Вперед в прошлое 8

Глава 4 Мой папа — … !

Я спал, спал и спал. Будто из другого мира доносились шаги мамы, собирающейся на работу чуть свет, потом — Бориса. А я понимал, что никакая сила: ни домкрат, ни трал, ни бульдозер не сковырнут меня с кровать. Вся усталость будто скопилась в веках, поднять их было физически невозможно.

Мама ушла намного раньше, Борис знал, что в школу сегодня я не пойду, и не стал меня будить.

Проснулся я в полдесятого бодрый и готовый действовать. Сил было столько, что казалось, ничто не в силах меня остановить. Итак, планы на сегодня: библиотека, потом, с часу до двух — дрэк. С ним нужно было обсудить аренду спортзала — нам нужна точка притяжения. Нет, без тренировок коллектив не развалится — уж очень мы сдружились, но жаль было терять результаты.

Примерно в три часа дня я рассчитывал прихватить антикварные вещи и навестить зятя, который старше моего отца. Да, мезальянс, но этот союз будто гасит Наташкин буйный темперамент, и она меньше чудит.

Что продукты таскает, конечно, нехорошо. Но понятия не имею, как решить эту проблему. Отчитать и пристыдить? Замкнется и уйдет из дома, будет всем рассказывать, как семья от нее в трудный момент отвернулась. И вроде бы дело благое — помочь сестре материально, но мысль, что моя хрупкая сестренка — локомотив, который тащит взрослого мужика, а мне придется его содержать, вызывала злость и внутренний протест, которые должны быть свойственны родителям. У девочки вся жизнь впереди, а этот мало того, что ворует ее молодость, так еще и проблемы свои наваливает. Не можешь хотя бы прокормить — нечего на юных дев разевать роток. Она же несовершеннолетняя!

Знание, что любовь у некоторых приобретает уродливые формы и скорее напоминает одержимость, отходит на второй план, и теплится надежда, что рано или поздно Наташка бросит своего старикашку. После встречи с Андреем в театре заеду домой перекусить и — к отцу, поговорить о «Славянах». Как там Лао-Цзы сказал? «Если кто-то причинил тебе боль, не мсти. Сядь на берегу реки, и вскоре ты увидишь, как мимо тебя проплывает труп твоего врага».

Вот отец и поможет мне понять, есть ли возможность ускорить процесс падения трупа в реку.

В моем любимом фильме была замечательная фраза монашки, когда главный говнюк ударил ее по щеке: «Иисус учил подставлять вторую щеку. Но, наверное, он просто не встречал таких говнюков, как ты». Далее последовал удар в пах.

Что и куда повернется, пока неясно, одно я знаю точно: не стоит нарываться, но и лапки опускать нельзя.

Потом — суббота, поездка с кофе на электричке в областной центр. Надеюсь, Илья меня подстрахует, все-таки огромную сумму буду везти. Но даже если нет, риск минимален, потому что все клиенты меня знают, у нас более-менее доверительные отношения, и они видели меня в сопровождении здоровенного лба — Канальи. Несколько выездов пройдет прежде, чем они поймут, что я теперь один.

В воскресенье все то же самое, только маршрут другой.

Как жаль, что я так мало помню, и знания мои не привязаны к конкретным датам. Не помню даже, сколько просуществовало МММ: три месяца, полгода, год, два… Скорее полгода-год. То есть в зависимости от того, когда стартовала продажа акций, можно позволить маме порезвиться несколько месяцев, а в феврале вынудить ее все продать. Она как раз добьется, чего хотела, и неплохо заработает.

Так я думал, готовя себе тосты в стиле девяностых: без масла обжарить кусочек батона до золотистой хрустящей корочки, намазать тонким слоем масла и, пока он горячий, положить два ломтика сыра. Приготовить веточку укропа и ломтик помидора. Тут главное — проявить силу воли и дождаться, пока сыр расплавится. Укроп, помидор сверху — и вуаля! В сочетании со сладким кофе — чистый и абсолютный кайф. Корочка хрустит на зубах, соленый мягкий сыр контрастирует со сладостью напитка, а помидор и укроп придают лакомству пикантность.

Как здорово, что теперь я могу есть что хочу и сколько хочу! Все-таки еда — самое доступное удовольствие. Поборов желание сделать еще бутербродов и объесться, я побежал в библиотеку. Сперва — в нашу, расположенную в пяти минутах ходьбы от дома.

Библиотекарша отчитала меня за то, что я не в школе, и сказала, что «Коммерсантъ» они вообще не выписывают. Чтобы вхолостую визит не пропал, я спросил, есть ли «Хроники Амбера», последние книги. Оказалось, что были только две, но первую не вернули злые люди, потому вторая — только в читальном зале.

Пришлось мне ехать в центр, потому что, если сейчас пойду в школу, надо будет сидеть на уроках. Отправился я туда на автобусе — мопед рискованно надолго оставлять без присмотра, а в библиотеку его закатить не дадут. Вышел на конечной, возле рынка, где все было по-прежнему: роился народ, орали зазывалы, старушки продавали зеленые шары маклюры — для суставов, от геморроя, импотенции, слабоумия и порчи. Самое смешное, что эта маклюра в ста метрах от рынка растет, падает на дорогу, и машины давят плоды колесами.

Виноград у торговцев еще был, а также изобиловали груши и яблоки, а вот инжир в наших краях уже не спел — похолодало. Зато на подходе хурма, и она здорово разнообразит наш с дедом ассортимент, ведь то, что продавалось на московских рынках, есть было невозможно.

Возле главного входа в рынок, который с другой стороны, наверняка уже стоял на посту тезка-валютчик. Проведать его, что ли? Узнать, последовал ли он совету не поддаваться панике по время событий Черного октября? А заодно дам ему команду скупать ваучеры. Нет, рано. Это надо делать, начиная с апреля, когда инфляция разгуляется.

Решив отложить встречу с Павлом до субботы, когда придется менять доллары, я двинулся к библиотеке Прошел метров сто, и тут мне на глаза попались два натужно улыбающихся паренька, они напоминали одуванчики: один сдутый, второй — со светлыми волосами, торчащими в стороны. На обоих, как жилеты, были надеты огромные таблички: «МММ», ждем вас! Мы рядом!' — и зеленая эмблема в форме яйца с тремя веселыми буквами.

Так… Похоже, библиотека мне больше не нужна.

Я подошел к пареньку справа, с одуванчиком на голове, и сказал:

— Привет. Вы же «МММ» рекламируете, да?

Парни закивали, синхронно перетаптываясь с ноги на ногу.

— А где тут пункт продажи ваучеров?

Оба так же синхронно кивнули на универсам, и ответил парень, бритый наголо:

— Пока там. Стоит будка сразу за входом, увидишь.

— Спасибо. А как давно пункт открылся? — уточнил я, не особо рассчитывая на ответ.

— Да фиг знает, — дернул плечами одуванчик. — Мы тут толькопятый день стоим.

— Ясно, спасибо.

Я направился к универсаму, вошел внутрь. Парень не обманул: возле входа стоял маленький ларек с эмблемой «МММ», похожий на те, где продавали билеты «Спортлото», весь обклеенный Леней Голубковым, Мавроди и графиком, где вместо цифр — сапоги, шуба, автомобиль. Акции желали купить две замызганные тетушки и школьник, примерно мой ровесник.

Метрах в десяти от ларька работал сварщик, монтировал железный каркас, где угадывался дверной проем. Я пристроился за школьником. Очередь двигалась медленно, женщина-кассир долго объясняла второй тетушке, не решающейся расстаться с деньгами, что акции стремительно набирают в цене, завтра дороже, чем вчера. И дальше в том же духе. Наконец ликбез закончился, покупательница, разинув рот, уставилась на листок с курсом купли-продажи акций, прикрепленный над окошком: покупка 5300, продажа 5350. Смотрится все, как курс обмена валют, и можно рассказать экономически неграмотному человеку, что эти 50 рублей разницы и есть то, что обеспечивает фантастический рост цены акций.

Паренек передо мной приобрел ваучер и понес его перед собой, как флаг, блаженно улыбаясь. Наверное, разбил копилку, все сбережения выгреб.

— Здравствуйте, — сказал я в окошко. — Скажите, а как давно открылся этот пункт купли-продажи?

Наверное, это был самый глупый вопрос, который услышала продавщица, распахнула глаза. Но все-таки ответила:

— Недели три как.

— Спасибо, — кивнул я и удалился, чем привел ее в замешательство.

Значит, в Москве торговля ваучерами началась примерно полтора месяца назад — гораздо раньше, чем я приехал спасать деда. Очень, ну просто чертовски интересно! Значит, я путаюсь в датах, а не реальность так стремительно меняется. А еще это значит, что на обогащение у мамы есть в худшем случае два месяца, в лучшем — четыре. Правильнее ориентироваться на два.

Спросив у прохожего, который час — двенадцать двадцать — я, обходя рынок по дуге, направился к своей остановке мимо стихийных торговых рядом, дивясь ценам. Виноград — в среднем четыреста (нам сдают оптом по 250). Груши — столько же, яблоки так вообще по сотке, но в Москве свои есть, и они дешевые, перепродавать их нет смысла: больше замучаешься все это таскать.

Взгляд зацепился за знакомую фигуру стоящего спиной мужчины, его под руку держала щебечущая блондиночка в беретике и короткой клетчатой юбке и спортивной олимпийке. Мужчина повернул голову, и я узнал отца. Он знатно раздобрел, и на бритом затылке появились складки.

Я мотнул головой — а вдруг показалось? Думал, девчонка, которая ему в дочери годится, случайно его так взяла, скоро она отстранится, будет держать дистанцию, но нет! Папаня положил пятерню на ее задницу и сжал пальцы. Девочка захихикала.

Сердце затарабанило, казалось, в горле, меня захлестнуло возмущение. Первым желанием было поравняться с ними и прямым текстом спросить, как здоровье Анны, не мучает ли ее токсикоз. Но есть ли у меня право так делать? В конце концов, он не матери моей изменяет, а Лялиной, с которой они даже не расписаны.

Женщине, которая от него беременная, и Мартыновых в апреле или мае станет больше, даже если отец не даст ему свою фамилию, и мелкий останется Лялиным.

Стало отвратительно. Вроде бы сын за отца не отвечает и все такое, а чувство, как будто я как-то причастен к его поступкам. Не сходя с места, я проводил взглядом счастливую парочку.

Девчонка висла на моем родителе и щебетала. Он цвел и пах, как бордовая георгина, которую он купил девочке. А ведь мне не за Лялину больше обидно, а за вот эту дурочку — из-за ассоциации с Наташкой. Наверняка мечтает вырвать свое сокровище из лап мегеры-жены. Потом забеременеет и тоже перестанет быть нужной, а алиментов не дождется, сама тянуть будет ребенка.

А ведь скажи все как есть, пытаясь её уберечь — не поверит.

Настроение испортилось. Вспомнился кадр из известного фильма, как мальчик плачет, бьет подушку и орет: «Мой папа — м****к!»

Стоя на остановке, я запрокинул голову, глядя на ярко-синее небо с круглыми облаками с плоским низом, словно их кто-то слепил из ваты и положил на прозрачное голубое стекло. Все-таки как у нас на юге хорошо! Конец октября, а достаточно олимпийки, чтобы не замерзнуть, и то только утром и вечером, сейчас температура точно выше двадцати.

Но еще неделя-две — и на город обрушится ураган небывалой разрушительной силы, который войдет в историю. Будут падать деревья, рваться провода, летать крыши домов, а возле сядут на мель оледенелые корабли, прибитые к берегу штормом. С +20 температура опустится до −10, я помню этот ураган так, словно он был вчера, но точные даты стёрлись из памяти.

В школу я приехал в начале второго, шестой урок еще не закончился, и школьные коридоры будто замерли в ожидании звонка, чтобы взорваться детскими криками и топотом спешащих домой учеников, только в курилке во дворе, возле здания, где проходили уроки труда, кучковались малолетние курильщики.

Я направился к директорскому кабинету, обогнув стенд со стенгазетой, где наконец увековечили Бориса с кистями и холстом, а также запоздало поздравляли Рамиля со вторым местом в турнире. Причем десятиклассники, которые эту газету делали, не особо заморачивались: нарисовали тела в стиле «палка-палка-огуречик», а головы просто наклеили, вырезав из фотографий.

На стук в дверь ответила секретарша Аллочка:

— Да-да, входите.

На секунду меня сковал страх пред лицом начальствующим. Я быстро его пересилил и переступил порог, кивнул на дверь дрэка.

— Здравствуйте. Геннадий Константинович у себя? Можно к нему?

— Здравствуй, Павел, — улыбнулась она, покосилась на дверь. — Он сейчас занят. По какому ты вопросу?

Занят, значит. Ладно…

— По вопросу аренды помещения, стоящего на балансе школы, — вернул улыбку я. — Дело безотлагательное. Я подожду, сколько надо.

Аллочка, рассчитывающая меня быстро отшить, растерялась.

— Срочное, значит? — Она встала, постучалась к директору и крикнула: — Геннадий Константинович! Тут к вам Мартынов Павел. Говорит, срочное дело.

Дрэк что-то буркнул, и секретарша, разобрав в реплике утвердительный ответ, мне кивнула.

— Входи, Павлик.

Пошлет, не пошлет? Как бы поубедительнее ему все объяснить… Еще полсекунды сомнений, и я в кабинете дрэка. Увидев меня, он отодвинул журнал, сплел пальцы рук.

— Ну, здравствуй, Павел. Что стряслось?

Я подвинул к его столу массивный стул.

— Можно присесть? Двумя словами я не ограничусь.

Дрэк заинтересовался, шевельнул лысыми надбровными дугами.

— Ну, давай. Выкладывай.

— Начну со школьных дел. Я пропустил две недели, как решить с пересдачей? Справки от врача у меня нет, потому что я был в Москве, нужно было помочь деду, который попал в больницу в результате ограбления и не мог ходить.

Директор нахмурился.

— Достаточно будет объяснительной от матери. Но — убедительной объяснительной. Но ты ведь не за этим пришел, такие вопросы решаются с учителями в индивидуальном порядке.

— Вы проницательны, — сказал я и начал издалека: — Вы, наверное, заметили, как выросла успеваемость учеников 9 «Б». Так ведь?

— Допустим, — заподозрив неладное, насторожился он.

— Все дело в том, что мы практически всем классом собирались в подвале, тренировались и делали уроки, подтягивали отстающих, развивались физически. Именно благодаря этим тренировкам Рамиль выиграл на турнире.

— Молодцы, одобряю. Но это не объясняет, почему ты здесь.

— Пока я был в Москве, наш подвал захватили бандиты, повесили замок. Туда теперь не попасть. И я пришел к вам за помощью. Пока найдем новое пристанище, хотелось бы продолжить тренировки, а, кроме нашего спортзала, делать это негде. Мы очень ждем ваше одобрение и очень на вас рассчитываем.

Я сделал лицо, как у кота из «Шрека». Дрэк крякнул, поскреб лысину. Еще раз крякнул, скосил на меня глаза и заерзал на стуле. Ощущение было, словно он хочет о чем-то попросить, но стесняется. Придется ему помочь.

— Понимаю, что это дополнительные хлопоты. Нас нельзя оставлять без присмотра, нужно как-то оформить, например, кружок бокса… Потому, если нужно что-то для школы, мы с радостью это сделаем. Или скинемся на необходимое.

Захотелось передернуть плечами от «в конце года скинуться на окна». В нашей школе поборы начались, когда я учился в десятом классе. Каждый год мы собирали деньги то на новые окна, то на занавески, то на столы. Но занавески купили только раз, второй раз хватило лишь на краску, а потом, когда воцарилась Джусиха, Боря жаловался, что в классах ничего не менялось.

Дрэк водрузил на нос круглые очки в толстой черной оправе, потер переносицу, снова посмотрел на меня, и в его взгляде появилась заинтересованность.

— Я подумаю, — сказал он.

— Мне можно рассчитывать на утвердительный ответ? — улыбнулся я.

— Это очень вероятно, — обнадежил меня он.

Что сделать, дабы приблизить его согласие? Как здорово было бы, если бы этот разговор вел кто-то взрослый, например, мой отец, будь он нормальным. С ним дрэк вел бы диалог на равных.

— И все-таки…

— Спортзал, — воздел перст Дрэк. — Там косметического ремонта не было уже очень-очень давно. Краска со стен слезла, пол облупился, маты порвались, а финансирования нет!

— Не вопрос! — просиял я. — Одна просьба: составьте смету, чего и сколько надо. Мы это все закупим, и завтра приступим…

— Не пори горячку, — осадил меня Геннадий Константинович. — Пока все закупите, полдня пройдет. Столько же займет подготовка. Если заниматься покраской в воскресенье, зал не успеет проветриться к понедельнику. Вот на каникулах — самое время. Если вы это сделаете, зал в вашем распоряжении три раза в неделю с восемнадцати до девятнадцати.

— До двадцати, — попытался торговаться я. — Вам не принципиально, нам важно.

— Хорошо. Единственное условие: с вами должен быть взрослый, который возьмет на себя ответственность за вас. Пусть он приходит в понедельник, договоримся, подпишем договор и — занимайтесь на здоровье.

Хотелось возразить, но я поставил себя на место дрэка и понял, что он прав: случить с нами что, это подсудное дело. Придется уламывать физрука, чтобы оформил кружок и приходил в условленное время нас пасти, но не мешать. Учитывая тотальное обнищание народа, лишняя тысяча ему не помешает.

— Спасибо, Геннадий Константинович!

Откланявшись, я побежал домой — поужинать, потом — к Илье, обзвонить клиентов перед завтрашним питчингом кофе, и только потом — в театр к Андрею, прихватив антикварные вещи, и лишь потом разговаривать с отцом о «Славянах».

При мысли о том, что увижу его, стало тошно. Лучше бы его не было дома, Лялиной и ее связей будет достаточно.