Время легенд

Глава 18

Звонок телефона нарушил ее сладкий сон. С опухшими глазами, не понимая, что происходит, она села в постели и торопливо прижала трубку к уху:

— Алло?

— Джейми.

— Да.

— Это я, Николас. Разбудил тебя?

— Да, но ничего, — уверила его она, убирая со лба гриву каштановых с рыжиной волос. — А сколько сейчас времени?

— Четверть одиннадцатого. — Подумав, он сообразил: — Ты еще живешь по нью-йоркскому времени?

— А, ну да, конечно, — протянула она и вдруг спохватилась: — Ты что-нибудь узнал? Так быстро?

Не отвечая на ее вопрос, он спросил:

— Мы можем сегодня вместе пообедать?

— Разумеется. Когда и где?

— Совсем недалеко от тебя на Елисейских полях есть чудесная кафешка, — сказал он. — Кормят хорошо, а вид еще лучше. Двенадцать пятнадцать тебя устроит?

— Конечно.

— Тогда встретимся в холле, хорошо?

— Хорошо, до встречи. — И она медленно повесила трубку.

Как это у него все так быстро получается — или за этим кроется что-то другое? В самом деле он хочет ей помочь — или приставлен следить за ней?

Поставив свои длинные стройные ноги на пол, она распустила по плечам волосы. Как бы ей хотелось ему поверить! Довериться, знать наконец, что есть человек, на которого можно положиться. И еще ей хотелось, чтобы этим человеком оказался Николас Кендэлл, хотя в глубине души по-прежнему таилась ее обычная подозрительность. Каждый, с кем она встречалась в эти дни, казался ей подозрительным.

И не без причины.

— Ты был прав, — сказала Джейми за обедом. — И еда, и вид совершенно превосходны.

Они обедали в крошечном уличном кафе на Елисейских полях, откуда была видна во всем своем великолепии Триумфальная арка. Прохожие валом залили по тротуарам.

— Боюсь, что все это великолепие отбивает у тебя аппе тит, — заметил Николас, глядя на ее нетронутую тарелку. — Ты ничего не ешь.

— Да нет, дело во мне, — вздохнула Джейми, берясь за сандвич. — Почему-то в Париже мне совсем не хочется есть.

— Вот оттого ты и свалилась в обморок вчера в посольстве, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. Что у него были за глаза — синие, как морские волны, и при других обстоятельствах она нырнула бы в них, не задумываясь.

— Ты бы все-таки съела что-нибудь, — продолжал он уговаривать. — Тебе теперь понадобится очень много сил.

Она тут же отложила вилку.

— Ты что-то узнал, — уверенно сказала она.

— Прошу прощения! — быстро перебил он ее, поднимая руку. — Мне и впрямь удалось кое-что разведать, но мои сведения совсем не такого рода, чтобы из-за них земля перевернулась.

— Ну, как бы там ни было, а начало положено, — примирительно сказала Джейми.

Кивнув, он придвинул к себе чашку с кофе.

— В посольстве есть одна женщина — секретарша, она служит у нас больше двадцати лет, — приступил он к делу. — Разумеется, американка, но училась она здесь, в Сорбонне, случилось так, что отцу нечем стало платить за ее образование, а она так полюбила Париж, что не захотела с ним расставаться, ну и тут подвернулась работа…

— Так она была здесь, когда исчез мой отец! — нетерпеливо перебила Джейми.

Николас кивнул.

— Я разговаривал с ней сегодня утром, — допивая кофе, сказал он, — и показал оставленные тобой фотографии. Она узнала его.

Сердце у Джейми защемило.

— И что?

— Да, собственно, ничего особенного, — нахмурился он. — В посольстве он был дважды и оба раза беседовал с самим послом с глазу на глаз. Барбара говорит, что посол — тот, кто исполнял эти обязанности в то время, — представил его как американского бизнесмена, часто бывающего здесь по делам фирмы.

— Теперь-то ясно, что это было только прикрытием, — мрачно констатировала Джейми. — Он работал в банковской фирме моего деда в Нью-Йорке. — Рассеянно она подцепила кусочек мяса. — До недавнего времени я и не догадывалась о его настоящей профессии.

— Наш нынешний посол тоже служил здесь в те годы, — продолжал Николас, — он возглавлял канцелярию посольства.

Джейми посмотрела на него с новой надеждой.

— Но ведь этот человек по своему положению должен быть доверенным лицом посла, — предположила она. — Ему-то наверняка известна правда?

— Ну, он, если и знает, не скажет, — уныло признался Николас. — Я пытался разговорить его, уж ты поверь мне. Из него ничего не выудишь, — говорит, что тут нечего вспоминать, что Джеймс Линд был обычным бизнесменом и в посольство заходил, чтобы уладить какие-то незначительные проблемы.

— Незначительные, как же! — фыркнула Джейми.

— Я поищу еще. Вдруг отыщется кто-нибудь…

Она снова перебила его:

— Почему ты с такой охотой берешься помогать мне, тогда как другие шарахаются как от прокаженной?

Глядя на нее, он задавал себе тот же самый вопрос. Кому-кому, а ему было ведомо, что он играет с огнем, что тому, кто вздумал пошарить в шкафах дяди Сэма в поисках упрятанных там скелетов, не уйти от расплаты. Он лез в тайны политики — ступал на минированное поле, один неверный шаг по которому означал для него конец дипломатической карьеры. Одно-единственное неверное движение, и его вышибут из седла. И все же глядя на Джейми Линд, сочувствуя ее горю, он со странной легкостью забывал о своем положении, об ответственности и долге. Встретившись с ней взглядом, он улыбнулся.

— Да я и сам не знаю.

Вашингтон

— Она все еще в Париже? — спросил Гарри Уорнер.

— И явно не собирается его покидать, — отозвался голос в трубке. — Последние две недели она проводит кучу времени с Кендэллом.

— Кендэлл, — задумчиво протянул Уорнер. — Я слышал, он задает слишком много вопросов.

— К сожалению. Сует свой нос, куда не следует. Мне кажется, его лучше перевести отсюда.

— Возможно. — Уорнер что-то прикинул. — И ему удалось что-нибудь раскопать?

— Да ничего существенного — пока.

— И все же лучше за ним присмотреть, — решил Уорнер. — Установите слежку немедленно.

— Ладно, приставлю к нему человека.

— Держите меня в курсе.

— А откуда ты родом? — поинтересовалась Джейми.

Они обедали с Николасом в «Релэ Плаза» на авеню Монтеня, декорированном во вкусе тридцатых годов. Отправляя в рот кусочки семги с легкой приправой из укропа, она рассказала ему историю всей своей жизни — год за годом, ничего не пропуская.

— Из Мэна, — ответил он, поднимая бокал с вином, — из городка Тенантс-Харбор. Тебе это название что-нибудь говорит?

Джейми покачала головой.

— Пожалуй, нет. А как ты попал сюда — то есть, я хочу сказать, на дипломатическую службу?

Он снисходительно улыбнулся.

— Путем компромисса.

— Компромисса? — изумленно переспросила она.

Кивнув, он принялся объяснять:

— Я занимался журналистикой в колледже и собирался работать на телевидении, решил даже, что когда-нибудь у меня будет собственная студия. Но у моего отца были иные планы. Он сам всю жизнь мечтал о дипломатическом поприще, но у него ничего с этим не вышло, и тогда он решил, что внешней политикой должен заняться один из его сыновей.

Джейми почему-то страшно удивилась:

— Один из?..

— Да, нас трое, — сказал Николас. — Даниел стал нейрохирургом, Томас — биржевым маклером. Ну а я, как младший, был последней надеждой отца.

— Так, значит, ты сделал это в угоду своему отцу?

— В каком-то смысле, да.

— А ты не думаешь, что тебе следовало заняться все-таки тем, к чему у тебя лежала душа? — Ей хотелось задать этот вопрос как-то помягче.

Глаза их встретились.

— А ты сама?

— По-моему, я только этим и занимаюсь, — усмехнулась она.

— Занималась, согласился он. — Видишь ли, я ведь тоже делаю то, что хочу. — Ей показалось, что его вообще это мало занимает. — Давай лучше поговорим о тебе. Когда ты забудешь, наконец, о прошлом и задумаешься о будущем?

— Когда покончу со всеми привидениями, — сказала она очень тихо.

А ведь это совсем непросто.

Дом, где жил Николас Кендэлл, находился неподалеку от посольства, на рю де Мариньон. Из окон его спальни была хорошо видна Эйфелева башня, но после пяти лет в Париже этот вид уже не волновал его так, как прежде, не больше, чем жителя Нью-Йорка — небоскребы-близнецы Всемирного центра торговли, или Эмпайр-Стейт-Билдинг. Собираясь на службу, он неожиданно поймал себя на мысли, что воспринимает ее как нечто, само собой разумеющееся. Он никогда не смотрел на Париж с вершины башни, не бывал в ресторане наверху и даже никогда не думал о такой возможности. И сейчас он загорелся желанием побывать там и показать Джейми все красоты города с высоты птичьего полета.

Джейми произвела на него впечатление с первой минуты, как он увидел ее в посольстве, и последние два месяца находил самые немыслимые поводы, чтобы почаще бывать с ней, с отчаянием думая, что скоро его счастью наступит конец. Она поймет, что он ничем больше не может ей помочь, и уедет куда-нибудь еще в поисках нового источника информации. Он страшился этого дня, хотя, собственно, не совсем понимал почему. Любовниками они не стали, да, пожалуй, и близкими друзьями их вряд ли можно было назвать. Но чем больше времени он проводил с ней, тем больше к ней привязывался. Не подозревая об этом, она завладела его сердцем, чего не удавалось еще ни одной женщине. Он даже улыбнулся — она ведь и понятия не имеет, как ему нравится. Голова у нее забита только мыслями об отце.

Господь знает, как ему хотелось ей помочь! И вместе с тем он не мог не отдавать себе отчета в том, что ей от него нужны лишь новые сведения об отце. Из Парижа она упорхнет, это точно, как бы он этому ни противился. А ему так хотелось быть с ней, узнать ее получше, хотелось близости с ней. И он чувствовал себя немного виноватым в том, что пользуется тем, что она с головой ушла в поиски давным-давно пропавшего отца, чтобы сблизиться с нею. Все же надо попытаться помочь ей, напомнил он себе строго. Нужно выйти хоть на какой-нибудь след.

Он повернулся к зеркалу, стоявшему на бюро, и начал завязывать галстук. За пять лет жизни в Париже у него было множество женщин, он предпочитал француженок. Француженки верны себе — страстные любовницы, они выпархивают из постели, вовсе не стремясь переводить отношения на более «серьезную» ступень. Когда он здесь только поселился, в письмах матери непременно присутствовали мягкие напоминания, что пора «устраивать свою жизнь», но потом в них зазвучали более отчаянные нотки. Она полагала, что тридцатипятилетнему мужчине не пристало оставаться одному и не думать о женитьбе. Она не уставала напоминать, что оба его брата давно женились и обзавелись собственными детьми.

Но Николас в самом деле не торопился с женитьбой. Женщины ему нравились — действительно нравились, не только как партнерши по сексу, но и как друзья. Очень рано он понял, что предпочитает заниматься сексом с женщиной, которая ему нравится, с которой у него общая не только постель. Но пока ни одна из тех женщин, с которыми он имел дело, не казалась ему тем идеалом, ради которого он поступился бы все более привлекательной в его глазах свободой. И вот на его пути появилась Джейми Линд. Он сразу понял, что это совсем особенная женщина.

«Ах, Джейми», — вздыхал он.

— Микрофильмы. Старые газеты. Год шестьдесят шестой. — Джейми с трудом подбирала французские слова, пытаясь объяснить библиотекарю, что ей нужно, но он, не отрываясь, разглядывал ее джинсы, рыжий свитер и сапоги.

— Journaux. Vieux,[2] — нетерпеливо жестикулируя, объясняла она.

— Oui, mademoiselle. Vieux.[3] — Наконец-то его лицо озарила улыбка понимания. Быстро-быстро лопоча что-то по-французски, он показал ей, как пройти в зал микрофильмов, и, хотя Джейми не разобрала и половины того, что он говорил, появилась надежда, что она на правильном пути.

— Merci, — она кивнула для полной убедительности. — Merci beaucoup.[4]

Непроницаемая тишина царила в старой библиотеке на левом берегу Сены, и только перестук ее каблуков оглашал коридор. Как в мавзолее, пришло ей в голову сравнение, только здесь погребены старые газеты.

После еще одной более успешной попытки столковаться со вторым библиотекарем ей выдали целую коробку фотокопий всех парижских газет за ноябрь — декабрь шестьдесят шестого года. На них ушел почти целый день, оторвалась она лишь на минутку, чтобы позвонить Николасу по какому-то доисторическому телефону и отменить совместный обед, о котором они заранее сговорились.

— Я никак не могу уйти, — объяснила она. — А вдруг что-нибудь интересное окажется в одной из газет, что я не успею просмотреть, боюсь, во второй раз уже не удастся договориться с библиотекарями. Растолковывать все снова — нет, благодарю покорно.

— Понятно, — откликнулся он мягко, но ей послышались нотки разочарования в его голосе. — Может быть, вместе поужинаем?

— Конечно, — согласилась она, а что ей оставалось делать, после того, как она отменила обед? Да и потом он так старался помочь ей! Единственный на всем белом свете. И как ни жаль ей было хоть ненадолго откладывать свои поиски, нельзя было не признать, что она дорожит его обществом. — Скажи, где.

Он наконец рассмеялся.

— Разве у тебя нет никаких предпочтений?

— Ну, — заколебалась она, — есть, разумеется, только обещай, что не будешь смеяться.

— Ни за что, — заверил он. — Говори.

— Макдональдс. До смерти хочется проглотить Биг Мак, — призналась Джейми.

Он разразился хохотом.

— Ну ты же обещал! — напомнила она.

— Ладно, извини — не удержался, — хмыкнул он. — Макдональдс так Макдональдс.

— Не очень оригинально, — смущенно хихикнула она.

— Для Парижа вполне оригинально, возразил он.

— Я в твоем распоряжении, — пошла она на попятную. — Только пусть это будет место, где хорошо кормят и где не нужно соблюдать условностей в одежде, ладно? Мне хочется просто отдохнуть.

— Отдохнешь, — заверил он. — Я заеду за тобой в семь — и можешь быть в джинсах и кроссовках.

— Звучит обнадеживающе, — засмеялась Джейми. — Ладно, пойду-ка я к своим микрофильмам. А то библиотекарь скоро просверлит меня взглядом — или как это говорится по-французски.

— Хорошо, вечером увидимся.

Джейми медленно положила трубку. Осторожней, твердила она себе, что-то уж слишком он начинает тебе нравиться.

Разве ты еще не поняла, чем это кончается?

— Я пошутила насчет Макдональдса, Кендэлл, — смеялась Джейми, когда Николас вел ее через толпу на Елисейских полях. — Господи, да это и непохоже вовсе на Макдональдс! Где же золотая арка? — воскликнула она при виде маленького зала, больше похожего на кабинет стоматолога, чем на ресторан быстрого обслуживания.

— Ты в Париже, — сказал он. — Они не любят чистой коммерции.

— Ты хочешь сказать, что им это кажется слишком вульгарным, — надула Джейми губы в притворном огорчении.

— Я этого не говорил. — Он распахнул перед нею дверь. — Мадемуазель, только после вас.

— Ах, значит ли это, что галантность еще жива? — лукаво заметила Джейми. — Только она какая-то умирающая.

— Проходи, дорогая, — буркнул он. — Ты же знаешь, здесь нам придется постоять в очереди.

Она задрала голову и стала читать меню, вывешенное над прилавком.

— «Le filet de poisson» — это, наверное, сандвич с рыбой, — предположила она. — Ради всего святого, скажи, почему чизбургер написан по-английски?

— Очевидно, он непереводим, — прокомментировал Николас. — Так что ты хочешь?

— Биг Маг — только без соленого огурца.

— Почему? — удивился он.

— Знаешь, еще в Штатах мне рассказывали, что вытворяют с ними работающие в Макдональдсе ребята, но не буду портить тебе аппетит, — засмеялась она.

— И не надо. А не врут? — с сомнением спросил он.

Она подмигнула:

— Не знаю.

— Ты страшный человек, — улыбнулся он. — Пиво будешь?

— Что?

— Пиво. Здесь его подают, — со значением сказал он. — Хотя французы не представляют себе, как можно запивать еду кофе — не делая исключений и для Маков, — но к пиву они относятся терпимее.

Она сделала гримасу:

— Нет уж, спасибо, мне «диет-колу». Я и так согрешу сегодня — съем Биг Мак.

Брови его поползли вверх.

— Значит, и ты, бывает, идешь на компромиссы? — Это открытие ему явно доставило удовольствие. — Я даже и подумать не мог!

— Только в случае крайней необходимости, — заверила его она.

Джейми стало казаться, что пора положить конец начавшемуся сближению с Николасом. Она уже давно поняла, что его интерес к ней простирается дальше простого желания работника посольства прийти на помощь американской гражданке. Нельзя сказать, чтобы ей это было неприятно, Джейми беспокоила ее собственная тяга к нему. Он привлекал ее все сильнее, так что она постепенно забывала свои сомнения и страхи. Ей многое нравилось в нем, общение с ним было одним из немногих удовольствий. Она ловила себя на том, что в ней зарождается доверие, а ведь она столько раз давала клятву, что больше никому никогда не будет доверять. В ее положении ни один человек не мог считаться «вне подозрений».

И все же ей надо было кому-то верить. И очень хотелось верить Николасу Кендэллу.

Николас задумчиво смотрел на лежащую перед ним на столе папку. Чья-то беспечность? Или это что-то другое? Он начинал нервничать. Все-таки и он кое-что знал о секретных службах и был уверен — такая контора, как разведывательное управление, не держит в своих рядах клинических идиотов. Оперативники не оставляют где попало важных документов, так что простой оплошностью или забывчивостью данный случай вряд ли можно было объяснить. А не подложили ли папку намеренно, рассчитывая, что ее наверняка увидят и заглянут в нее?

Когда речь шла о Джейми, все было возможно. «Мой собственный жених оказался одним из них, Николас, а ведь я его любила и собиралась за него выйти замуж». Вот почему так трудно шло их сближение. Подозрительность и страх. «Они убили его, избавились от него, когда надобность в нем отпала».

«Неужели и такое возможно? — недоумевал Николас, — неужели Джейми права и ее отец задействован в делах такой чрезвычайной важности, что людей убивают и убивают, только бы сохранить все в тайне?» «Моя тетя что-то узнала, нашла одного типа, который служил с моим отцом во время второй мировой войны, и тут же утонула на мелководье. Хотя прекрасно плавала».

Он раскрыл папку и медленно начал перебирать бумаги. В любом случае, этим материалам не место в посольстве. Кому принадлежит папка? Какое преступное легкомыслие с чьей бы то ни было стороны оставить ее здесь! Или подкинуть? «Я ездила в тюрьму в Ливенуорте. Разговаривала с заместителем начальника тюрьмы — куда они дели начальника, Бог знает. У них не сохранилось никаких записей — якобы сгорели при пожаре. И никаких разумных объяснений, почему меня не уведомили о его смерти».

Ее необыкновенный, судя по всему, отец совершил свой прыжок в небытие, когда ей было всего десять лет. Тайный агент, который занимался чем-то настолько важным, что тайну блюли даже ценой человеческих жизней. Но в плотной завесе, окружающей эту тайну, дырок было больше, чем в швейцарском сыре, и в них так и тянуло сунуть нос. Николас был вовсе не уверен в том, что Джейми стоит рассказывать о содержимом этой папки и даже о ее существовании. И все же…

Он снял трубку, позвонил в отель «Георг Пятый», попросил соединить с ее номером.

— По тебе часы можно проверять, Николас, — заметила она, откликаясь на другом конце провода. — Каждый день ты звонишь в одно и то же время, заметил?

— Что поделаешь, — он старался говорить весело, хоть на душе у него скребли кошки. — Давай внесем некоторое разнообразие в сегодняшний вечер?

— А что ты придумал?

— Поужинать у меня дома. Я сам все приготовлю.

— Ах, вот в чем разнообразие, — засмеялась она. — Хорошо, прихвачу бутылочку вина. Когда ты хочешь меня видеть?

У него едва не вырвалось: «От заката до рассвета», но вместо этого он ровным голосом произнес:

— Жду тебя у отеля в половине седьмого.

— Что за глупости, — фыркнула она. — Я возьму такси.

Говоря с нею, он заложил пальцем страницу в папке.

— Не думаю, что так будет лучше…

— Никаких возражений, — твердо заявила она. — Давай диктуй адрес. — И, записав, распрощалась: — До вечера.

— До вечера.

Он рассеянно опустил трубку. Ему не хотелось, чтобы она знала, как он беспокоится о ней, тревожится за ее безопасность, но сумеет ли он держать себя так, как будто ничего не происходит? Если его подозрения не лишены оснований, ей угрожает большая опасность.

Когда он вечером выходил из здания посольства, у него было ощущение, что за ним следят.