Подниматься к Илье было… не страшно, нет — неприятно. Как когда идешь к смертельно больному человеку, не зная, как себя с ним вести, о чем разговаривать. Понятно, что надо держаться, будто ничего не случилось, но гложет беспомощность и непонятно откуда взявшееся чувство вины, которое особенно невыносимо. Вот и сейчас стремно посмотреть в глаза родителям Ильи, как будто это по моему приказу разгромили их квартиру.
Ступенька. Еще ступенька. Задержаться на лестничной клетке, выглянуть в окно, где собрались наши и в свете двух фонариков ждут меня. Один луч голубоватый, второй оранжевый. А я в темноте незаметно проскользнул в подъезд и направился к Илье, потому что, если с ними языками зацепишься — пиши пропало.
Дверь в квартиру Ильи все та же, без повреждений. Палец лег на кнопку звонка. Донеслись шаги, возня, тетя Лора крикнула:
— Илья! Павлик пришел.
Снова шаги, щелчок замка. Дверь распахнулась, и я переступил порог. Илья посторонился, пропуская меня в зал, где всегда работал телик, когда родители дома, а сейчас было так тихо, словно в доме и правда покойник.
Диван на месте. Ни тумбочки, ни телевизора с предметом моей недавней зависти и вожделения — видиком, ни кресла и стола. Лак, покрывающий шкаф, потрескался, словно его били битой или камнями. Одной дверцы нет, вторая покосилась. Стекла частично выбиты, вместо них фанера. Из спальни явился Ян, сказал спокойным голосом:
— Капец я испугался, когда они вломились! С битами! Когда меня там, на рынке, убивали, я так не боялся!
Из кухни вышел Леонид Эдуардович, вполне себе целый, на лице ни ссадин, ни кровоподтеков, только двигался он так, словно у него болела каждая мышца, как после интенсивной тренировки. Придерживаясь за грудь, он сел на диван и откинулся на спинку.
— Телевизор тоже разбили? — спросил я полушепотом.
— Зачем разбивать то, что можно забрать, — спокойно ответил он. — Зал разгромили, сам видишь. Кухню разгромили, побили посуду и стекла в окнах. Две спальни не тронули.
— Кухонный комбайн забрали, — пожаловалась тетя Лора, вынося тарелку одуряюще пахнущих пончиков. — Вот, угощайся. И ребятам возьмите, а то голодные целый день.
— Это получается уже грабеж! — возмутился я. — Причем средь бела дня. И это нельзя так оставить.
Родители Ильи переглянулись. Леонид Эдуардович сказал:
— Есть вероятность, что после заявления в милицию нас просто закопают. Это совершенно отмороженные люди.
— Да! — добавил Ян. — Прикинь, трое во-от таких шкафов!
Каретников-старший продолжил:
— При самом благоприятном развитии событий их задержат. Но деньги у них точно есть, а значит, их быстро выпустят. К тому же это просто так называемые торпеды, за ними стоят серьезные люди, которые не допустят, чтобы их останавливали люди типа нас.
— Думаешь, мы испугались и решили просто утереться? — криво усмехнулся Илья и скрестил руки на груди. — Не-ет.
— Мы жить хотим, — сказала тетя Лора.
— Кто они? — спросил я. — У меня ж мачеха и отец — менты.
Леонид Эдуардович улыбнулся снисходительно.
— Павел, мы отлично знаем твоего отца. Кстати, он на днях звезду получил, так что больше не старлей, а капитан. И он не пойдет против тех, кто стоит выше.
— Так кто они? — повторил вопрос я, непроизвольно сжимая кулаки.
— Объединение «Славяне», в народе называемое «Селюки», — сказал Леонид Эдуардович как по писаному. — Формальный лидер — Петр Славинов, бывший спецназовец. Подельники — тоже военные, исключительно славяне, жители окрестных поселков и небольших городков. В молодости Петр слыл парнем положительным со всех сторон, помогал милиции бороться с преступниками, потому имеет связи в органах. Привычкам своим не изменил, продолжает бороться с группировками, уступающими влиянием и численностью. Все члены его банды отлично подготовлены, умеют обращаться со всеми видами оружия, у них даже АК есть, не говоря про «Макаровы» и гранаты. Промышляют рэкетом, разбоем, похищением предпринимателей или их детей с целью получить выкуп. Раньше группировка ограничивалась поселками, где обложила данью торговцев и хозяев магазинов и ларьков, и небольшими окрестными городками, сейчас, видимо, расширяет зону влияния.
— Беспредельщики, — резюмировал Илья.
Меня насторожило выражение «формальный лидер».
— Погодите. Если есть формальный лидер, значит, имеется и неформальный. Кто он?
— Двоюродный младший брат, подполковник милиции Егор Славинов. Понятно, что всю грязную работу делает Петр, причем чаще всего чужими руками, но информацию и наводки ему дает Егор. Говорят, он уж очень сладко спит и сытно ест, значит, имеет с этого неплохой доход.
Только сейчас я заметил: кто кулаки сжаты так сильно, что ногти впились в ладонь. Пришлось немного расслабить пальцы.
— Нельзя это так оставлять. Ну, что пришли средь бела дня, ограбили, хозяев избили…
Леонид Эдуардович грустно улыбнулся и продолжил:
— В апреле прошлого года «Славяне» выкрали двенадцатилетнего сына некого Филимонова, который занимался фермерством: выращивал клубнику в теплицах, а также разводил скот и кур. Прознав, что у Филимоновых есть деньги, банда решилась на похищение. Сумму запросили небольшую, 2000 долларов, но отец семейства пожадничал и написал заявление в милицию. Парня освободили, троих членов банды арестовали, они получили от трех до пяти лет. Славинов, который непосредственно в похищении не участвовал, остался на свободе.
Хотелось воскликнуть: «Ну вот, видите» — но я почуял подвох и промолчал. Каретников продолжил:
— Спустя два месяца Славинов и приближенные к нему подельники поехали в сауну, а затем в ресторан — как оказалось, чтобы быть на виду и обеспечить себе алиби. В ту же ночь сгорел дом Филимонова, где находилась его семилетняя дочь, двенадцатилетний сын, жена, свекровь. То есть все они погибли, а хозяина семейства нашли повешенным на дереве в огороде. На теле имелись множественные ссадины и следы пыток.
— Беспредел, — кивнул я. — И что дальше?
— Семья Филимоновых перестала существовать, — пожал плечами Каретников. — Все знали, кто за этим стоит, всю банду задержали. Но никого не смогли расколоть. Почуяв безнаказанность, «Славяне» разошлись на полную. На их счету четыре похищение, причем, получив выкуп, заложников отпускали в целости и сохранности, два рейдерских захвата, незаконное завладение имуществом.
— Типа черные риелторы? — уточнил я.
— Да. Ищут дома, где живут одиночки или старики, заставляют подписать договор купли-продажи, камень к ногам — и в море.
Слов, кроме матерных, не нашлось, а ругаться при Леониде Эдуардовиче было неуместно, и он продолжил развивать тему:
— Допустим, я напишу заявление, троих налетчиков закроют, но остальные-то останутся. Они точно попытаются отомстить за подельников и устроят показательную казнь. У нас может сгореть квартира, могут исчезнуть Илья или Ян, либо мой изуродованный труп найдут на помойке. Думаешь, наши жизни — достойная плата за возможность отомстить?
Он, конечно, все правильно говорил, но я отказывался смиряться, каждая клеточка организма вопила, что так нельзя. С моими близкими — нельзя, я не допущу такого! Сдохну, но найду правильное решение, и плевать, сколько на это времени уйдет. Каждый должен получить по делам его.
— Какова численность группировки? — уточнил я.
— Доподлинно неизвестно, сколько там участников. Минимум десять вооруженных человек. Периодически кто-то садится в тюрьму, кто-то выходит. Славинов кукловодит, подполковник его прикрывает.
Леонид Эдуардович посмотрел на меня пристально. Встал, положил руки мне на плечи и заглянул в глаза.
— Что ты задумал, Павел? — Он легонько меня встряхнул. — Не вмешивайся! Не смей! Они нам все равно не по зубам. Переживем. — Каретников окинул взглядом квартиру. — Правда не стоит из-за видика и сломанного ребра рисковать жизнью. Все, забыли.
— Хорошо, — кивнул я.
В идеале сделать бы так, чтобы беспредельщики сами приползли извиняться, все починили и принесли новый видик. Но Леонид Эдуардович прав: я слабее, а если враг сильнее, остается одно: быть коварнее и умнее. А значит — собрать максимум информации о враге и потом думать и принимать решения, а лучше — ждать удобного случая.
— Известно, что будет в нашем подвале? — спросил я. — Передержка пленных?
— Пока никакой суеты не наблюдается, он просто закрыт, — ответила тетя Лора. — Берите пончики!
Только сейчас я вспомнил о том, что пришел к ним не с пустыми руками. Метнулся в коридор, где стояла сумка, достал палку салями, пачку кофе, принес и протянул тете Лоре:
— Вот. Это вам от чистого сердца — как благодарность за то, что поддерживали и подкармливали в трудную минуту.
На глаза хозяйки навернулись слезы. Ян запрыгал вокруг с криками:
— Оба-на! Салями! Круто!
— Спасибо, Паша. — Тетя Лора смахнула слезу, вернулась из кухни с чашками и графином компота.
Я с огромным удовольствием съел пончик, присыпанный сахарной пудрой, сложил в бумажный кулек все, что было на тарелке.
— Это вам, — сказал я, достал «Хроники Амбера», положил на диван. — Читайте.
Ян жадно накинулся на книги, уселся прямо на пол, с упоением перелистывая страницы.
— Вот это круто! Спасибо.
Илья взял книгу из середины стопки, посмотрел на обложку, где был изображен, вероятно, Мерлин в стиле Вальехо.
— Я только две читал. В библиотеке продолжения не нашлось, а потом забыл. На будущую базу возьмем.
— Они твои, тебе и решать.
— Я тоже почитал бы, — добро улыбнулся Леонид Эдуардович. — Люблю такое. Спасибо, Павел!
Рука сама потянулась к пончикам, и я съел второй, потом третий. Можно! Наконец-то можно, с моим образом жизни ожирение мне больше не грозит.
Илья свернул кулек из газеты, сложил туда пончики, и вместе мы спустились на первый этаж, вышли во двор.
— Олэ! Олэ-олэ-олэ! — закричал Рамиль, увидев меня, на него цыкнули, чтобы не шумел — было начало одиннадцатого, многие жители уже спали.
Два фонарика примотали к качелям, на которых качалась Алиса, и небольшое пространство между ними и забором заливал голубовато-желтый свет.
— Народ, родители Ильи мне все рассказали про налетчиков, — поставив сумку с подарками, я кратко пересказал все, что услышал от Каретникова-старшего. — Мне нужна информация о наших врагах: имена, адреса, даже сплетни. Воевать с ними не будем. Пока не будем, но чем больше знаешь о враге, тем лучше ты вооружен…
— Не наши это, ты прав, — кивнул Рамиль. — Но сильные, суки. Подготовленные.
— Как бы местных щемить не полезли, — задумчиво проговорил Кабанов.
— Если полезут — это как раз-таки хорошо. Есть шанс, что они постреляют друг друга, — сказал Илья, развернул кулек с пончиками. — Вот, ешьте.
Угощение разлетелось за минуту. Вжик — и нет ничего, только Борис пальцы облизывает, и Алиса жует с мечтательным видом.
— Теперь от меня подарочек, — сказал я, доставая из сумки пакет с наручными электронными часами. — Такая будет метка у каждого члена нашего клуба.
— Класс! — Лихолетова улыбнулась от уха до уха, застегивая ремешок.
— Вот спасибо! — Памфилов тоже надел часы.
Минута — и они были у всех, кроме меня. Сколько радости, по сути, безделице, тем самым бусам для папуаса!
Пришла пора для адресных подарков. Что нужно парням, я знал, а с девчонками мне по телефону помогала Наташка.
— Саша, это тебе.
Я протянул девушке розовую упаковку туалетной воды «Черутти». Гаечка взвизгнула и принялась распаковывать подарок с остервенелой жадностью. Это была, конечно же, подделка, но, судя по реакции девушки, она получила самый желанный подарок. Алисе достался флакон с нарисованной малиной. Лихолетовой — синяя упаковка Climat, и у нее аж руки задрожали. Одним словом — девчонки.
Распаковав подарки, они принялись брызгаться туалетной водой — клубнично-малиновый аромат смешался с душным запахом взрослой женщины. Девчонки повисли на мне и по очереди поцеловали в щеку, аж сердце зачастило от такого натиска, и мысли с быков перепрыгнули на девичьи прелести. Но вскоре я взял себя в руки.
Друзья столпились вокруг и смотрели голодными глазами — ждали свой подарок.
Димонам я подарил аудиокассеты: пока малоизвестную «Агату Кристи», альбом «Декаданс» и новейшую «Позорную звезду», которая вышла только в июле и еще не раскачалась. Из прошлой жизни помню, что Димоны фанатели от «Агаты Кристи», но случилось это только в конце учебного года. Пусть наслаждаются уже сейчас.
— Что это? — прогудел Чабанов, вертя в руках кассету — крутую, с фирменной обложкой, а не записанную кустарно, на ней была знакомая многим меломанам картинка — черное на красном, алый ромб, похожий на шеврон с белой пятиконечной звездой.
— Группа, жутко модная в Москве. Скоро и у нас ее полюбят. Вы будете теми немногими, у кого она есть уже сейчас.
Клип появился, когда я учился в десятом — это точно отпечаталось в памяти, у меня каждый отрезок жизни связан с песнями, стоило взрослому мне включить их, и оживала не только память прошлого, но и ощущения. И только после него группа станет мегапопулярной.
— Да? — удивился Минаев. — Спасибо, послушаем.
— Потом переписать дашь? — спросил Илья. — Магнитофон выжил, он в спальне стоял.
— Чего бы и не дать? — кивнул Минаев.
Рамилю я привез боксерские перчатки.
— Поздравляю тебя с победой, — сказал я. — Мы все… да и ты сам понимаешь, что это была чистая победа.
Рам сразу же натянул перчатки под завистливые взгляды Гаечки и Алисы.
— Мы без тебя физически деградируем, — выдала Саша. — Тренировать нас некому…
— Да че уж там. Теперь негде трениться, — развил мысль Памфилов и вздохнул. — Ни тренироваться, ни собираться. Вот нафига им подвал? Закрыли — и все.
Я протянул ему модную кепку USA.
— Утешься. Это тебе.
Денчик сразу перестал жаловаться, просиял и нацепил кепку на голову, гордо вздернул подбородок.
Борис, Илья и Ян подарки получили. Кабанову досталась такая же, как у Денчика, синяя кепка USA.
— Завтра в школу придешь? — спросил Рам, боксирующий с невидимым соперником.
— Не, только в понедельник. Хотя нет, вечером попытаюсь, надо дрэка увидеть и договориться о сдаче того, что я пропустил.
Были у меня соображения, куда временно перенести тренировки, но все зависело от разрешения директора школы.
— Давайте уже расходиться. — Кабанов посмотрел на новенькие часы, — а то мать сожрет. Десять двадцать три!
— Да, еще ж вставать в семь. — Лихолетова зевнула так, что казалось — затянуть может в развезшуюся бездну.
Кабанов принялся разматывать проволоку, которой были примотаны фонарики к качелям. Выключил один, сунул в карман, выключил другой. И тут площадку залило ярким светом — во двор въехал автомобиль, и даже так, по фарам было ясно, что это иномарка.
— Козлота, — прошипел Рам, набычившись, впился взглядом в джип, заезжающий во двор. — Это они, быки!
— Уроды, ненавижу! — крикнула Гаечка, Илья на нее шикнул.
Машина припарковалась у второго подъезда, выключила фары. Из салона вышло три силуэта, вытащили мешки из багажника: один, два, три — и потащили в наш подвал, не согнувшись под тяжестью нош.
— Что будет в подвале? — спросил я теперь у друзей.
Все молчали. Тишина стояла гробовая, было слышно лишь возмущенное сопение и шелест листьев. Вот теперь и мне стало обидно до слез. Злость клокотала внутри, хотелось восстановить справедливость здесь и сейчас, но невидимый взрослый положил руку на плечо и посоветовал затаиться и ждать.
— Расходимся, — сказал я. — Никакого геройства!
— Да поняли уже! — Гаечка со всей дури пнула турник и зашипела от боли.
— Неужели ничего нельзя сделать? — Голос Кабанова звучал растерянно.
— Сейчас — точно нет. Позже — кто знает.
На завтра у меня запланирован визит к дрэку, поход в библиотеку — надо выяснить, как давно открылось «МММ», может, и правда в мамином желании купить их акции пока нет ничего страшного. Потом желательно бы к Наташкиному Андрею съездить, спросить про икону и посмотреть, насколько у него все плохо. Теперь к списку дел добавился визит к отцу — ближе к ночи, когда он или Лялина будут дома. Уж они точно должны знать про «Славян» все.