Мартынов! Зайдешь ко мне? Насчет спортзала.
— Когда?
Он глянул на часы, висящие над шкафом.
— Через пять минут.
Забрав журнал, он удалился, а я шагнул к сперва к Еленочке, спросил, когда можно сдать пропущенный материал по анатомии и как это будет выглядеть.
Она тоже посмотрела на часы, вздохнула, демонстрируя, что ей совершенно не хочется со мной возиться, и сказала:
— После шестого урока сможешь? Задам несколько вопросов по пропущенным темам, как на экзамене.
Обычно она проверяла знания по вопросам в конце параграфа, ничего сложного меня не ждало.
— Отлично, спасибо!
Я шагнул к математичке, Инночке, она насупилась, оттопырив нижнюю губу, и объявила:
— В среду и четверг контрольные. Их будет достаточно, чтобы проверить твои знания.
— Мудрое решение! — прошелестела физичка, закутавшись в серый шерстяной платок. — Полностью согласна.
«Минус алгебра, геометрия и физика», — подумал я. Англичанка, Илона Анатольевна, пригласила меня после шестого урока. А вот химичка окрысилась и назначила встречу на завтра. Ну и хорошо, на ее предмет у меня осталось мало сил, дополнительно проштудирую.
Остальных учителей я не застал и рванул к директору. Интересно, о чем он хочет со мной поговорить? На ум сразу пришел вчерашний погром. Кроме бандитских разборок, в голове ничего не осталось, надо бы сбавить переключиться на что-то другое.
Попрощавшись с учителями, я сбежал по лестнице на первый этаж, вошел в кабинет директора, частично скрытый стендом со стенгазетой.
Секретарши на месте не оказалось, и я чуть отодвинул дверь в его кабинет, постучал.
— Можно?
Он обернулся.
— Твое рвение сдать все, что ты пропустил, похвально! — оценил мои старания он, оперся о стол обеими руками. — Отдельное спасибо за рост успеваемости в 9 «Б» классе. А теперь — к делу. — Дрэк протянул мне листок, исписанный разборчивым угловатым почерком: — Это по спортзалу, смета. Там — адреса точек, где на краску самая низкая цена. Была. Каждый день все дорожает.
Я пробежался взглядом по списку и озвучил итоговую сумму:
— Восемь тысяч восемьсот семьдесят.
Дрэк сделал виноватое лицо.
— Я понимаю, что все сейчас живут бедно. В принципе, если сумма неподъемная, можно и по-другому договориться.
В его очках отражался свет лампы, ложился прямоугольником на блестящую лысину. Когда другие директоры школ на средства, собранные с учеников «на занавески», покупают себе телевизоры, этот человек тушуется, хотя просит не для себя. Только этот факт достоин уважения. Мог бы просто составить список, но нет, бегал по рынкам, выяснял, где подешевле, записывал.
— Геннадий Константинович, все нормально, сумма посильная. Сделаем! — пообещал я. — Когда приступать?
Он просиял, потер руки.
— Суббота и воскресенье — мой законный выходной, да и вам надо подготовиться, все закупить. Давай в понедельник, и чтобы не сильно рано. Часов в десять нормально?
— Более чем. Еще вопрос. Мой брат хочет нарисовать на стенах спортсменов. Он хорошо рисует, как профессиональный художник.
— Знаю, видел его работы. Значит, красок понадобится больше…
— Не это главное. Главное — можно ли?
— У него есть такой опыт? Я имею в виду роспись стен.
— Есть, — подтвердил я. — Мог бы показать, но это помещение у нас забрали.
Директор воспрянул.
— Пусть сделает наброски и принесет на согласование.
Хорошо, будет где Боре порезвиться, а то он загорелся этой идеей.
Я покосился на полку, заставленную папками. Компьютера не было даже у директора.
Информатика у нас появится в десятом классе, как сейчас помню десять компов-динозавров со встроенными мониторами, объединенных в сеть, над которыми все тряслись. Разбившись на группы, мы учились быстро печатать и развивали, видимо, мелкую моторику, играя в некое подобие тетриса.
На теории, помню, проходили команды ветвления, но — на русском, в тетради, а не на компе, потому что для Инночки, которая стала вести у нас информатику, программирование было сродни магии. Она, наверное, и не знала, что это был за язык. Ну и мы тем более не знали. Вот печатать и играть — другое дело!
Вспомнился Ян, который, нигде не обучаясь, смог перепрограммировать калькулятор. Вдруг в нем дремлет гений? Не только в нем, но и много других ребят освоили бы компы и встали в авангарде прогресса.
— Геннадий Константинович! Можно вопрос? В Москве, говорят, во всех школах есть компьютеры.
— И в некоторых городских школах они есть, — подтвердил директор. — Но… ты же понимаешь, какое сейчас время?
Он перебрал пальцами невидимые деньги.
— Понял. Чтобы выбить финансирование, надо профинансировать.
— Именно. Это раз. Два — нет учителей информатики. — Дрэк развел руками. — Три — компьютеры это будут списанные, устаревших моделей…
— Главное, чтобы были. За ними будущее, понимаете?
Если сравнивать подавляющее большинство граждан России и меня, то я с памятью взрослого, который был посредственным пользователем, просто супер-хакер! Да и во всем мире народ еще не разбирается в компах, раз в кино от вирусов они взрываются.
Подумаю, что можно с этим сделать, как простимулировать финансирование, потому что за свои деньги покупать компьютеры бессмысленно: комп сейчас стоит целое состояние, а эволюционируют они с космической скоростью.
На следующей перемене я собрал наших и показал им список дрэка, предложил скинуться хотя бы по пятьсот рублей — не потому, что пожадничал, просто так они почувствуют свою причастность и заработают авторитет среди учителей. Недостающее пообещал выделить я.
После шестого урока я быстренько сдал анатомию, порадовал Илону Анатольевну английским — мои знания она хвалила, произношение ругала, но «пятерку» поставила.
Завершив школьные дела, я рванул домой, выкатил мопед во двор (благо распогодилось) и поехал на рынок к валютчику.