— Я просмотрела все письма, которые получала, когда училась в частной школе, — рассказывала Джейми, прогуливаясь с Николасом по набережной Сены на закате солнца. — Где бы он ни был, он всегда мне писал, даже если уезжал всего на неделю. В крайнем случае посылал открытки. — Она задумчиво глядела вдаль на что-то, доступное только ее взгляду, губы ее приоткрылись. — В этих письмах, мне кажется, есть что-то такое, что приведет меня к нему.
Хмурясь, Николас поднял воротник пальто — дул пронзительный ноябрьский ветер.
— Джейми, ты уверена, что тебе непременно нужно знать правду?
Вопрос удивил ее.
— Разумеется, уверена. Я должна знать правду, — повторила она.
Ветер трепал ее роскошные длинные волосы, и закатные лучи солнца играли в отдельных прядях, окрашивая их в сотни оттенков — от медно-рыжих, красно-оранжевых до пшенично-золотистых. Краски осени, как часто говорил ее отец.
— Моего отца в чем только не обвиняют, от растраты до измены. Я должна или разыскать его, или восстановить его доброе имя.
Он все еще колебался, сраженный ее неуклонной решимостью.
— А что, если все это правда? Что, если он двойной агент или растратчик? Ты можешь открыть ящик Пандоры…
Мгновенно ее лицо стало темным от гнева.
— Я никогда в это не поверю, — резко сказала она, — что бы они ни говорили.
Николас мягко взял ее за руку.
— Ты веришь в него, потому что это был твой отец, — возразил он. — Разве ты можешь быть объективной?
— Не «был», — вспылила она, — а есть, потому что для меня отец жив — доказательства его смерти я пока не нашла. Но, помимо прочего, я верю в него, потому что знаю, что он за человек.
— Человек, который бросил свою дочь.
Не раздумывая, она вырвала руку и с размаху ударила его по щеке.
— Ты его не знал, поэтому держи свое мнение при себе! — бросила она.
Прижав ладонь к щеке, он долгое время молчал.
— Прости меня, — произнес он. — Кажется, я это заслужил.
— Без сомнения, и ты еще мало получил! — Она перегнулась через парапет набережной, не желая на него смотреть.
Он все еще колебался, стоит ли говорить ей про факты, которые он почерпнул в обнаруженной на своем столе папке, и наконец решился.
— Вчера я нашел в посольстве одну папку, — осторожно начал он. — Личные записи посла — того, который работал тут во времена твоего отца.
Она невольно взглянула на него:
— Ну?
— Это можно назвать компроматом.
— Компроматом на моего отца?
Он кивнул.
— А ты и поверил.
— Я отношусь к этому осторожно, — признался он. — Тут не все чисто. Мне это совсем не нравится.
Глаза ее опять блуждали по темной воде.
— Мне это не нравится вот уже скоро двадцать лет, — тихо произнесла она.
— Согласен.
— Тебе ведь это тоже показалось уткой?
— Как из магазина — готово к употреблению, — мрачно сказал он. — Уж слишком все просто. Папка лежала и словно ждала, чтобы ее открыли. — Он помолчал. — Там работают профессионалы, Джейми. Они не могли совершить такую непростительную ошибку, — а это непростительная ошибка, если, конечно, папку не подложили намеренно. Они, видимо, решили, что ты бросишь это дело, если им удастся убедить тебя, что твой отец — перевертыш. — Он с трудом подбирал слова, а ветер тем временем ерошил его темные волосы.
— Тут они ошибаются, — строптиво заявила Джейми. — Я не верю их вранью и не отступлюсь, как бы им этого не хотелось.
Он пристально вглядывался в нее.
— Ты что, собираешься положить на это свою жизнь, Джейми? — спросил он. — А ведь к этому все идет. Ты же сама рассказывала, что они не останавливаются перед убийством, лишь бы все было шито-крыто. Тебе не приходило в голову, что они и тебя могут убить?
— Они-то? Конечно, могут, — согласилась она, и ее зеленые глаза сверкнули от гнева. — Но это значит только то, что дело и впрямь чертовски серьезное, да и к тому же, Николас, все уже зашло слишком далеко.
Он вопросительно посмотрел на нее.
— Уже не важно, брошу ли я свои поиски, даже если откажусь от них прямо сегодня. Они никогда не прекратят следить за мной, все время будут начеку, не обнаружила ли я чего-нибудь нового. — Взгляд ее был устремлен далеко за реку. — Назад дороги нет, — произнесла она, как о чем-то давно раз и навсегда решенном.
Нет, невозможно!
Они никогда не заставят ее поверить, что отец предал ее — или свою страну. Нет, никогда. Кем бы он ни был — а она не хуже других знала, что святым он не был, — он никогда не предал бы товарищей. И никогда не бросил бы ее, как представляется Николасу, если бы у него был выбор. Он был не способен на предательство, в этом она была уверена. И все-таки кому-то надо, чтобы все выглядело именно так. Почему?
За завтраком она вновь перечитала письма отца, выискивая имена, названия городов, любой ключик, который мог привести ее к нему. За все эти годы она так часто читала и перечитывала их, что они порой сами вспыхивали у нее в памяти, и все-таки ей казалось, что вдруг она что-то пропустила, и она опять бралась за них. Но ни малейшей зацепочки не находила. «Папочка, ты гениально заметаешь следы, — подумала она раздраженно. — Слишком гениально».
Потом она занялась письмами, которые отец посылал ее матери во время их помолвки, за полгода до свадьбы. Эти письма отличались, конечно, от тех, которые он посылал ребенку, и составлены они были с блеском, так что любому, кому вдруг пришлось бы прочесть их, стало бы ясно, как он влюблен в получательницу писем. Джейми и сама готова была им поверить, если бы она так хорошо не знала всю подноготную. На марках и конвертах стояли штампы разных городов — Париж и Лондон, Амстердам и Антверпен, Рим и Москва. Мелькали имена людей, с которыми он, как явствовало из писем, заключал сделки. Джейми аккуратно выписывала все имена и названия городов в блокнот, решив, что каждая мелочь может пригодиться.
Четверть двенадцатого, а она так ничего и не нашла. Николас ждал ее на ленч, а ей не удалось найти ни одной зацепки.
Убирая связку писем в чемодан, она уронила один конверт. Поднимая его, она обратила внимание на штемпель: Лион. Внутри было коротенькое письмо — по-французски — от человека по имени Жюльен Арман. И еще старая, пожелтевшая фотография двух мужчин, одним из которых был ее отец, а второго она не знала, но на обороте были написаны имена, папино и то же, что на письме, — Жюльен Арман, и стояла дата: «19 июня 1947 года». Роясь в памяти, она припоминала, в какой связи ей пришлось слышать это имя…
— Я поеду с тобой, папочка.
Тогда ей было восемь. В розовых шортах и белой майке она сидела по-турецки на отцовской кровати, наблюдая за его сборами.
— Я бы с удовольствием прихватил тебя, принцесса, но деловая поездка не для маленьких девочек, — терпеливо объяснял он.
Она оттопырила нижнюю губу.
— А если бы я была мальчишкой, ты меня бы взял? — допытывалась она.
Ее вопрос заставил его оторваться от чемодана.
— А ты сама не догадываешься?
— Но ведь папам всегда хочется, чтобы у них были мальчики? — она вовсе не собиралась сдаваться.
— Может, оно и так, — согласился он, подхватывая ее на руки и подбрасывая к потолку, — но вот этот папа совершенно счастлив, что у него есть такая маленькая рыжая девчонка, и не променяет ее даже на дюжину мальчишек. — Он разлохматил ее волосы. — Девочка ты или мальчик, нужно всегда верить в себя, понятно?
Лукаво усмехнувшись, она махнула рукой.
— Понятно! — И прижалась к нему крепче. Она любила его запах, особенный, непохожий на запах мамы или Сейди, ей нравилось, что он сильнее и выше любой женщины. Даже его грубая кожа не отталкивала ее, ей было приятно, когда он целовал ее, еще не побрившись, и щетина колола ей щеки. Она уверяла себя, что ни одного мужчину она не будет любить сильнее, чем она любит отца.
— И все-таки так хочется поехать, — сокрушалась Джейми. — Ты уж не задерживайся надолго, а то я, знаешь, как скучаю!
Он, смеясь, качал головой:
— Но ведь ты останешься не одна. У тебя есть Сейди.
— Фу, но ведь это совсем другое, — уныло протянула она. — А потом, ведь ты-то будешь один. Тебе нужна компания.
— Честно говоря, принцесса, я почти никогда не бываю один, — признался он. — У меня везде полно друзей, ты же знаешь. Таких, как Жюльен.
Она обидчиво наморщила носик:
— Это женщина?
Он рассмеялся тем особенным, низким смехом, который она так любила.
— Жюльен, принцесса, это не Жюли, — сказал он. — Это мужчина. Он француз, а подружились мы Бог знает когда, еще до твоего рождения. Мы вместе сражались на войне против нацистов.
— А кто такие нацисты? — немедленно спросила она.
Вопрос позабавил его.
— Нацисты, — начал он с усмешкой, — это солдаты одного психопата, который задумал перевернуть мир.
— А что такое пси-хо-пат?
Он мгновение подумал и объяснил, как мог доходчивее:
— Человек, у которого здесь не все дома, — он покрутил пальцем у виска. — Человек, который не признает реальности.
— Как Томми? — встрепенулась Джейми. — Он совсем не признает реальности. Когда мы играем, он вечно меняет правила.
Ее отец рассмеялся.
— Примерно, — кивнул он. — Только, мне кажется, Гитлер был намного опаснее.
— Гитлер?
— Это он командовал нацистами во время войны.
— А что такое война?
Мягко посмеиваясь, он покачал головой.
— Война, — сказал он, — это когда один человек или одна страна хотят лишить прав другую. Ну знаешь, когда Томми или Керри или кто-нибудь из ребят в школе верховой езды отпихивают тебя без очереди. — Он пытался объяснить сложные для нее вещи как можно доступнее.
— Поняла, — кивнула она угрюмо.
— Ну, хорошо, если так, — усмехнулся он.
Прижимаясь к нему крепко-крепко, она призналась:
— Я буду скучать по тебе, папочка.
— И я тоже, принцесса, — расцеловал ее он.
— А вдруг это то, что я ищу, Николас! — Сидя за ленчем, Джейми достала из сумки конверт и подала ему. — Этого человека — Жюльена Армана — отец знал долгие годы, с самой войны.
Внимательно прочитав письмо, он принялся изучать фотографию.
— Но ведь прошло уже сорок лет! — Он показал дату на обороте. — Если даже этот человек жив, то разве можно поручиться, что он до сих пор живет в Лионе?
— Но нельзя исключать эту возможность, — упрямилась Джейми.
— Ну, хорошо. В конце концов здесь есть адрес. Напиши и узнай, там ли он и захочет ли поговорить с тобой.
Она энергично замотала головой.
— Это слишком долго, — она подняла стакан. — Решено — я еду в Лион.
— Но ведь это может оказаться лишь пустой тратой времени, — возразил он.
— Может, и так. И все же я еду.
Еще раз взглянув на фотографию, он наконец сказал:
— Отлично. Только подожди до выходных — я поеду с тобой.
Она снова покачала головой.
— Думаю, мне лучше ехать одной.
— Но почему?
Стакан вновь опустился на стол.
— Пойми, если мой отец связан с какими-то важными тайнами — а так оно, похоже, и есть, — этот человек, вполне вероятно, не захочет говорить со мной. И уж конечно, ему не понравится, если мы заявимся вдвоем, — пояснила она.
— Но ведь это опасно, — убеждал ее Николас. Видя, что посетители за соседними столиками начали оглядываться на них, он понизил голос. — Ведь это риск, Джейми. Они же убивают!
Избегая смотреть ему в глаза, она ногтем машинально чертила свои инициалы на салфетке.
— Ты что же, думаешь остановить их, если они решат устранить меня? — Ее тронуло его участие, но она старалась не показать вида.
— Я думаю, что вдвоем все же безопаснее.
Наконец их взгляды встретились.
— Сам посуди… мой отец занимался чем-то таким, из-за чего людей и сейчас убивают. — Она старалась говорить как можно тише. — Ну да, возможно я рискую и лезу под пули, но черт меня побери, если я еще раз допущу, чтобы кто-то погиб из-за того, что я его подставила.
— Дьявольщина! — прошипел он. — Да перестань же ты упрямиться, слышишь? Перестань действовать в одиночку и разреши мне помочь!
— Мне казалось, ты это и делаешь, — пожала она плечами.
— Черт, ты прекрасно знаешь, о чем я говорю! — резко сказал он.
Джейми кивнула:
— Знаю, разумеется. И все же я еду одна. Я должна ехать одна.
— Господи, но почему?
— Мне нужно немного побыть одной, вот и все. Нужно обдумать кое-что — поездка пойдет мне только на пользу. — Ей не хотелось признаваться, что им надо ненадолго расстаться, что ее чувства к нему зашли слишком далеко, и в голове у нее полный сумбур.
— Скажи хоть, о чем ты собираешься думать в этой треклятой поездке?
— О многом.
Николаса ответ не удовлетворил.
— Да все со мной будет в порядке, не волнуйся, — заверила она его.
— Как я могу не волноваться? — Ты же играешь с огнем…
Она нахмурилась.
— Знаю.
И не только потому, что собираюсь найти отца, подумала она.
Вашингтон
В конторе было темно, рабочий день кончился, и, кроме корнера, все разошлись по домам. Он растянулся в кресле с высокой спинкой за своим письменным столом и выжидающе смотрел на молчащий телефон. Едва он зазвонил, Уорнер схватил трубку, выдохнув нетерпеливо:
— Уорнер.
— Она отправилась в Лион, — доложил голос на другом конце. — Узнала про Армана.
— А он живет все там же?
— В том-то и дело.
— Может, тебе лучше заранее с ним переговорить? — осторожно предложил Уорнер.
— Знать бы, что это поможет. — В трубке повисла тишина. — За эти годы он лишился насчет нас всех иллюзий.
— И все же потолкуй с ним.
— Попытаюсь…
— Сделай это.
Уорнер с усилием вдавил трубку в аппарат. Ясно, что придется что-то предпринимать, и как можно быстрее.
Она подошла слишком близко.
— Жаль, что мне не удалось тебя переубедить.
Николас копался в двигателе машины, взятой Джейми напрокат, а она снова и снова рылась в своей сумке, чтобы убедиться, что ничего не забыла.
— Понимаю, — тихо уронила она. — Но ты бы и не смог, извини.
— Ты уж не забывай меня там, ладно?
— Постараюсь. — Она взглянула на него, на ее лице было выражение растерянности.
— Звони мне каждый вечер, чтобы я знал, что у тебя все в порядке, — настаивал он.
Поколебавшись, она все же кивнула.
— Хорошо. — И, подбирая волосы со лба, добавила: — Ничего, я справлюсь.
— Только будь осторожна, — говорил он.
— Я правда постараюсь, — усмехнулась она.
Улыбнулся и он:
— Ну и отлично.
— Только ты не поседей до моего возвращения, хорошо? — подмигнула она. — Не думаю, что преждевременная седина будет тебе к лицу.
— Если ненароком и поседею, то к твоему возвращению обещаю покраситься, — с напускным легкомыслием ответил он.
— Спасибо!
— А вот преждевременно постареть из-за тебя это легче простого, — подсаживая ее и закрывая дверь, посетовал он.
— Да уж, это точно, — сказала она. — Высунувшись, она протянула руку и коснулась его щеки, позволяя себе эту ласку, впервые за все время их знакомства. — Я позвоню тебе, как только доберусь до Лиона.
— Буду ждать. — Неожиданно для самого себя он наклонился и нежно поцеловал ее. — Я буду без тебя скучать — ты внесла слишком большое разнообразие в мою жизнь.
— Но ведь я же не из страны уезжаю! — смеясь, ответила она, хотя сердце у нее замирало. — Через несколько дней я вернусь.
— Но лучше бы ты не уезжала.
И никто из них не догадывался, что Джейми покидала Париж не одна.
Николас захлопнул лежавшую у него на коленях папку и потер глаза. Спина затекла, шея едва поворачивалась; на часах — он так и носил «ролекс», который отец подарил ему в честь окончания университета Бог знает когда, было уже глубоко за полночь. Отложив папку, он встал и потянулся, подвигал руками и ногами, чтобы размяться.
Звонка от Джейми до сих пор не было, и он был встревожен. В Лион она должна была приехать несколько часов назад. Он ругал себя за то, что отпустил ее одну, клялся, что больше не допустит этого, и тут же обрывал себя. В самом деле, как бы он ее остановил, разве у него есть на это право? Не исключено, что оно вообще у него не появится. Эта мысль даже рассмешила его — похоже, ни один мужчина не мог бы похвастаться правами на Джейми Линд. Теперь-то он понимал, какой стержень сидел внутри этой женщины. Плоть от плоти своего отца, Джеймса Виктора Линда. А в том, что это был за мужчина, лучше всего говорила его жизнь и его дочь — та самая дочь, которая сейчас заставляла Николаса так сильно волноваться.
Вздыхая, он ерошил волосы и думал о своей совсем недавней спокойной упорядоченной жизни, которой он, казалось, был вполне доволен. Были у него и женщины, хотя ни одна из них не была для него единственной. Ему нравилась его работа, еще больше нравилась жизнь в Париже, нравилась свобода, которой он здесь пользовался. И вдруг, без всякого предупреждения, как тайфун, в его жизнь ворвалась эта необыкновенная, прекрасная, непредсказуемая и невероятно строптивая женщина с огненными волосами. Она перевернула его благообразный, тихий мирок и вовлекла его, совершенно того не желавшего, в свой сумасшедший мир «плаща и кинжала». Да еще и поставила перед необходимостью не просто переменить жизнь, расстаться с личной свободой, но и наверняка распрощаться с карьерой. И он дал втянуть себя в это безумие, понимая, хотя и сам этому удивлялся, что не было ничего, чего бы он не сделал ради нее.
Господи, помоги, думал он, совершенно потрясенный, неужели я влюбился в эту сумасшедшую?
Слишком вымотанная, чтобы сердиться или огорчаться, Джейми казалась себе живым подтверждением закона Мэрфи.[5] После того, как у нее спустилась камера, и она никак не могла ее-сменить, после ужасной грозы, из-за которой она застряла в крошечном городке, неведомо как называвшемся, Джейми стала думать, что она никогда не доберется до Лиона. Если меня не доконают парни из ЦРУ, думала она, я непременно попаду в какое-нибудь стихийное бедствие.
Взглянув на часы, она обнаружила, что уже четверть второго, и мысленно улыбнулась, представив, как Николас в тревоге мечется по комнате, ожидая звонка. Он беспокоится о ней, но ей иногда хотелось, да нет, пожалуй, довольно часто хотелось, чтобы он забыл о ней, чтобы он помог возвести между ними непреодолимый барьер. Она упрямо убеждала себя, что ей наплевать на него. Их отношения только осложнят поиски отца.
И все же она наконец решила, что надо найти телефон и позвонить, ведь она неизвестно когда доберется до Лиона. На заправочной станции автомат дважды проглотил у нее монетку, пока ей удалось соединиться с телефонисткой и вызвать Париж. Зато Николас схватил трубку после первого же гудка.
— Алло? — спросил он с тревогой.
— Я думала, ты уже спишь, — бодро отозвалась она.
— Джейми! — Он облегченно вздохнул. — Ну разве я усну, не зная, где ты и все ли у тебя в порядке?
— Ну, если бы что-то случилось, ты узнал бы об этом в сводке новостей.
— Вряд ли. Парни, с которыми ты связалась, не сообщают о своих победах, — ответил он не без сарказма.
— Брось болтать, — прервала она сердито.
— Где ты? У тебя все в порядке?
— Ну, где я — это долгая и малоинтересная история, — сказала она. — А что касается моего состояния, спроси об этом у кого-нибудь другого.
— Случилось что-то?..
— Да нет же, вовсе не то, о чем ты думаешь, — быстро перебила она. — Благодаря матушке-природе и моему невразумительному французскому мне пришлось провести неповторимый вечерок.
— Да… — Он никак не мог взять в толк, шутит она или нет.
— У тебя все нормально?
— Конечно, — отмахнулся он. — Пожалуйста, будь осторожнее!
— Обещаю, обещаю, — заверила она. — Созвонимся утром, ладно?
— Ладно, — нехотя повесил он трубку.
Возвращаясь к своей машине, Джейми заметила темно-зеленый «рено», припарковавшийся на противоположной стороне улицы. Она вгляделась пристальнее — да, несомненно, та же машина и тот же водитель, которых она видела, выходя после обеда из ресторана в Ферьере. А потом она видела его в Оксере, где она ужинала. Нечего было и сомневаться — машина была та же самая. И тот же самый водитель. Стало быть, за ней установили слежку? Должно быть, навязчивые идеи Николаса — болезнь заразная, подумала она, садясь за руль и уверяя себя, что это ее не запугает.
И все-таки вспыхнувший сзади свет фар заставил ее вздрогнуть.