Вперед в прошлое 8

Глава 13 У меня зазвонил телефон

Когда учился в одиннадцатом классе, я в прошлой жизни придумал вопрос и отослал его на «Что? Где? Когда?» Звучал он примерно так: «Из семи братьев и сестер она — самая желанная. Назовите её имя». Видимо, мой вопрос сочли недостаточно мудрым или остроумным.

Когда повзрослел, понял, почему тот вопрос забраковали: он слишком поверхностный, не раскрывает всей сути, и правильнее так: «90% населения, начиная с трехлетних детишек, которым пришла пора идти в сад, и заканчивая теми, кто ждет выхода на пенсию, состоит в Ее тайном культе. Ее ждут, как демобилизацию, как выздоровление, как зарплату или — как любимую женщину после долгой разлуки. И все потому, что за тысячи лет, с тех самых пор, как появился первый раб и первый господин, изменился только антураж. Она — подписанная вольная, долгожданный щелчок карабина на ошейнике, хлопок открытой бутылки шампанского. Назовите Её имя».

Имя Ей — Пятница. Пятница-тяпница, пятница-развратница, когда каждый подневольный рвется на свободу и пьет ее, как драгоценное вино, как многолетний виски так, словно она никогда не закончится, и в понедельник реальность не обрушится снова.

Я еле дождался окончания классного часа и рванул домой, потому что бригада из «Ростелекома» уже приехала, и прямо сейчас воплощается мечта, недостижимая в той реальности: нам подключают телефон! Вот теперь жить станет легче!

Аппарат — обычный, дисковый, бежевого цвета, я вчера купил у старьевщиков, сегодня он воцарился на тумбочке в прихожей, и все ходили вокруг него, как возле новогодней елки — чудо ведь! И главное — как быстро обещали провести! Соседка второй год стоит в очереди!

Все три дня я мучился выбором, как поступить: поменять деньги на доллары и отправить их в Москву, набрать товара, или все вбухать в акции «МММ», которые за неделю прибавили в цене и стоили теперь 6500.

Хоть разорвись! К счастью, сцепление на «форд-скорпио» удалось реанимировать, и четыреста баксов остались со мной, слава токарю-кулибину Анатолию!

За неделю 70 000 принесли фрукты. Автомастерская — 140 000, без учета стоимости запчастей, а если с ними — 200 000. На кофе я заработал — 290 000 чистыми, 754 000 — всего. Итого на данный момент у меня на руках 1 024 000. Миллион! Чуть меньше тысячи баксов, и это за неделю! Продам остатки кофе, получу 468 000, 180 000 чистыми.

Мне нужны три пака кофе, это 650 000.

Тысяч на четыреста Каналья выпишет счет.

Вот миллион и уйдет на товар. Да, его будет больше, чем раньше. Больше товара — выше прибыль. Четыреста тысяч останется мне. Можно набрать на них товар, но он будет просто лежать, потому что больше, чем продается сейчас, я не продам. А деньги должны работать.

Значит, надо придумывать что-то новое… Зачем придумывать, когда это новое есть? «МММ» только-только развивает активность и будет активно минимум два месяца. Почему бы не превратить 400 000 в полтора миллиона? Сердце пропустило удар, от адреналина в горле стало горячо, как перед дракой. Риск всегда есть, ведь между реальностями уже начались расхождения, но вряд ли «МММ» закроют прямо сейчас. Или могут? Тогда мои деньги сгорят.

Или рискнуть? Все-таки это не последние деньги, а мой чистый заработок, бизнес никак не пострадает. На вырученные деньги, тысячу пятьсот баксов, можно купить большой участок земли где-нибудь неподалеку. А если добавить еще две штуки баксов, которые за два месяца заработаю, получится три тысячи, а это целый дом!

Рискну, пожалуй, куплю акции, но не на все деньги. Ведь это не олл ин.

Дом брать не буду, в новом году построю такой, как надо — огромный, со спортзалом и гостевыми, настоящую усадьбу. А поможет мне в этом «МММ».

Распахнув дверь в квартиру, я чуть не сбил сотрудника «Ростелекома», тянувшего кабель под маминым надзором, извинился, скинул ботинки и просочился в зал. Наташка повернулась ко мне и спросила:

— Уже все?

— Какой там! — улыбнулся я. — Но уже скоро.

— Ка-айф! — закатив глаза, выдохнула сестра. — Теперь видик бы — и вообще крутыми станем.

В ее возрасте и я измерял видиками степень крутизны, теперь же понимаю, что богатство — знания. Борис глянул на меня через плечо, зашуршал альбомными листами. Обычно он хвастался художествами, теперь же вел себя скрытно. Наверное, и правда рисовал голых женщин.

— Как успехи? — спросил я у Наташки. — Как четверть закончила?

Сестра сморщила нос.

— Есть трояк по химии. И по русскому.

— Твою мать! — выругался я. — Ты в Москву все еще хочешь? В театральный?

Наташка повела плечом.

— Не знаю даже. Не потяну, наверное.

— Так и знал, что струсишь и сольешься, — взял ее на слабо я. — Ну что, понятно: дома спокойнее. Кстати, я узнал, что в нашем театре нет ставки «актер», так что педучилище или медуха покатят. И напрягаться не надо, плыви себе по течению.

— Как говно, — буркнул Борис.

— Сам ты говно! — огрызнулась она и аж вскочила.

Боря развернулся к ней вместе со стулом.

— Я — нет. Я уже сейчас серьезно готовлюсь поступать в Питер, у меня одна «четверка» по физике, но думаю подтянуть. Да и не влияет она, нужна история и русский. Но больше всего влияет творческое задание. Попытаюсь сам, без взятки.

Натка фыркнула.

— Без взятки — ага!

— Каждому по способностям, — сказал я, достал дневник и отнес маме.

Она глянула на мои «пятерки» и благодарность от имени директора «За активное участие в жизни школы» — приложила ладони к щекам и посмотрела задумчиво.

— Павлик… Молодец. А я не верила. Сегодня приготовлю праздничный ужин!

Сегодня Каналья отдаст мне заработок, я выплачу ей зарплату авансом — пусть покупает акции, сам завтра их нагребу. Как рыбак, закину удочку и буду ждать.

Два рабочих «Ростелекома» вышли на улицу, потом вернулись. Знали бы они, как облегчают нам жизнь! К тому же я сэкономил десять тысяч на взятке.

Потому в полпятого вечера, когда из прихожей донеслось долгожданное «Готово», я вышел принимать работу, снял трубку телефона, услышал протяжные гудки, звучащие, как самая приятная мелодия, и распорядился:

— Без меня не звонить! Я должен быть первым.

— Правильно, пацан! — оскалился печальный морщинистый рабочий. — Правило первой ночи!

— Спасибо вам огромное! — улыбнулась мама и открыла дверь на кухню: — Пирожки с настоящим кофе! Проходите!

Рабочие переглянулись, но потом скинули грязную одежду прямо на пол и прошли в кухню. Если они и собирались отказаться, стесняясь, то кофе склонил чашу весов в свою пользу. Где они еще отведают растворимого кофе, который стоит столько, сколько они получают в месяц⁈

— С творогом! — щебетала мама. — Вот с мясом, угощайтесь, домашняя свинина!

Я прикрыл дверь и под надзором Наташки и Бориса позвонил Илье, крикнул, как только он снял трубку:

— Илюха, привет! У меня теперь есть телефон! Записывай! — Я продиктовал номер и добавил: — Заканчивается, как наш адрес: 23–46!

— Круто, — вздохнул Илья и произнес траурным голосом: — Теперь вообще видеться перестанем.

— Что за глупости! — Я хотел сказать, что у меня нет человека ближе, чем он, но не стал — Наташка с Борей обидятся. — Ты мой самый лучший друг, я ни на кого тебя не променяю, и дела нам не помешают!

Вроде Илья воспрянул, поздравил меня, и я отключился. В мое сознание просочилось взрослое желание отметить событие хорошим коньяком, или вискарем, или портвейном, аж челюсти свело, и рот наполнился слюной. Но я — растущий организм, да и Боре с Наташкой не стоит подавать дурной пример.

— Можно мне позвонить? — взмолилась Наташка, я кивнул, она набрала кого-то и сказала: — Привет! Прикинь, у меня теперь есть телефон. Да, только что провели. Не стояли в очереди, платно провели. Ну-у, не знаю, брат и мать занимались.

К этому моменту рабочие вышли, принялись одеваться, я отсчитал каждому по пятьсот рублей.

— Спасибо вам огромное! Вы нас спасли.

Мама не видела этого жеста щедрости, Наташка заметила и злобно прищурилась. Рабочие не поверили в свое счастье, попытались отказаться, но я не дал, и они буквально упорхнули он нас, счастливые и довольные.

— Лучше бы мне отдал, — проворчала Натка. — И так башлял, и теперь еще — не жирно ли?

На языке вертелось колкость, что Андрея я кормить не намерен, но удалось сдержаться.

— Башлял я начальнице. Эти люди не получат ни копейки. Им задерживают зарплату, и если вдруг случится чудо, и ее выплатят, то лишь через пару месяцев, когда они смогут купить на эти деньги килограмм мяса. Я считаю, что любой труд должен быть оплачен. Это правильно. Точка.

— Нудный, как дед, — бросила Натка.

Из кухни выглянула мама, подошла к телефону, кивнула на него.

— Можно?

— Ну что за вопрос! — улыбнулся я и протопал в кухню, где мама выложила на тарелку вторую партию пирожков, уже для нас.

— Люда, привет! — донеслось из прихожей. — Это я, Оля. Мы телефон провели, представляешь? Да, дорого. Сын озаботился. Деньги откуда? Свёкор передал, по внукам скучает. Да, записывай…

Знала бы она, что я вышел на доход в тысячу долларов в месяц, и останавливаться не планирую! Нужно ковать железо, пока горячо. Еще лет семь, и с нуля вообще не раскрутишься. Корпорации все подомнут под себя.

— Вот представь, от деда толку больше, чем от мужа было… — продолжила мама жаловаться на отца. — Ой, не говори! Так помогает! Не-не-не, на работу не вернусь. Да хоть если сама Жо попросит! И к Ромке не вернусь… — воцарилась тишина, и мама отчеканила чужим голосом: — Как женится⁈ На этой своей? Послезавтра… Что??? Вот скотина!

Видимо, мама узнала, что у отца в воскресенье свадьба, задышала так шумно, что стало в кухне слышно.

— Что?!! Три месяца⁈ Ну не уроды, а?

А это ей рассказали про беременность Лялиной. Странно, что до сих пор новости до нее не дошли, все-таки поселок небольшой, вести разносятся быстро. Зная Лялину, предположу, что она пыталась скрывать беременность до последнего. Откуда сплетни? Из поликлиники. Ей же надо к гинекологу на учет встать. Даже если врач промолчит об интересном положении Лялиной, медсестра растреплет. Тем более, мама в той поликлинике работала.

Когда я учился в одиннадцатом, а Фадеева ушла промышлять на дорогу, о том, что она подцепила сифилис и заразила родителей, двух сестер и брата, знало все село. Причем слух пошел оттуда же, из поликлиники.

Мама прервала связь. Донеслись голоса из зала, а когда я туда заглянул, мама рыдала, а Наташка гладила ее по голове и приговаривала:

— Ну а ты что хотела? Он дегенерат. Ненавижу! И его, и лялинскую кодлу!

— Как так? — Мама обратила ко мне заплаканное лицо. — Восемнадцать лет! Так обидно, ну чем я хуже? Чем вы хуже ее дочери? Почему он так себя вел?

— Только Лику больше не трогай, ладно, — прервал я Наташкин сеанс ненависти. — Она от него уже получила в глаз и прячется, ненавидит его, как и ты.

Сестра засопела, но промолчала. Вот и настала пора сказать правду.

— Отцу нельзя заводить семью. Он уже гуляет от Лялиной с какой-то малолеткой. Как поженятся, так и разведутся. Дело не в тебе, мама. Дело в нем.

— С малолеткой? — вытаращила глаза Натка.

Мама отвела ладони от лица и приоткрыла рот.

— С чего ты взял?

Ну вот, сейчас начнется «Что? Где? Когда?»

— Сам видел. Все, тема закрыта, это теперь проблемы другой семьи. Так что, ма, забудь и отпусти. И живи своей жизнью.

— Как забыть? — Мама вскочила и заходила по комнате туда-сюда. — Восемнадцать лет бок о бок! Как я могла не видеть, кто… что… что за… существо рядом со мной?

Наташка пришла на помощь и направила ее истерику в правильное русло:

— Ты лучше про зарплату расскажи.

Маму будто подстрелили, она дернулась, сбавила шаг и сказала:

— С ноября меня переводят в цех, а зарплату будут выдавать вином. Как тебе такое?

— Почем бутылка? — заинтересовался я. — Узнай, привяжут цену к розничной или оптовой стоимости.

— Не знаю. Но ты представь, что всем работникам завода выдадут вином! Куда это девать?

Я потер руки.

— Узнай, почем бутылка и можно ли разнообразить ассортимент.

— Куда ты это… — мама смолкла, моргнула пару раз и догадалась: — В Москву деду? И где он будет продавать спиртное? Милиция отберет!

— Ты не видела, как бабки торгуют самогонкой и водкой из спирта прямо с пола? Никто ничего не заберет. Тебе задание: узнать, что я сказал, а потом решим. Твоя зарплата точно не пропадет, я вино выкуплю. А если цена нормальная, то можно и перекупить.

Причем, скорее всего, качественную продукцию нашего винзавода рабочие будут сбывать за полцены. Вот и решена проблема, чем торговать зимой. Очень надеюсь, что директор винзавода пожалеет рабочих и выдаст зарплату, оценив вино как для оптовой продажи.

После того, как поговорил с мамой, я набрал бабушку, но трубку никто не взял. Наверное, возится в огороде или со скотиной. Таких трудоголиков, как она, надо поискать. Потом я позвонил в диспетчерскую, заказал звонки с дедом, Олегом, Алексом и Чумой, все примерно в одно время, с семи до восьми вечера.

Принес новый ежедневник — вносить свои планы, чтобы ничего не забыть, и возле телефона оставил блокнот, куда по памяти записал самые важные номера телефонов — бабушкин, дедов — с последовательностью действий, как заказать междугородние переговоры, Каретниковых.

Вряд ли я забуду эти номера, но казалось, что так правильно.

— Ма, внеси сюда свои контакты, — сказал я и вписал номер Андрея.

Но она была занята: жаловалась Наташке на отца и получала поддержку в виде ругательных реплик. Наконец Наташка нашла в матери единомышленницу.

— Я говорила, что он козлина вонючая! — разорялась сестра. — Еще три года назад! А ты что? «Что мы будем ку-у-ушать». И-и?.. Вкусно жрем, сладко спим! Лучше, чем раньше.

Мама что-то пробормотала.

Я ушел на кухню, взял ежедневник, оставил первые страницы для особо важных контактов, открыл его на завтрашней дате, но передумал, перевернул лист назад, написал:

«Позвонить насчет кофе». Затем разрезал чистую тетрадь, промаркировал по типу ежедневника и на страницу, где все на букву «К», написал: «Кофе» — куда перенес контакты из потрепанного блокнотика. Мое первое дело будет решаться по моему новому телефону! Его можно оставлять клиентам, чтобы они звонили и делали заказы. Как же удобно!

Первый шаг к улучшению качества жизни сделан. Теперь надо подыскивать земельный участок, они сейчас ничего не стоят. На них даже видики менять не хотят.

В промежутке между пятью и семью вечера я готовился к урокам, накладывая память взрослого и его способность логически мыслить на гибкость юного мозга, где нейронные связи формируются куда быстрее. Все это время мама и Наташка вспоминали, что им надо кому-то позвонить, и делали набеги на аппарат. Даже Боря соблазнился, набрал Эрика, учителя живописи, уточник, все ли в силе завтра.

В полвосьмого я начал обзвон клиентов, закончил через полчаса. Заказали двадцать две пачки, примерно так и получится. А во вторник, после того, как в понедельник приведем спортзал в божеский вид, мы с Ильей снова поедем в областной центр, но теперь пройдемся не по мелким точкам и рынкам, а по предприятиям, на которые в выходные не попасть, школам, садикам и больницам.

Стремно — жуть. Но пока я более быстрого способа обогащения не вижу. Для глобальных проектов у меня пока нет ресурсов: ни материального, ни человеческого. Но через месяц деньги будут, остается найти людей.

В полвосьмого нас соединили с дедом. Все меня окружили. Мама уже отошла от новостей и пританцовывала на месте.

— Будь дома, будь дома, будь дома! — бормотал Боря и тянул руки к трубке.

Наконец дед ответил:

— Павел? Это ты?

— Да, да, я провел телефон!

— Ух, здорово!

— Записывай! — Я продиктовал номер. — Как твоя нога?

— В понедельник буду ходить на своих! — поделился он. — Выброшу костыли наконец!

Боря, который подслушал разговор, показал «класс».

— Спасибо за Влада, — продолжил дед. — Более ответственного работника не найти. Мальчик, как его, Олег, тоже молодец. Заработал я за неделю сто шестьдесят чистыми. Что там с поставками? Сезон винограда заканчивается, что дальше?

— Месяца три он будет в холодильниках, и груши будут. Еще винзавод платит зарплату вином, пробную партию скоро пришлю. Надо прошвырнуться по колхозам, узнать, что они могут предложить. Например, масло подсолнечное, оно не портится. Будут каникулы, сделаю. Мне кофе нужен просто кровь из носа! Во вторник.

— Запчасти тоже нужны? — спросил дед. — А то приятель мой уезжает, подстраховать некому на следующие выходные. Завтра поеду за кофе, в воскресенье могу — за деталями.

— Нужны! Если после десяти позвоню, нормально? — спросил я. — Надо у Алексея узнать подробности.

— Нормально. Так ты из дома? Не шутишь? Хочу Наташеньку услышать. И Борю, и Оленьку.

Все выстроились в очередь именно в том порядке, что он озвучил. Когда трубка оказалась у мамы, она дала пару советов, как разрабатывать контрактуры обездвиженной ноги, а потом проговорила:

— Шевкет Эдемович, я сегодня узнала, что Рома…

Я шагнул к телефону, чтобы забрать у нее трубку — незачем деда расстраивать, все равно он ничего не изменит — но связь прервалась, а спустя несколько минут меня соединили с Олегом, который взахлеб рассказал, как он заработал и теперь накопит на плеер. Потом я поговорил с Чумой, навел его на мысль написать письмо Еленочке и одноклассникам, оставил свой номер телефона.

Ну вот и все. Теперь — на мопед и — к дому реставратора, где в полдесятого меня должен ждать Каналья. Заодно он расскажет, что там со сцеплением, и список необходимого набросает. Только бы Лев Семенович свинью не подложил в виде поджидающих за дверью братков.

Скупщики культурного наследия — настоящая мафия, существующая со времен Советского Союза наряду с валютчиками. Но валютчиков легализовали, а этих — нет.

Канальи на месте не оказалось, я аж занервничал, обычно он приходит раньше. В этот раз под фонарем ждать не стал, чтобы не привлекать внимание хищников, сместился к липе, отбрасывающей густую черную тень.

Людей по улице ходило немного: поддатая парочка, и у парня, и у девушки — по бутылке пива в руке. Две бабули. Мама и подросток. Плечистый здоровяк… Каналья! Остановился, оглядывается. Я двинулся навстречу, помахал ему.

— Автобус не пришел, зараза, — пожаловался он, зевнул, уставившись на дом реставратора. — Побудешь тут, или вместе пойдем? Пожалуй, лучше подожди.

— Да, так разумнее. Деньги есть? Отдам, как вернусь.

Он кивнул и сказал:

— Валютчика, которого ты советовал, все еще нет, представляешь? Так что деньги есть, рубли. Давай тебе их на хранение оставлю. А то мало ли.

— Ты прямо с работы, что ли? — удивился я.

— Да приехал один новый русский, «девятку» чинили. Какоделы намудрили с электрикой… Долго рассказывать. — Он махнул рукой, огляделся, вынул из кармана деньги и переложил мне в нагрудный. — Все, ушел.

Силуэт Канальи растаял в темноте. Я обошел дом и уставился в окна Льва Семеновича: там горел свет. Кажется, мы преувеличиваем ценность иконы, но время такое, что правильнее быть параноиком.

Или показалось, или за окном мелькнула тень. Я напрягся и сам себя осадил.

Каналья вернулся на место, где мы расстались, минут через пять, со свертком под мышкой. Я двинулся к нему, он принялся разворачивать икону, говоря:

— Вот, смотри.

Мы сместились к фонарю. Имя святого было практически стерто, но после обработки образ проступил четче, стали видны детали, чернота сошла.

— Говорит, сохранность хорошая. Двести долларов предлагал, я правильно отказался?

— Правильно. Спасибо огромное, — поблагодарил его я и отчитался: — Мы телефон провели. Теперь ты можешь звонить в любой момент. И еще — я запчасти деду заказал. Завтра он поедет затариваться, через два дня они у нас.

— Отлично, — кивнул он. — Я не справляюсь, много заказов. Пора думать о помощниках. Юрка помогает, но машину ему еще не доверишь. А с улицы народ нанимать… кто-то бухает, кто-то ворует. Где их взять?

— Это да, проблема, — кивнул я. — В идеале бы маляра, который кузовом занимался бы, там, красил-грунтовал. И электрика. Хоть объявление пиши! Юрку-то к лету натаскаешь?

— Да, руки у него из нужного места, но помощник нужен уже сейчас. И желательно двое.

Я потер переносицу.

— Нужно подумать. Давай ты подумаешь, накидаешь варианты, и я параллельно поразмыслю. А завтра устроим мозговой штурм.

— Лады. Позвоню, или заедешь?

— Если не успею заехать, позвони.

Мы пожали друг другу руки, я положил икону в рюкзак и покатил домой. О чем думает любой мой ровесник? О том, как бы весело потусить, о друзьях и девчонках, о «родители меня не понимают». В моих мыслях громоздятся бизнес-планы, в лабиринтах которых бегают бандиты с автоматами мимо гипотетических ловушек. Впрочем, я согласен заплатить такую цену за послезнание.

Когда проезжал мимо дома Ильи, чуть не свернул во двор — по привычке, но вовремя сообразил, что уже совсем поздно, Каретниковы, наверное, уже спят. Тем более что завтра в полседьмого утра надо быть на вокзале. Забегу за Ильей в пять двадцать, и на первом автобусе, который идет в полшестого, поедем на рынок, а оттуда — на вокзал. Должны за час успеть. Надеюсь, рейс не отменят. Если это случится, придется ехать на междугороднем автобусе.

Дома еще не спали — пятница вечер же ведь! В телевизоре ревел монстр, орали, визжали люди, то и дело доносились мамины ахи и охи. Я заглянул в комнату: мама сидела на моей кровати, поджав ноги, и держала Борю за руку. Я бросил взгляд на экран: там гигантский крокодил преследовал лодку с людьми. Н-да, если я попрошу выключить телик, меня растерзают, как вон того мужика — крокодил.

Захотелось, пока меня не видят, навести переполох, ворваться с криком «Бу» — но пожалел маму. На цыпочках пробрался на балкон, где хранился кофе, взял пак. Осторожно приготовил одежду на завтра, помылся в тазике, надеясь, что крокодил в телевизоре нажрется, и можно будет спать.

Но фиг там! До полдвенадцатого пировал, зараза. А когда наконец я улегся, возбудившийся Боря все никак не мог угомониться, то на поговорить его пробило, то бродить начал туда-сюда. В итоге в двенадцать удалось заснуть, а будильник-то заведен на пять! Проклятая теснота! До того, как получил память взрослого, я думал, сидеть друг у друга на голове — нормально, все так живут. Теперь же понимал, почему был таким злым на весь мир — у меня комнаты своей не было, и все время приходилось подстраиваться.

Ничего, скоро — будет! С этой мыслью я и заснул, и мне снился дом. Огромный двухэтажный дом. Я ходил по нему, как Мороз-воевода. Вот гостиная. Большой овальный стол, камин, красивая кухня, как в будущем. Здесь же — ванная комната и отдельно — туалет, чтобы утром не танцевать под дверью, когда кто-то моется. На втором этаже — спальни и мой личный кабинет.

А если обойти дом, в торце — еще одна дверь, ведущая в спортзал, где мы будем собираться с друзьями. Вместо забора — стена хозпостроек, где будут номера для… Да мало ли для кого. Для таких, как Влад. Во дворе — много хвойных, пусть пахнут новым годом. Обязательно посажу одну ель в центре двора, чтобы наряжать всем коллективом в конце декабря. Дорожки — непременно изогнутые, в клумбах — розы и самшит, здесь зелено должно быть и зимой, и летом…

Когда сработал будильник, я еще пару минут лежал, наслаждался послевкусием сна.

И обязательно заведу собаку! Овчарку, ни в коем случае не модных бультерьеров! Это бомба замедленного действия.

Позавтракав и освежившись, я переложил кофе в рюкзак и пакет, пересчитал мелочь для сдачи и рванул к Илье. По дороге вспомнил, что еще ж валютчик есть, который берет кофе оптом. Но, видимо, ему серьезно настучали по голове, и он в больнице. Так что буду осваивать новые территории, а доллары менять где придется, небольшими суммами.

Солнце еще не взошло, на улице царила предрассветная серость, день обещал быть ясным и теплым. Но, когда я поднялся на холм, увидел облака, клубящиеся над горами, и понял, что возможно все.

Поселок спал, только где-то вдалеке брехала собака и голосил петух. Ни души мне не встретилось, ни одной машины. Ну а что еще делать нормальным людям субботним утром?

Однако, когда я свернул во двор Ильи, заметил там смутно знакомого мужчину, шагающего от второго подъезда, где была наша база, к зарослям вишни, отделяющим двор от пустыря, превращенного в мусорку. Пока меня не заметили, я наклонился, сел на корточки, чтобы скрыться за цветами в клумбе. Тишина стояла мертвая, были слышны его шаги, чирканье молнии и журчание струи.

Так-так-так… Это один из бандюков. Туалета в подвале нет, вот он и вышел излить, так сказать, душу. Остается открытым вопрос, где я видел его раньше. Видел же, сто процентов! Я приподнял голову. Он стоял спиной, в характерной позе. Короткая стрижка, русые волосы. Темно-серая спортивная ветровка, черные штаны с молниями, почти, как Гаечкины любимые…

Жаль, в сумерках не разглядеть деталей. Или пройти мимо и приглядеться?