Время легенд

Глава 12

Нью-Йорк, август 1984 года

Такси притормозило возле одного из длинных черных лимузинов, припаркованных напротив отеля «Плаза» на углу Пятой авеню и восточной Пятьдесят девятой улицы. Джейми выбралась с заднего сиденья и взбежала по ступенькам к парадным, отделанным бронзой дверям. Приветливо кивнув швейцару, любезно придержавшему перед ней дверь, она скользнула мимо него, пересекла многолюдный холл и поднялась в Эдвардианский зал — высокая, прямая, с болтающейся на боку фотокамерой. Метнув быстрый взгляд на часы, она обнаружила, что уже 11.15. Она опаздывала на целых четверть часа! Вероятно, уже началось, огорченно подумала она.

Подлетев к дверям и озираясь по сторонам, она столкнулась с господином, выходившим из зала. Вскинув голову, она наткнулась на взгляд таких небесно-голубых глаз, каких она никогда не видела. Да он и сам не так плох, решила она в ту же долю секунды, пробежав взглядом фигуру стоящего перед ней мужчины. Очень высокий — на добрых шесть дюймов выше ее самой, худощавый, наверное, даже чересчур для его сложения, с твердыми чертами лица и ослепительной улыбкой под густыми, аккуратно подстриженными усами. Темные, волнистые волосы, пожалуй, чуть длиннее, чем нужно. Но к чести его парикмахера, выглядело это довольно стильно. А он куда лучше в жизни, чем на экране телевизора, решила Джейми, узнав в нем Мартина Кэнтрелла, ведущего вечерних новостей Ти-би-си.

— Простите… — выдохнула она.

— Простите… — выпалил и он в то же мгновение.

И оба рассмеялись. Он сделал шаг назад, пропуская ее в зал, и пошел за ней, сопровождаемый телеоператором с аппаратурой.

— Здесь не получится хорошей записи, Марти, — услышала она голос оператора.

— Похоже, ты прав, — согласился тот.

— Вот что получается, когда опаздываешь, — шутливо посетовала Джейми.

— Я попал в пробку, — сказал он с улыбкой. — А вы почему?

— По той же причине, — призналась Джейми. — Вы, по крайней мере, приехали на телевизионном автобусе, а мне пришлось буквально оттолкнуть двух милых старушек, чтобы схватить такси! Вы себе представить не можете, как тяжело было сегодня поймать машину!

— Очень даже могу, — кивнул он. — Я битый час простоял утром на пороге своего офиса, прежде чем подрулила хоть какая-то машина, и решил, что ночью наверняка опять началась забастовка таксистов.

— Есть только один выход, — поделилась своим опытом Джейми, — подземка. Наверняка я не опоздала бы, если бы поехала на метро.

Он поднял брови.

— Подземка? — понимающе усмехнулся он. — Здорово! Вами нельзя не восхититься! На подземку отваживаются лишь самые мужественные женщины.

Джейми оглядела зал.

— Кажется, мы не самые последние. Даже почетных гостей еще нет, — сказала она.

— Сенатор попал в пробку по дороге из Ла-Гуардии, — отозвался репортер, стоящий справа от Джейми. — Говорили всего о «нескольких минутах», но, откровенно, я что-то начинаю в этом сомневаться.

— Это ужасно! — Джейми завела глаза в притворном расстройстве.

Мартин Кэнтрелл хмыкнул.

— Не знаю, приезжает сенатор ли Марлоу вовремя хоть когда-нибудь, независимо от того, есть ли пробка на дороге или нет, — доверительно сказал он Джейми. — Во время последних выборов о нем даже ходила шутка — дескать, сенатор Марлоу приходит поздно, но не в последнюю минуту. Все еще гадали, успеет ли он выставить свою кандидатуру.

— На выборы политики никогда не опаздывают, даже если они способны опоздать на собственные похороны, — умудренно заметила Джейми.

— У вас что, есть опыт в подобных делах? — спросил он с некоторым любопытством.

— Пустяки, — качнула она головой. — Мой дедушка занимался политикой.

— И кто же это? — заинтригованно спросил он.

— Гаррисон Колби.

Толпа беспокойно зашевелилась, когда один из помощников сенатора Марлоу вышел на сцену и подошел к микрофону.

— Сенатор уже здесь, — возвестил он. — Через минуту он к нам присоединится.

— Эту песню мы уже слышали, — буркнул какой-то репортер с дальнего конца зала.

Джейми снова повернулась к Кэнтреллу.

— Может быть, день и не будет вовсе потерянным.

— Для меня-то во всяком случае, — улыбаясь, заявил он. — По крайней мере, я надеюсь на это, если вы, конечно, не откажетесь поужинать со мной сегодня.

— Поужинать?.. Но ведь мы не знакомы! — Она сделала вид, что шокирована его приглашением.

— Ну, это можно легко исправить! — Он немедленно протянул ей руку. — Я Мартин Кэнтрелл, Ти-би-си, программа новостей.

— Вы всегда так представляетесь? — засмеялась она. — Как в концовке телепередачи?

— Только когда хочу произвести должное впечатление, — сказал он.

— Ах так. — Она медленно кивнула. — В таком случае должна признаться, что я вас узнала: каждый вечер вижу вас на экране. А я Джейми Линд, еженедельник «Уорлд вьюз».

Он усмехнулся:

— А вы всегда представляетесь подобным образом?

— Ну нет, — засмеялась она. — Только когда пытаюсь произвести впечатление. Кстати, об ужине…

Джейми редко назначали свидания. Ее чувства еще в детстве были подвергнуты испытаниям, о которых нельзя забыть, и она неохотно сближалась с кем бы то ни было. У нее было лишь несколько близких друзей, вечера она предпочитала проводить в дружеском трепе со своими коллегами. Она уверяла себя, что ей безразлично, если товарищ по профессии вдруг окажется привлекательным мужчиной, — вот таким, например, как Марти Кэнтрелл. Он ей очень понравился, и, по крайней мере, от себя она не стала этого скрывать.

— Скажите, пожалуйста, мистер «Новости», — почему ведущий такой известной и обширной программы, как ваша, вдруг заинтересовался такими незначительными сюжетами, как выступление сенатора Марлоу?

— Наверное, это дань моему прошлому, — усмехнулся он. — Я начинал диктором на маленькой радиостанции в родном городе, — ответил он, потягивая светлое канадское пиво.

— А откуда ты?

— Браунсвил, Техас, — с этого все началось, — сказал он. — А потом Бока-Ратон. Флорида, Майами и Атланта — по порядку.

— Цыган! — подытожила Джейми. — Вроде меня.

Глаза их встретились.

— Мы одной крови.

Когда официант принес заказ, Джейми не смогла удержаться от гримасы. В отличие от большинства коренных ньюйоркцев пища в первозданном виде ее совершенно не прельщала. Ей не нравилось непрожаренное мясо, не говоря уж о сырой рыбе. «Вот влипла!» — сокрушенно подумала Джейми. Марти хмыкнул, как будто прочел ее мысли.

— Это тунец, — кончиком палочки он ткнул в темно-красные кусочки на ее тарелке. — Здесь все подают в натуральном виде и холодное. А не тепловатое и не в желе, как в иных местах.

Джейми попробовала и была приятно удивлена.

— А это что? — спросила она, показывая на коричневый шарик, окруженный ожерельем из морской травы.

— Дары моря.

— Нет, а что именно?

— Осьминог.

Она сморщила нос, брезгливо отставляя тарелку.

— Нет уж, спасибо.

Мартин заливался смехом, глядя на ее гримасы.

— Да ты попробуй, — уговаривал он. — Очень вкусно. Правда.

Но Джейми только непреклонно трясла головой.

— Ну нет, у меня принцип — не есть того, кто может съесть меня, — отрезала она, холодея от самой мысли, что это берут в рот.

— Но как же он тебя съест? — развлекался Марти. — Ведь он неживой.

Поставив локти на стол, от чего ее в детстве так и не сумели отучить и подперев рукою подбородок, она посмотрела на него испытующим взглядом.

— А чтобы потом, — осторожно начала она, — мне не пришлось бороться с желанием придушить кого-нибудь самой.

Позже она решила, что, несмотря на осьминога, вечер был чудесным. Марти настоял на том, чтобы проводить ее домой, хотя она горячо уверяла его, что в этом нет никакой необходимости. В спорах и разговорах он довел ее до самых дверей.

— Лучше поторопись, — сказала она, вставляя ключ и открывая дверь. — Уже поздно.

— Ну и что? — Он вошел вслед за ней. — Какая разница.

— Вряд ли ты что-нибудь выиграешь. — Она чувствовала себя не в своей тарелке.

— Не важно. — Он слегка прижал ее к стене. — Я занесу это в статью расходов. Расписание уместно только на железных дорогах. — В темноте он коснулся ее губами.

— Без этого не можешь уйти? — пролепетала она, когда он слегка ослабил поцелуй.

— Ммм… конечно, могу. — Его язык властно коснулся ее языка. Руки обвились вокруг ее талии, и к своему ужасу она ощутила, как набухают у нее соски под шелковой блузкой; она не сомневалась, что он тоже чувствует это. Он просунул руку под тонкую ткань блузки, пальцы его проворно расстегнули застежку лифчика, теплая ладонь легла на грудь. Стены закружились перед глазами Джейми от его настойчивых прикосновений, а он прижимался к ней все откровеннее, не оставляя никаких сомнений в своем намерении. Его пальцы нежно теребили ее сосок. Набрав побольше воздуху, она внезапно оттолкнула его.

— Марти… — прошептала она.

Он пытался разглядеть ее в темноте.

— Извини, — вздохнул он. — Я не хотел тебя обидеть… Просто я подумал…

— Я к этому не готова, — сказала она, глядя в пол.

Он кивнул и почесал затылок с видом не то разочарования, не то недовольства, а может быть, и того, и другого.

— Что же, пора убираться.

Она лишь кивнула.

— Начало обескураживающее, — улыбнулся он. — А может быть, попробуем еще раз — с самого начала?

— Конечно, — она попыталась улыбнуться. — Почему бы и нет?

— Завтра вечером.

Она вновь кивнула.

— Куда ты хочешь пойти? — Он заметно нервничал.

— Ну, если ты мне предоставляешь выбор, то туда, где французская или итальянская кухня. — Она улыбнулась. — Осьминогов с меня довольно.

— Больше никаких осьминогов, — пообещал он. — Я знаю отличный итальянский ресторанчик в восточной части Манхэттена.

— Обожаю итальянские блюда.

Он ушел, дверь захлопнулась, и лифт отвез его вниз. Только тогда она перевела дух с облегчением. Как давно она не позволяла себе никаких увлечений, а тем более близости! Как давно ей никто по-настоящему не нравился, — хотя кое с кем она изредка встречалась. Сила ее чувственного влечения к Марти Кэнтреллу удивила ее гораздо больше, чем его интерес к ней. Пока речь идет только о чувственном влечении, это не опасно, заверила она себя. Пока оно не перерастет во что-то большее.

Они виделись каждый день. Если удавалось выкроить свободную минуту в жестких графиках работы обоих, вместе обедали. Побывали в лучших ресторанах: «Манхэттенском базаре», «Фонда ла Палома», «Глочестер Хаус». А иногда покупали сосиски прямо на улице или с сумкой бутербродов отправлялись в Центральный парк. Ужинали они теперь всегда вместе, а по выходным обошли все художественные галереи, от Мэдисон-авеню до Сохо. Исходили весь Манхэттен вдоль и поперек, облетели вокруг статуи Свободы, хотя она ремонтировалась и была в лесах. Они шли то на балет, то на открытый концерт в парке, явно наслаждаясь обществом друг друга, но попыток затащить ее в постель Мартин больше не предпринимал. «Подожду, пока ты будешь готова», — пообещал он.

Я-то готова, думала она, задумчиво глядя, как он расстилает одеяло на лужайке, недавно названной ими «Земляничной поляной», в Центральном парке. В желтой футболке и оливкового цвета брюках он был неотразим и казался еще более привлекательным, чем в итальянском костюме, в котором он водил ее на балет. Да разуй же ты глаза, думала она с досадой.

— Позвольте спросить, о чем это вы задумались? — поинтересовался Марти, извлекая всякие вкусности из сумки с припасами. — Судя по твоему лицу, это что-то весьма соблазнительное.

— Так, всякая ерунда, — улыбаясь, отмахнулась она.

— Нет, ерундой это не кажется, особенно с того места, где я сижу. — Он откупорил бутылку и, достав из сумки стаканы, разлил вино и протянул ей стакан. — Итак, будешь признаваться?

— Но в чем? — засмеялась она.

— А во всяких неприличных мыслишках, которые вертятся в твоей прелестной головке, — подшучивал он над ней, не забывая потягивать вино.

Она тоже сделала глоток.

— Откуда тебе известно, какие у меня мысли — приличные или нет?

— По лицу видно. На нем написано абсолютно все, хотя ты и витаешь в облаках. — Он растянулся на одеяле, опершись на локоть. — Для опытного телеведущего понять язык мимики и жестов проще простого. А у тебя, дорогая моя, самая непристойная улыбка, какую мне только доводилось видеть.

— Ну уж благодарю!

— А я-то считал это комплиментом, — оскорбился он. — Страшно люблю порочные улыбки — особенно на таком хорошеньком личике. — Он допил свой стакан и взял стакан из ее рук. Там было еще вино, и он, не рассчитав, расплескал его на одеяло, но даже не заметил этого. — Ну-ка, поди сюда, — сказал он вдруг охрипшим голосом, привлекая ее к себе. Он поцеловал ее долгим-долгим поцелуем, и Джейми, обвив его шею руками, ответила ему с неменьшей горячностью. Она хотела его — она это уже очень хорошо знала, и он хотел ее тоже. Но едва его руки скользнули вдоль ее тела, она мгновенно протрезвела.

— Лучше давай подкрепимся, — вздохнула она, оттолкнув его.

— Потом. — Он вновь потянулся к ней.

Она резко отпрянула и развела его руки.

— Ты что? Ведь мы тут не одни, вдруг кто заметит, — протестующе покачала она головой. — Зайди мы чуть дальше, ты непременно появился бы в сегодняшних вечерних новостях, но не в качестве ведущего!

— Ну и прекрасно. Я так люблю привлекать внимание! — посмеивался он с видом искусителя.

— Да? А я нет! — отрезала она, вытряхивая из сумки все, что там еще оставалось. — Ну-ка, несчастный развратник, давай ешь!

— Славно прогулялись, правда! — возбужденно говорила Джейми, входя вместе с Марти в свою квартиру. — Как-нибудь еще раз выберемся туда же, хорошо?

Он опустил сумку на пол.

— Знаешь, у меня есть кое-какие планы на самое ближайшее время, — сказал он, захлопывая дверь.

— Правда? — Она повернулась к нему с понимающим видом. — Что же пришло тебе в голову, мистер Распутный телеведущий?

В глазах его вспыхнуло желание.

— Можно подумать, что ты до сих пор не знаешь, — мрачно ответил он.

— Ну… кажется, знаю, — произнесла она едва слышно, слегка кивнув головой.

— Я терпеливо ждал, — произнес он, медленно приближаясь к ней, — я не торопил тебя. — Он подошел совсем близко. — Сколько месяцев, Джейми! Я сдержал свое слово…

Джейми протянула к нему руки.

— Да перестань ты разыгрывать благовоспитанного джентльмена, иди ко мне скорее, балда несчастный!

В следующую секунду они уже сжимали друг друга в объятиях. Его жадный, требовательный рот приник в темноте к ее губам, он прижимал ее к себе все крепче. Почувствовав сумасшедшее биение его сердца — или это стучало ее собственное? — она исполнилась каким-то странным внутренним восторгом, незнакомым ей раньше, а тем временем его нежные руки скользили по ее спине, все ниже и откровеннее, бедра прижимались к ее бедрам со все большей страстью, желание жгло огнем обоих. Он хотел подхватить ее на руки, но она остановила его.

— Я пока еще могу ходить, — прошептала она и, обняв его, повела в спальню. Расстегнув вишневую блузку, она сбросила ее прямо на пол, затем, небрежно откинув одеяло и присев на край постели, сняла все остальное. Марти в нетерпении кидал свою одежду на кресло.

Естественность и непосредственность, с которой она обнажалась — без ложной скромности, без напускной стыдливости, обезоруживала и покоряла.

Она стояла перед ним совершенно нагая — прекрасно сложенная женщина, Полная желания, готовая идти навстречу его любви. Наконец они соединились, он целовал ее с неистовостью многомесячного воздержания, и она отвечала с необыкновенной жадностью, которую трудно было предположить в столь невозмутимой особе. Они сжимали друг друга в объятиях, обменивались нетерпеливыми поцелуями, сплетаясь руками и ногами, дрожа от нежности и страсти.

— Иди ко мне, — прошептал Марти, легко прикасаясь губами к нежной коже ее лица. — Не хочу, чтобы когда-нибудь настало утро.

— Я совсем не такая упрямица, как обо мне говорят, — нежно говорила Джейми, целуя его в глаза после каждого слова. — И уж во всяком случае, любовь моя, я никогда не отказываю себе в том, чего мне так хочется. Вот как сейчас. — Она запустила пальцы ему в волосы, а он положил голову ей на грудь, прикоснулся кончиком языка к ее соскам, — сначала к одному, потом к другому, и она непроизвольно задрожала от наслаждения. Приподнявшись, она призывно приблизила грудь к его лицу, и он принялся целовать ее, сначала нежно, потом все более страстно. Насытившись, он перевернулся на спину. Она продолжала исступленно целовать его — лоб, нос, губы, подбородок, шею, и вдруг шлепнула его. Он удивленно приподнялся.

— Еще? — спросил он, сладострастно улыбаясь.

— Мммм… умираю, — простонала она, откидывая длинные пряди волос.

Он издал торжествующий звук.

— Ничего, мы удовлетворим твою ненасытность, — почти прорычал он, направляя ее голову к огромному члену, пульсирующему от желания. — Это насытит нас обоих.

Улыбаясь, Джейми принялась ласкать его языком и губами, целуя, посасывая и покусывая. Потом она внезапно привстала и, почувствовав соитие, оба не сдержали крика от пронизавшего их тела оргазма.

Она легла ему на грудь, обняла за шею. Глаза их встретились — оба взмокли и прерывисто дышали.

— Ты очень спешишь. — Марти дотронулся кончиком пальца до ее нижней губы. — Лично я намереваюсь провести сегодня бессонную ночь.

Джейми посмотрела на него влюбленным взглядом.

— Учту.

До знакомства с Марти Джейми нравилось заниматься сексом, но она никогда не позволяла себе заходить дальше чисто физического влечения к партнеру. Лучше уж так, рассуждала она, слишком живо в ней было ощущение боли, которую она испытала после самоубийства матери, и беспомощности и отчаяния, после неожиданного исчезновения отца, которого она боготворила. Ей всегда казалось, что если мать и вправду хотела ее и любила, ей незачем было уходить из жизни. И хотя все последние восемнадцать лет она только и делала, что убеждала себя в том, что отца вынудили исчезнуть из ее жизни непреодолимые обстоятельства, она все равно чувствовала себя покинутой. Ведь по сути дела он бросил меня, мрачно ставила она точку в своих рассуждениях. Как ни крути, а бросил.

Память об этом накладывала отпечаток на все ее взаимоотношения с людьми. Иногда она флиртовала, удовлетворяла свои потребности, когда становилось невмоготу, но никогда она не позволяла себе роскоши глубокой привязанности. До появления Марти она осаживала своих незадачливых поклонников без колебаний, но Марти… Великолепный, страстный, нежный Марти, с потрясающим чувством юмора и подлинной отвагой — перед ним она не устояла. Она влюбилась, не отдавая себе отчета, что назад пути нет. Но она не просто полюбила его — она ему доверяла! Ни с одним мужчиной она не чувствовала себя так спокойно, как за каменной стеной. «Боже мой, какое сладостное чувство! — восхищалась про себя Джейми. — Я давным-давно забыла, как это бывает!»

Она накрыла маленький столик в «столовой», занимавшей в гостиной угол, вынула кружевную скатерть, доставшуюся ей от покойной бабушки, серебро и фарфор, которые купила на аукционе в Коннектикуте. Убедившись, что стол в полном порядке, она отправилась на кухню проверить цыпленка. Дома они, как правило, не ужинали, хотя почти каждую ночь проводили вместе, — у нее или у него. Но сегодня ей хотелось, чтобы все было по-другому. Сегодня она хотела провести с ним наедине весь вечер. Завтра она улетала в командировку в Чили, и поэтому этот вечер казался ей особенным.

Она пошла в спальню переодеться — надела темно-зеленую, как хвойный лес, шелковую блузку с широким отложным воротником и черные шелковые брюки. К украшениям, которые она носила обычно, добавила подвеску — тяжелый золотой самородок в простой оправе и широкий золотой браслет. Подкрасившись совсем чуть-чуть, она распустила тяжелую копну своих переливающихся рыже-каштановых волос по плечам, как это нравилось Марти, и не без удовольствия посмотрела на свое отражение в зеркале.

Марти был, как всегда, точен.

— Я не опоздал? — спросил он, ровно в половине восьмого появляясь в дверях ее квартиры с бутылкой вина и цветами в шуршащей зеленой бумаге.

— Как раз вовремя, мистер Новости! — Джейми радостно чмокнула его в щеку. — Двадцатисекундная готовность! — И она унесла его подношения в кухню.

Брови его удивленно взлетели.

— Разве у тебя есть видеокамера?

Она вернулась, загадочно улыбаясь:

— В спальне.

Он хмыкнул.

— Бесстыдница, — сказал он, заключая ее в свои объятия. — Но я всегда был в душе эксгибиционистом, знаешь?

Руки ее сомкнулись у него на спине.

— Я это подозревала.

— Ты намекаешь на нашу прогулку в парке? — Он обвел языком линию ее пухлых губ.

— Ну да — и еще в галерее. — Она поцеловала его в подбородок. — И на смотровой площадке Центра мировой торговли. — Она поцеловала его в губы. — И в опере. — Она поцеловала его в кончик носа. — И когда мы облетали статую Свободы. — Она ткнулась губами ему в переносицу. — Я уж не говорю о том, что ты вытворял на эскалаторе в «Мейсисе». Мистер, я думаю, скоро дело дойдет до прямого эфира!

Он самодовольно хмыкнул.

— Ну, раз ты этого хочешь, так тому и быть. — Он остановился и повел носом. — У тебя ничего не горит?

В ее глазах появился ужас:

— О Господи — цыпленок!

В спальне было темно. Джейми и Марти всю ночь предавались любовным утехам и сейчас лежали в объятиях друг друга. Она провела указательным пальцем по его профилю.

— Бедный ребенок, — шутливо посмеиваясь, сказала она. — Совсем устал.

Он поднял веки — единственное, чем он мог шевелить.

— Похоже, ты нет?

— Ни чуточки, — лихо ответила она.

Он раздраженно рыкнул.

— В чем дело, Кэнтрелл? — Ей определенно хотелось его поддразнить. — Не заводится?

— Знаешь, моя милая, я пришел сегодня с единственной целью — уговорить тебя выйти за меня замуж, — начал он слабым голосом. — Но боюсь, таким стариканам, как я, эта квартира не сдается.

Она села и внимательно посмотрела на него.

— Ты делаешь мне предложение?

— Можешь считать и так.

Ее улыбка тут же испарилась. Предложение руки и сердца — такую возможность она как-то не учла.

— Ты явно не в восторге, — заметил Марти. — Означает ли это отказ?

Она покачала головой.

— Прости, я удивлена, вот и все.

Он поднялся и оперся на локоть.

— Только не говори, что ты эмансипированная женщина и что мужчина тебе нужен только для удовлетворения естественных потребностей. — Другой рукой он взъерошил копну ее волос. — Ну, я угадал, признайся!

«Ты даже не знаешь, как ты близок и истине, вернее к тому, что было истиной последние насколько лет», — мрачно подумала Джейми.

— Нет, — спокойно произнесла она. — Дело не в этом.

— Тогда, значит, дело во мне, — сказал он. Чтобы как-то разрядить возникшее напряжение, он поднял руку и шутливо принюхался: — Может быть, я пользуюсь неподходящими дезодорантами? Или плохо чищу зубы?

Она даже не улыбнулась.

— Дело не в тебе…

Он молча глядел на нее.

— Значит, ты просто не хочешь выходить за меня замуж, — наконец мрачно заключил он. — Так?

— Да нет! — быстро заговорила она. — Дело во мне, Марти. Я никогда ни к кому не могла привязаться. — Она беспомощно пожала плечами. — Но ты не поймешь.

— А ты расскажи, — попросил он.

Какое-то время она колебалась.

— Боюсь, — вдруг тихо сказала она, отводя глаза.

— Чего? — нежно спросил он.

— Боюсь привязаться слишком сильно, — произнесла она почти одними губами. — Чтобы опять не испытать боли.

— Боли? — Он потянулся к ней и ласково дотронулся до ее лица. — Но кто обидел тебя?

Она отрицательно покачала головой.

— Мне тяжело говорить об этом, Марти. Пока.

Но он не отступал.

— Я бы с радостью помог тебе, — если ты позволишь.

Ей хотелось рассказать, поделиться с ним своими страхами, но что-то удерживало ее. Никогда и ни с кем она не обсуждала своих проблем. Познав муки и страдания, Джейми решила раз и навсегда оградить себя от новых душевных ран. И все же…

— Мои мать… и отец, — выдавила она наконец, удивляясь тому, что произнесла эти слова.

— Но как могли они обидеть тебя?

— Они бросили меня. Исчезли вдруг и навсегда. — Голос ее запинался. — Мама покончила с собой, когда мне было всего шесть лет. Отец занимался бизнесом, все время был в разъездах. Однажды он уехал, и больше я его не видела. — Джейми не предполагала, что слова потекут сами собой и столько лет ото всех скрываемые чувства внезапно вырвутся наружу. Она рассказала ему все, — свои переживания и сомнения — любила ли ее мать, историю с отцом, короче все. Марти прижал ее к себе крепче, гладил ее волосы и уверял, что любит ее и никогда не оставит.

Наутро он предложил ей заняться расследованием фактов, окружавших таинственное исчезновение ее отца.

— Ты же сама говоришь, что никогда не верила в его смерть, — напомнил он. — Так попытайся тем или иным путем докопаться до истины.

— Но как? — неуверенно спросила она.

Он покровительственно улыбнулся:

— Но ведь ты журналист. Используй свои каналы.

Она на минуту задумалась.

— Так ты считаешь, это возможно…

— Я думаю, — прищурился Марти, — единственное, чего прессе не удалось разузнать, — это того, что случилось с Джимми Хофой.