Вперед в прошлое 8

Глава 17 Рассказывай!

— За дверь! — скомандовал Олег, и телохранители ушли, как и Павел, оставив меня наедине с этим удавом.

Ответ на один вопрос я получил: Войтенко-младший очень непрост, и у него серьезная защита. А значит, местные бандюки готовы к обороне. Вот только что они смогут противопоставить людям с реальным боевым опытом, не просто обученным зачищать помещения с боевиками, но и наверняка делавшим это?

От трупного смрада хотелось блевать, но я заставил себя отключиться от неприятного запаха и вскоре перестал его чувствовать. Пожалуй, о Каретниковых я умолчу. Потому изложил все то же самое, что говорил валютчику, кроме разгрома квартиры Ильи. Кто его знает, как дальше повернется.

История выглядела так: мы всем классом собирались в нами обустроенном подвале, тренировались, а потом «славяне» нас оттуда выгнали. По номеру машины мы выяснили, кто ее хозяин, поняли, что это «славяне».

Олег встал с дивана, выглянул за дверь, убедился, что нас точно не услышат, и сказал:

— Ты с такой уверенностью заявляешь, что это именно «славяне». А если джип угнан? Взят в аренду? Да и как ты узнал, кто владелец? — Олег уставился на меня, как удав на кролика.

Что-то не рад он возможности отомстить, да и вообще не похож на человека, скорбящего по брату. Хотя, может, он социопат? Те скудны на эмоции.

На мгновение я растерялся и с трудом подавил желание отвести взгляд. Но вспомнил время, когда был взрослым. Что бы сказал он? А вот что:

— Молодость не всегда равна глупости, а зрелость — мудрости.

Никакой грубости, никаких провокаций — а челюсть товарищ чуть не уронил. Я же продолжил:

— Номер машины выяснили через знакомых гаишников. Потом мой друг, промышляющий мойкой машин, хотел помыть грязный джип и чуть не получил за это. Разозлился и, конечно, запомнил машину и то, что последние цифры номера, 67, не были заляпаны грязью. Они совпадают с номером машины, что я сам видел во дворе. А «Субурбанов» в городе не так уж много.

Я положил на стол листок, где заранее написал номер джипа. Вот теперь Войтенко заинтересовался, подался вперед. Видимо, такая перемена с ним произошла, когда он убедился, что я дело говорю.

— Дальше, — велел он.

— Вы и сами, наверное, в курсе, что преступники укатили на белой «копейке». Скорее всего, она числилась в угоне, так?

— Так, — кивнул он. — Ее нашли брошенной во дворе.

— Так вот. Эта «копейка» остановилась недалеко от джипа, оттуда вышли мужчины в майках, потому что приметные куртки они сняли. Выгрузили в джип награбленное и что-то, завернутое в те самые куртки, продолговатое. Двое пересели в джип, развернулись по двойной сплошной и уехали в направлении из города, двое укатили на «Жигулях». Ну а дальше вы сами знаете.

Войтенко, потирая подбородок, погрузился в себя.

— Между прочим, они стояли между двумя остановками, в четырехстах метрах от рынка, — добавил я.

— Как найти твоего друга? — спросил Олег.

Внутренности сперва скрутились в узел, потом смерзлись. Подставил Бузю, баран! Надо было сказать, что сам видел… но тогда не объяснил бы, как я так быстро преодолел полкилометра. Черт, но кто же знал, что он так заинтересуется именно мойщиком машин?

— Никак, — отрезал я. — Хоть пытайте — не скажу.

— Почему? — вскинул голову Олег.

— Не надо никого травмировать. Я все рассказал слово в слово.

Он сжал челюсти, а потом его лицо разгладилось. Потому что найти мойщиков машин проще простого! Надо сказать, чтобы не высовывались.Не только Бузя — все парни. Вряд ли, конечно, Войтенко будет гоняться за пацанами, но лучше перестраховаться. Да, зайду к нему, заодно и Лидию повидаю, денег ей передам… Надо еды купить в продмаге, детям — сладостей.

— Благородно. Похвально.

Я запоздало отметил, что Олег Войтенко говорит грамотно, сложными предложениями. Не каждый так может. А его заинтересованность свидетелем… Скорее всего, что он осторожничает и перестраховывается потому, что будет действовать не в одиночку, погибло много влиятельных людей, за которых есть кому отомстить. А значит, сумеет дать отпор «Славянам», тем более он не один, у погибших наверняка есть друзья и родственники, которые захотят поквитаться с убийцами.

Вот только одна нестыковка — «славяне»… Куда они лезут, на что рассчитывают? Без поддержки местных я не рискнул бы, каким бы отбитым ни был. Или они нашли эту поддержку?

— Тебе какая выгода от этого всего? — спросил Войтенко.

— Хочу, чтобы они освободили базу и вернули наши вещи.

Запрокинув голову, Войтенко так громко заржал, что заглянул охранник. Я и сам улыбнулся. Правильно, думай, что я заинтересованный дурачок.

Что я делал бы без памяти взрослого? Да ничего. Я просто сюда не поперся бы, струсил. А если бы оказался в кабинете человека-удава, дрожал бы, блеял и болтал, что нельзя, только бы не обидели. Выходит, что я в большей степени взрослый, чем парень, которым я был еще весной?

Ну а на хохот я-прошлый смертельно обиделся бы. Это было бы сильнейшей травмой. А говорят, люди не меняются. Не меняется база, а страхи можно откорректировать, если захотеть.

Я аж возгордился собой. И тут в голову пришла дерзкая мысль, аж сердце зачастило: а не попробовать ли что-нибудь внушить Олегу? Облизнув губы, я сконцентрировался на нем и проговорил, изо всех сил желая, чтобы он исполнил мою волю:

— Олег, вы мне скажете имена погибших при налете.

Словам я придал вопросительный оттенок на случай, если внушение не сработает, но на самом деле это был скрытый приказ.

Пальцы невольно сжали подлокотник, я сглотнул слюну и инстинктивно притянул к себе свой рюкзак. Лицо Олега изменилось, но не тень пробежала по нему — его исказила звериная ярость. Казалось, он хочет не просто кинуться на меня — в горло зубами вгрызться. Он группировался, чтобы вскочить одним рывком, но рассудок возобладал. Олег глянул на меня с интересом, смешанным с брезгливостью, и качнул головой.

— Нет. Да и зачем тебе?

Я пожал плечами. «Конечно же, чтобы знать, от кого зависела судьба города».

— Вот и я думаю, что незачем.

Хрустнув суставами пальцев, он прошелся по комнате.

— Ты голодный? — спросил он. — Хочешь «сникерс»?

Он сказал это голосом Санта-Клауса, спускающегося к голодающим африканским детям. Да и многие мои ровесники обрадовались бы такому подарку.

— Спасибо, парень сыт, — процитировал я анекдот*.

И снова Олег запрокинул голову и заржал. Ага, знает. Я же его услышал уж после учебы, а со временем образ нового русского сменился более актуальным персонажем — авторитетом.

— Не дрейфь! Лови «сникерс»!

Он вытащил батончик из ящика стола и кинул мне. Я поймал его, чтобы не расстраивать авторитета, который ко мне проникся симпатией. Знал бы он, что в моем рюкзаке акций «МММ» на двести шестьдесят тысяч да плюс несколько десятков тысяч рублей, постеснялся бы сникерсами меня удивлять. Хорошо обыскивать не стали.

— Спасибо.

— Да ладно, это я тебе спасибо должен говорить. Они моего брата убили. Когда с ними вопрос решим — вернем вам подвал. Наверное, они его как склад используют, идиоты.

Я встал.

— Рад был помочь.

— Обращайся, если что, — холодно произнес он.

Ой, зря, Олег, ты это сказал! Обращусь ведь. А такие люди, как он, обещаниями не разбрасываются. Не потому, что порядочные — не принято у них пустозвонить.

Мы распрощались, я вышел из кабинета, и одновременно — из боевого режима, и еле устоял на ногах, так меня размазало. Кивнул валютчику, и мы вместе пошли назад мимо охранников, вдоль опустевшего пассажа, к двери, где стоял мой мопед.

Лишь когда вышли с территории рынка, я проговорил:

— Думаю, тебе нечего опасаться, все под контролем. Так что, везти кофе?

— Ну как тебе теперь отказать? — искренне улыбнулся он и сказал: — Вези!

— Хорошо, как передадут из… Ростова, так сразу. Скажи, Олег — он какой, ему можно доверять?

— С Олегом я не работал, — честно признался валютчик, — рынком заведовал Руслан, Олег отвечали за другое, так, пару раз пересекались. А вот с Русланом мы были почти дружны. Хороший парень, и деньги его не испортили. Жаль, очень жаль, что его не спасли. У него трое детей осталось.

— Жаль, конечно. Рад был помочь, — проговорил я. — Надеюсь, эти сволочи свое получат.

— И я надеюсь.

Мы остановились, я накинул рюкзак и сказал:

— До скорого.

Павел кивнул.

Надо было ехать за продуктами и — на мою дачу, к Лидии, но ноги не держали. Шастать по городу с акциями было опасно, и я решил отдышаться в безопасном месте — сел на бордюр возле кишащей людьми освещенной остановки. Посидел, собрался с силами и покатил в продовольственный магазин, где на двенадцать тысяч набрал еды, отмечая, как сильно все подорожало. Раньше в десятку укладывался, теперь — в двенадцать еле-еле.

Звенящая пустота в голове заполнилась мыслями, я оседлал мопед и покатил в свое село. Прохладный ветер привел в чувства, и на свою дачу я приехал бодрый и активный.

Смеркалось, и за окнами не домика даже — хижины, горел свет, доносился заливистый детский смех.

Калитка была открыта (недоработка!), и я вошел беспрепятственно. Постучал в запертую дверь. Донеслось бормотание, и я отчетливо услышал Бузин голос:

— Это Пашка! Зуб даю.

Топот в прихожей. Щелчок замка и щеколды. Дверь распахнулась, и мне навстречу шагнул Бузя, обернулся и крикнул:

— Это он, я же сказал!

Навстречу выскочила Светка, напрыгнула, обхватила руками и ногами, как родителя, пришедшего проведать чадо в пионерском лагере — еле устоял, у меня же пакет с едой и рюкзак. Чадо соскучилось, радуется, в глаза заглядывает в ожидании гостинцев. Бузя побежал к мопеду, Ваня привалился к дверному косяку. Из кухни, прихрамывая, вышла Лидия, вытерла руки о передник, улыбнулась.

— Твой друг, Илья, сказал, что ты был в Москве, — проявила осведомленность она.

Светка с меня слезла, я протянул Лидии пакет.

— Дед у меня там, он живет один. Серьезно повредил ногу, пришлось ему помогать.

Она поковыляла в крошечную кухню, я — следом. Светка прыгала рядом.

— Детям учиться надо, — говорила Лидия, расставляя крупы по полкам стареньких шкафов. — С ровесниками общаться.

— В детдом не пойду, — проворчал Иван, скрестив руки на груди.

— Оставь нас, — попросила Лидия, и он послушался, ушел.

Деревянная дверь от времени деформировалась, разбухла и не закрывалась полностью.

— Не мерзнете? — спросил я.

— Пока нет. Скоро зима, надо будет печку топить. Дров мы запасли сколько смогли. Угля бы. Он в морозы незаменим.

Вспомнилось, что скоро начнется мощнейший ураган и похолодание, и я достал из рюкзака пять свечей.

— Вот, возьмите на всякий случай. В нашем городе две беды: вода и электричество. В ветер — особенно, провода рвутся, света может не быть несколько дней…

— Я тут! — прибежала Светка и получила от меня «сникерс» с наставлением:

— Поделись с мальчиками.

Забыв обо всем, она принялась его разворачивать. Вышла из кухни и крикнула:

— Ваня!

Проводив ее взглядом, Лидия сказал дрогнувшим голосом:

— Я бы их усыновила, Света уже нет-нет, мамой меня называет. Но у меня нет жилья, а прописана я в ведомственной коммуналке. Никто мне детей не доверит.

— Сходите в органы опеки, спросите, что нужно для усыновления или опекунства, и будем думать.

— Да не позволят! — всплеснула руками она. — А здесь прописаться нельзя. Так ведь?

— Нельзя. Это дача. Но вы узнайте. В конце концов, сейчас такое время, что все решают деньги, причем небольшие. — Я поймал ее удивленный взгляд и объяснил: — Если надо, взятку дадим. Я дам.

Она так и застыла с синеватой тушкой курицы в руках.

— Деньги есть, — уверил ее я. — Просто узнайте.

— Вряд ли получится. Но я попробую, — вздохнула она.

Вот что заставляет нас складывать руки, когда еще ничего не ясно? Страх перед возможным крахом? А так есть надежда — вроде как и возможность есть. Но ведь часто оказывается, что все не так уж страшно и сложно.

— Завтра же и пойду, потому что это не дело, — пробормотала она.

— Детей устроим в нашу школу, у меня с директором хорошие отношения…

В кухню ворвались Света и Иван, тянущий к ней руки.

— Нечестно! — кричал он. — Она только раз дала мне откусить!

— Еще Бузе надо, — оправдывалась девочка. — Ты все сожрешь!

Вот я осел, совсем разум потерял с этими разборками, не взял каждому по батончику.

— Мне не надо, — отозвался Бузя и сказал с гордостью: — Я себе сам могу купить!

Пока все были заняты, я выскользнул из кухни на улицу, где Бузя с любовью оглаживал мой мопед. Хлопнула дверь, и он повернул голову. Я подошел к нему.

— Слушай… Ты ж знаешь про бандитские разборки?

Он кивнул, я продолжил:

— Не ходил бы ты мыть машины хотя бы два-три дня.

— Чего это?

— Будут опрашивать свидетелей. Ну, спрашивать про грязный джип, куда пересели люди из «жигулей». Никому нельзя говорить, что ты его видел.

— А то что? — выпучил глаза Бузя.

— Да мало ли. Закопают. Свидетелей, если не знаешь, ликвидируют.

— Чего тогда нельзя идти работать? — удивился он. — Скажу, что ничего не знаю, и дело с концом. А что мы с тобой корешимся, мои пацаны не в курсе.

— И правда ведь. Тогда если спросят, знаешь ли меня — не знаешь. Впервые слышишь. Понял?

— Это понял. — Он шумно почесал в затылке. — А пофиг! Все равно завтра за дровами.

— Как — за дровами⁈ В лес, что ли?

— На речку, там тех дров — во! — Бузя чиркнул себя по горлу. — Мы уже целую гору запасли. Пойдем!

Уже стемнело, потому я не сразу заметил в конце огорода кособокий навес, сбитый из досок и сколоченный из шифера, а под ним — накрытая садовой пленкой поленница.

— А распиливал кто? Неужели вы?

Бузя махнул рукой.

— Не. Тут дед с здоровенными собаками. Теть Лида ему платит, он пилит прям руками. То есть пилой. А еще, когда за дровами ходили, мы вёшенки нашли, прикинь? Грибы такие, они прям на дереве растут, — хвастался Бузя. — Целое ведро. С картошкой зажарили. Будешь?

В июне каждодневная ставрида, в ноябре — грибы поперли. Подножный корм

— Спасибо, но нет. Мне еще к бабушке ехать, а она насмерть закармливает. Кстати, сколько ты зарабатываешь?

— Как повезет. Когда пятьсот рублей, когда две тыщи.

— Ты прям кормилец!

— Один раз мужик на «девятке» пятерик дал, прикинь? — похвастался он. — Другие козлы ничего не дают. Машину моешь, корячишься, а они — пятьдесят рублей мелочью. — Он выругался.

— Нет чтобы сказать, что не надо им, — поддержал его я.

— Халявщики. Можно покататься?

Еще летом я пожадничал бы, теперь, когда зарабатывал в день столько, что мог купить такой мопед, сказал:

— Можно. Но — недалеко. На выезд к трассе и назад. Два раза. И ты ж понимаешь, что, если разобьешь его, долго будешь отрабатывать?

— Спасибо! Я осторожно, — просиял Бузя и покатил мопед к калитке, причем делал он это с уважением, словно ему выпала честь сопроводить ясновельможную особу.

Я вернулся в кухню к Лидии, колдующей над картошкой с теми самыми грибами. Обернувшись, она сказала:

— Спасибо тебе огромное, Павлик! Я обязательно схожу в опеку.

— Авансом желаю удачи. Извините, что не составлю вам компанию за ужином: дела.

А дел был вагон: отвезти доллары бабушке, чтобы она передала их деду на товар. Ей же оставлю на хранение акции — так надежнее. На обратном пути — к отцу, точнее, к Лялиной, вдруг что интересное узнаю. Странно, что мачеха оказалась мне понятнее и ближе, чем собственный отец. Эх, мне бы понимающих родителей, столько дел можно было бы наворотить!

Потом — к Илье, узнать, сколько друзья собрали денег на ремонт спортзала, договориться насчет завтрашней утренней поездки по строймагам. Утром — за краской и сопутствующим. Потом — в школу. С обеда — прокачка скилла «маляр». На месте дрэка я не доверил бы покраску малолеткам, но, видимо, он считал, что хуже, чем есть, уже некуда. И главное, к реставрации спортзала ему никого не привлечь.

Но прежде — домой, достать деньги из заначки.

Распрощавшись с Лидией, мы со Светкой, которая трещала без умолку и все не хотела меня отпускать, вышли во двор. Тишину нарушал, все приближаясь, рокот мотора моего Карпа, сопровождаемый тявканьем окрестных шавок и басовитым лаем собак покрупнее. Вспомнились алабаи деда-сторожа, которого следующим летом должны забить гопники арматурой.

Случится ли это, или книгу его жизни уже переписали? Может, это те самые гопники, что сели за то, что покушались на жизнь моего отца?

Пришли мысли о бездомных и грядущем урагане. Надо поговорить с нашими, чтобы принесли ненужные теплые вещи — хотя бы детям раздать. Насколько помню, это будут страшные дни без света и тепла, ущерб, нанесенный стихией, оценят заоблачными цифрами.

Прибыв домой, я тащил мопед по лестнице и думал, как же хорошо, что мы живем на втором этаже, а не на последнем, как Илья!

Дверь в квартиру была заперта. Я сунул ключ в замочную скважину, покрутил его туда-сюда: все равно заперта. Толкнул дверь. Зачем так закрываться? Пришлось звонить. Обычно открывали сразу же, потому что квартира небольшая и внутри все время кто-то был.

Прошла минута, прежде чем открыл Борис, причем вид у него был слегка расстроенный.

— Ты один, что ли? — спросил я, заходя.

Стояла звенящая тишина. Когда мама была дома. Всегда работал телик. Сейчас же еле слышно играл мой «Депеш Мод».

— Ага, — кивнул он. — Такой кайф!

— Чего так долго не открывал?

Он отвел взгляд и немного смутился. Да какая разница!

— Мама где? — спросил я.

— Ушла. Намарафетилась и — фьюить! Прикинь! — Его глаза блеснули.

Вот это интересно, раньше мама все время дома сидела. Как бы не вляпалась в кого-нибудь.

— Что она сказала? — спросил я.

— С подругами встречается. У кого-то там день рождения. — Брат прищурился и прошептал: — Неужели у мамы — любовник⁈ У нашей мамы!

Вспомнилась дедова сисястая гостья.

— А что такого? Она молодая еще.

— Молодая, ага! Она — наша мама!

— А мы, по-твоему, как получились? — усмехнулся я.

Боря вспыхнул и промолчал. Я незаметно для него распотрошил заначку, переложил деньги в карман и покатил к бабушке. Завтра проведу разъяснительную работу, предупрежу наших о возможных разборках. И вообще, завтра — в кои то веки нормальный спокойный день в кругу друзей!

А бандиты… Я сделал все, что мог. Надеюсь, мои действия никому не навредят.