Вперед в прошлое 8

Глава 24 Ты кто?

«Икарус» стонал и покачивался, вилял хвостом на поворотах, и мы, оккупировавший гармошку, вцеплялись в поручни, чтобы не упасть. Ян попытался залезть на перекладину, но вовремя спрыгнул, увидев ринувшуюся на него старую и сварливую кондукторшу, бабку Нюрку. На нашем маршруте она работала одна, именно на этом большом автобусе. Еще иногда появлялся суровый дед, которого боялись, потому что он мог и головой и поручень приложить. Если же кондуктора не было, водитель выпускал желающих оплатить проезд через переднюю дверь. Половина сбегала, когда он открывал задние дверцы, чтобы впустить ожидающих на остановках пассажиров.

Я честно заплатил за всех, включая Илью. Димоны обрадовались, Гаечка так вообще расцвела. Памфилов принял как должное. Кабанов уперся, что он не барышня, сам заплатит — все никак не мог привыкнуть к своему новому статусу нищеброда.

Автобус остановился возле общежитий, и в полупустой салон запрыгнул взбудораженный Барик, увидел нас и зашагал навстречу. Пожал всем руки, включая Яна и Бориса и сказал, пуча глаза:

— Прикиньте, мой батя в больнице! И менты к нему не пускают никого.

— Что случилось? — забеспокоился Памфилов, впрочем, он всегда был суетливым и нервным.

— Непонятно. Его избили. Челюсть сломали, пальцы, ребра. По телику видели, что в «Лукоморье» было мочилово? По ходу, и он там был.

— Так там же бандиты! — выдал очевидное Ян.

— Выходит, твой батя — тоже бандюк? — констатировал факт Илья.

— Вдруг он там просто обедал, — пробурчал Барик, отводя взгляд.

— Ага, обедал. Ты знаешь сколько там все стоит? — вставил свои пять копеек Кабанов. — Капец! Там только новые русские едят, даже мой батя не мог пойти в тот ресторан, а мы нормально жили.

— И менты к нему почему-то не пускают, ага. — протараторил Ден Памфилов, хрустнул суставами пальцев. — Причем не кого попало, а жену.

— Хорошо, что живой, — сказал я и додумал: «Пока живой. Свидетели долго не живут. И светит ему лет пятнадцать за соучастие в массовом убийстве. Если хорошо будет стучать на 'славян», пяток лет скосят, еще через пяток выйдет по УДО.

— Сам что думаешь? — спросил Илья.

— А я в курсе! — ответил Памфилов. — В курсе, что происходит! Пацаны сказали.

Он кратко рассказал то, что я и так знал: появились беспредельщики-«славяне», начали валить местных авторитетов. И расстрел в «Лукоморье» — тоже разборка! Причем не в нашу пользу, потому что убили Олега Войтенко и Колю Равлика, жутко верующего черного риелтора.

— Так беспредельщики побеждают, что ли? — прогудел Чабанов. — А чего тогда менты нашу базу обыскали?

— Неувязочка, — пожал плечами Кабанов и посмотрел на меня, решив, что я спец по ментам.

Пришлось объяснить:

— Отец с нами давно не живет, да и когда жил, рабочими моментами не делился. Так что я не знаю их планов. Но есть один момент. У нас относительно большой город. Город, можно сказать, «красный». То есть менты контролируют некий баланс между группировками, которые имеют свои интересы, но не беспредельничают. Иногда их интересы пересекаются. Нужно быть безумным, чтобы из села лезть в большой город, не заручившись поддержкой местных.

Илья вскинул бровь и предположил:

— То есть ты думаешь… — В его глазах блеснуло понимание: он сообразил, что я не предполагаю, а знаю наверняка.

Сбившись, дальше он продолжал на тон ниже:

— Ты думаешь, «славяне» в сговоре с местными хотели поделить город и урвать куски пожирнее, а остальное отдать чужакам?

— Мне видится так, — сказал я.

Гаечка предположила:

— Значит, этот Равлик — предатель? Кстати, равлик по-украински — улитка.

Борис засмеялся. Его смех звучал странно на фоне вопроса Барика:

— А при чем тут мой отец?

— Думаю, это ты узнаешь раньше нас. — Ден положил руку ему на плечо.

Барик сбросил ее и отошел в сторону. Илья в упор посмотрел на меня, и в его взгляде читался вопрос. Повисло напряженное молчание, все косились на Барика и делали выводы. Если узнают, что отчасти из-за него отжали нашу базу, могут объявить бойкот. Постараюсь убедить их, что он не виноват.

Воцарилось минутное молчание, которое нарушил Димон Минаев:

— Паш, все забываю сказать спасибо за ту кассету. Ну, за «Агату Кристи», крутейшая тема!

Ага! — Чабанов показал «класс». — Ваще-е-е.

Глянув на Гаечку, Минаев сказал:

— Надо было магнитофон взять. Дим, у тебя ж есть на батарейках?

— Да ну, его еще таскать, — возразил Кабанов, кивнув на пустые ведра, поставленные друг в друга, и корзинки.

— В рюкзаке нормально было бы, — не сдавался Минаев, все так же косясь на Гаечку, которая не обращала на него внимания, даже когда он говорил.

Я включил память взрослого, и пришли его-мои воспоминания на тему, что такое детство. Взрослым я любил уходить в лес, к озеру или реке, чтобы побыть в тишине и послушать птиц, меня жутко бесили отдыхающие с колонками. А сейчас идея искать грибы под «Агату Кристи» кажется крутой. Что такое зрелость? Время, когда спать — единственное желание, а не противная обязанность. Это когда начинаешь сопереживать бабкам, которые гоняют детей с деревьев. Когда знаменитые актеры моложе тебя, а одноклассница Любка второй раз стала бабушкой. Когда перестаешь понимать молодежные словечки и слово «скуф» не вызывает омерзения только потому, что оно — не англицизм.

Пашка, тебе еще даже не пятнадцать! Наслаждайся! Отпусти заботы и подари себе этот день!

Смотри, какая погодка! Как в начале сентября, хоть в море купайся, а в Москве уже морозы по утрам. Смотри, как друзья радуются, эта поездка за грибами для них настоящее приключение! Без родителей — в лес!

— Наша остановка! — крикнул Ян и подбежал к двери, прихватив ведерко.

Мальчик, которого могло не быть, если бы не я. Практически сын.

Мы взяли свои емкости для грибов и направились к предпоследней двери. Бабка, двинувшаяся нам навстречу, увидев такое количество пустых ведер, метнулась от нас в самый хвост, едва не перекрестившись. Полная женщина тоже оказалась суеверной и не стала к нам приближаться, а может, просто боялась толпу подростков на вольном выгуле.

Вышли мы в районе рынка и шумной толпой двинулись к троллейбусной остановке. Взрослые, видя такую сплоченную группу, расступались. И вдруг между нами вклинился лопоухий кротко стриженный парень, наш ровесник. Глянул на Илью, он нервно оглянулся назад и, расплывшись в улыбке, воскликнул:

— Привет! И тебе привет, Пашка. — Он пожал и мою руку.

— Ты кто? — возмущенно спросила Гаечка.

А я проследил направление его взгляда и заметил троих коротко стриженных пацанов неблагополучного вида: один длинный, с открытым, как у дебила, ртом, второй розовощекий крепыш с лицом семилетки, третий — похожий на Чуму до того, как шефство над ним взяла тетка. Троица замедлила шаг и остановилась, злобно взирая на нас.

— Я Игорь, — представился парень. — Ну, помните, бокс… Вы меня тогда поддержали зачем-то.

Он оглянулся на гопников, к которым подошел четвертый, постарше.

— Идем с нами до остановки, — предложил я, сообразив, что к чему.

Этот парень жил в интернате, а там контингент соответствующий. Видимо, не ладилось у Игоря с интернатовскими, и теперь он прибился к нам, как собака, которая хочет пройти территорию, охраняемую конкурирующей стаей.

— А, помню! — воскликнула Гаечка. — Ты круто дрался!

Минаев стал мрачнее тучи.

— Надо же, запомнили, — улыбнулся Игорь и снова покосился на врагов, которые, видимо, его преследовали, но теперь решили не связываться с превосходящими силами.

У меня взыграла удаль молодецкая. Вот уроды, как четверо на одного, так нормально, а как есть шанс огрести, так сразу заднюю включают. Аж руки зачесались навалять им — просто чтобы не чувствовали себя хозяевами жизни. Что победа будет за нами, и мы даже синяков не получим, это сто процентов.

— Подождите, — сказал я своим и жестом пригласил Игоря отойти.

Пара метров — и слова растворятся в рокоте машин.

— Проблемы? — скорее констатировал, чем спросил я.

— Интернат, — прошипел Игорь, его перекосило от ненависти. — Одни дебилы, блин. Не могу больше. В бубен я им, конечно, настучу, но сколько можно⁈

— Что не поделили?

— Вещи мои им, козлоте, понравились. Так что можно я с вами пойду? Ну, пока они не отстанут.

— Не вопрос.

Мы вернулись к нашим, и на свой страх и риск я объявил:

— Надеюсь, никто не возражает, если Игорь немного потусуется с нами?

Памфилов подскочил к нему и с дикими криками замахал кулаками, Игорь удивленно на него уставился, а Кабанов, подскочив, взял Дена на удушающий, говоря:

— Кто тебя так драться учил, мама? Или бабушка?

Ден обмяк и хрипнул:

— Пашка.

— Точно не моя школа, — мотнул головой я под дружный хохот, осмотрел друзей.

Против Игоря был только Минаев, надувшийся, как голубь-дутыш, но протестовал он молча, потому что обосновать протест было нечем.

Мне думалось, что гопники отстанут от Игоря, подумав, что он с нами, но они, похоже, его задумку разгадали и, держась на расстоянии, шли следом.

Мы набились в троллейбус и, тесно прижатые друг к другу, поехали на вокзал, и Игорь с нами. Правда, оттесненный другими пассажирами, он ненадолго потерялся из вида, но вскоре нашелся, протиснулся ко мне.

— В интернате они продолжат тебя прессовать? — спросил я.

Игорь мотнул головой.

— Там прямых наездов нет, воспитатели все-таки, контроль, но на многое даже директор закрывает глаза.

— Ночные побоища? — предположил я.

— Да каждый день. Правда, там один на один, и желающих выйти против меня быстро поубавилось. К тому же учителя меня любят, там нормальных учеников человек пять от силы, а остальных это бесит.

— Ты в девятом классе?

— Да, там их всего девять. — Помолчав немного, он продолжил: — Я сбежал. Один раз менты вернули, на учет поставили, второй раз — вот сейчас. Так эти поиски организовали, чтобы меня вернуть. Ну и отобрать вещи.

— Отец, как я понял, не объявился?

Игорь погрустнел.

— Сомневаюсь, что он жив. Матери я писал, она ответила, что живет в тесноте и забрать меня не может. Прислала сто баксов, откупилась, — скривился Игорь.

К нам протиснулся Памфилов и прокричал на весь троллейбус:

— Ничто так не сближает, как общественный транспорт! Народ, слушайте анекдот! Горячий анекдот!! В набитом троллейбусе: «Ай, ухи, мои ухи!» «Поздно, уже закомпостировали».

Наши этот анекдот знали и лишь улыбнулись, а вдалеке громко и заливисто засмеялась какая-то девушка. Ден приободрился и до конца маршрута сыпал остротами и анекдотами, вокруг нас даже собралась молодежь, которая любит посмеяться.

На вокзале мы вышли за десять минут до отправления электрички. Боря выведал у мамы локацию, где собирала грибы ее подруга. Нам следовало проехать две станции, потом — пройти насквозь небольшой поселок и углубиться в лес. Со слов этой Людмилы, «а дальше грибы сами под ноги кидаются — только успевай отбиваться».

Игорь остался на остановке. Отойдя от него метров на десять, я обернулся: парень, ссутулившись, провожал нас взглядом. Нормальный парень, развитый, попал в ад с наркоманскими и алкашескими детьми. Примерно, как Ян. А если человек привык к нормальным людям и нормальному общению, ему в такой обстановке невыносимо. Я остановился и предложил:

— Народ, давайте Игорька с собой возьмем?

— Угу, жалко его, — прогудел Чабанов, поймал недобрый взгляд Минаева и замолчал.

— Больше народа — больше угара! — Ден поднял руку. — Я за.

Все, кроме Минаева, были за, потому я жестом пригласил Игоря, крикнул:

— Айда с нами!

Парень расправил плечи, вроде даже в росте прибавил и рванул к нам. Ощущение было, словно над ним разошлись тучи, а над Минаевым сгустились. Видимо, он увидел в Игоре конкурента за внимание Гаечки, но та ни к одному, ни к другому интереса не проявляла.

— Длинная, зеленая, пахнет колбасой! — заорал Ден, заходя в тамбур.

Ян, пригладив челку и закрыв изуродованную шрамами половину лица, скривился:

— Странно у тебя колбаса пахнет. Тут, вообще-то, туалетом несет…

В электричку начали заходить дембеля, выдавили нас в вагон. Мы рассчитывали занять два ряда сидений напротив друг друга, по три в каждом, но людей было много, и все места у окна заняли, свободных было по два-четыре, и мы разбились по группам: я, Илья, Боря, Ян; Ден, Кабанчик, Игорь; Димоны, Барик, Гаечка, которая посидела с ними и переместилась к Дену слушать анекдоты, и Минаев вообще потух.

Ден все юморил и юморил, и, как странствующий стендапер, собрал вокруг себя хохочущую толпу, в основном это были солдатики, которые роготали так, что вагон дрожал.

— Конкурс на самый смешной анекдот! — предложил Ден.

— Пацан, жги! — поддержал его бритый наголо парень, рыжий и веснушчатый, стянул берет и прошелся по вагону, собирая «на прикольного пацана».

Ему что-то даже накидали туда, только одна пожилая женщина с высокой прической, к которой вполне могла прилипнуть муха, возмутилась:

— Молодые люди! Как вам не стыдно! Это общественное место, у меня от ваших острот уши в трубочку сворачиваются!

— Так закройте их! Или пересядьте в другой вагон, — широко улыбаясь, рыжий протянул ей берет, дама демонстративно отвернулась к окну.

Начался конкурс: желающие выходили в центр вагона, то есть «становились на табуреточку» и рассказывали анекдот, потом рыжий проходился с беретом. Победителя определяло количество мелочи, которое накидали благодарные слушатели.

Игорь, который мрачно молчал и даже не улыбался, поднялся, «встал на табуреточку», поправил невидимый галстук и обратился к ворчливой даме:

— С вашего позволения, анекдот без пошлости, про боксера и блондинку. Бывший боксер рассказывает своей новой девушке о своей жизни. Через несколько часов она его спрашивает: «А в каких городах вы еще были, кроме Нокаута и Нокдауна?»

Грянул смех. Только Барик ничего не понял. Дама покачала головой, рассмеялась и положила в берет несколько купюр. Игорь пересчитал их и просиял так, словно «Оскар» выиграл.

Так незаметно мы прибыли в пункт назначения, высыпали на обшарпанный перрон, где сквозь асфальт пробивались молодые деревца. Дембеля или кто они там, продолжали рассказывать анекдоты без нас, но, чувствую, без задора Памфилова они скоро скиснут. Игорь похвастался:

— Двести пятьдесят рублей накидали!

Барик повертел головой и спросил:

— Куда теперь?

Я указал направление.

— Говорили, надо на юго-восток. Это там. Илья, компас взял? — Друг кивнул и полез в рюкзак. — Нам нужно на ту сторону путей, пройти длинную улицу, а дальше будет грунтовка между холмами. А от нее — много тропинок.

— А лес там какой? Маслята только в сосняках растут, — с важным видом сказал Минаев. — Я знаю, как выглядят маслята, опята, но в них не уверен, потому что опята бывают ложные. А что там еще можно найти?

— Говорят, боровики, — вклинился в разговор Боря. — И эти, белые.

— Польские еще, — подключилась Гаечка. — Ну, которые срезаешь, и они синеют. Им сосняк не нужен. И сыроежки с розовыми шляпками.

— В общем, — резюмировал я, — берем только то, что знаем. Ну что, ходу? Поесть все взяли, или в магазин надо заходить?

— Взяли, — ответила за всех Гаечка. — Кто не взял, будет голодным, но это ничего, человек без еды может жить сорок дней.

Мы пересекли железнодорожные пути и по единственной улице двинулись вдоль частных домов под возмущенный лай дворовых охранников. Вскоре к собакам присоединились гуси, точнее гусь. Опустив шею, он преследовал нас и норовил схватить кого-нибудь за штанину.

Барик поднял гнилую доску и предложил:

— А давайте я его переконтачу, и в лесу зажарим? Спички есть!

— Не вздумай, — осадил его Илья, и Серега примирительно поднял руки. ­— А то аборигены тебя зажарят, как того Кука.

Куры здесь, как и в Васильевке, свободно ходили по дороге, и гуси тоже, и даже индюки, видно было, что чужие тут бывают нечасто. Эдакий затерянный мир посреди холмов, утопающий в зелени, пахнущий свежестью и прелой листвой.

Тишина стояла такая, что был слышен перестук колес далекого поезда — возможно, электрички, на которой мы приехали.

Последние дома прорастали прямо в лес: один — коровником, а второй — ржавой техникой, остовами машин, тракторов, какими-то прицепами, такими же ржавыми. Стало казаться, что к лесным ароматам добавился запах ржавчины.

— Как в «Безумном Максе»! — восхитился Ян. — Только без пустошей!

— Точняк! — согласился Кабанов и аж остановился, поворачиваясь к дому, обнесенному частоколом.

— Так и кажется, что сейчас райдеры выскочат! — с восхищением выдохнул Игорь.

Сразу видно, у кого есть или был видик. Остальные не знали, что за Безумный (он же Бешеный) Макс. Пришлось рассказывать, топая по грунтовке, уходящей в лес. Все слушали затаив дыхание.

Видно заметно, что по этой грунтовке часто ездили. Лес то подступал вплотную, то по обе стороны от дороги бугрились глинистые склоны, откуда корни тянулись, будто щупальца. Наконец началась вязовая рощица, чередующаяся с полянами и канавами, вырытыми черными копателями и поросшими травой.

— Можно начинать искать? — спросил Ян и ринулся в лес, зашуршал палой листвой, как собака, вынюхивающая дичь.

Борис бросился направо, принялся пинать листву, под которой могли прятаться грибы.

— Тут могут быть боровики, — сказал я. — А они большие и растут полянами, их точно не пропустишь…

— А-а-а! — крикнула Гаечка, идущая впереди. — Смотрите — это ж «поляк»! Прям на тропинке!

Ее окружили парни. Саша торжественно вытащила нож и совершила акт обезшляпливания гриба. Показал добычу нам.

— А точно оно съедобное? Странное какое-то, — с сомнением произнес Игорь. — И синее. Я в южных грибах не очень-то секу. Другое дело — Подмосковье…

— Точно! Это польский гриб, что он синеет — нормально, — поручилась Гаечка, кинула гриб в корзинку и принялась разгребать траву. — Где один, там обычно есть и другие.

Все разбрелись по поляне, нагнулись и принялись рыскать, как мышкующие лисы. Поддавшись азарту тихой охоты, я тоже отправился на поиски. В номинации «первый гриб» победила Гаечка, но остались еще номинации «Самый большой нечервивый гриб» и «Поляна боровиков». Но только я сунулся в траву, как обнаружил гору мусора, на которой колосились поганки.

Прошел чуть дальше, увидел куски чашек и тарелок, тряпки и что-то черное жидкое, похоже, машинное масло. Остановился и крикнул:

— Эй, народ! Сюда мусор свозят, пойдем дальше. Если сожрем эти грибы, у нас жабры вырастут или что похуже.

Подошла Гаечка, с тоской посмотрела на гриб.

— И что его теперь, выбро…

Ее прервал душераздирающий крик Яна, ушедшего далеко вперед. Все повернулись на крик. Ян бежал к нам, выпучив глаза. Прибежал, весь трясется, руками размахивает.

— Там… там… В мешке! Шевелится, стонет! Труп!

— Труп стонет? — вытаращил глаза Барик.

Мы с Ильей переглянулись.

— Пойдем смотреть? — прошептал друг.

— Да ну на фиг! — воскликнул Кабанов.

— А вдруг… помощь нужна? — пролепетала Гаечка и сделала шаг назад.

— Ты уверен? — спросил я у Яна, тот закивал.

— Да! Мешок. Большой. Как раз тело влезет. Шевелится и стонет! Страшно — жуть.

Может, ему показалось на фоне моих россказней про постапокалипсис и Бешеного Макса. А может, и правда в мешке что-то живое. Или кто-то.

В голове вихрем пронеслись предположения. В любом случае, надо посмотреть, что там.