Саунд-Бич, Лонг-Айленд, июнь 1962 года
Линд стоял в кабинете у окна и смотрел, как Джейми играет во дворе с одним из соседских мальчишек. Он довольно улыбался. Джейми была чудом, настоящим чудом! В свои пять с половиной лет она была выше своих сверстников, была шаловливой и шумной, веселой и бесстрашной. «Классная девчонка», — думал Линд, наблюдая за ней. Среди маленьких девочек она была изгоем, как и он сам когда-то в детстве. Мать совсем не интересовалась ее воспитанием, Джейми понятия не имела, как должна вести себя девочка в приличном обществе. Чем безразличнее была к своей дочери Фрэн — а ее равнодушие нарастало с каждым годом, — тем охотнее Джейми брала пример с отца. Настоящий сорванец, с волосами, собранными в два хвостика, в джинсах или вельветовых штанах вместо платьев и оборочек, которые она презрительно называла «дурацкими тряпками», Джейми лазила по деревьям, гоняла мяч, а из заднего кармана ее джинсов частенько торчала рогатка. Эта штука бьет без обмана, тихо рассмеялся Линд. А подрастет, она, пожалуй, захочет обзавестись собственным пистолетом. И он купит ей пистолет.
Линд покачал головой и вернулся за письменный стол. Забавно, как за какие-то несколько лет Джейми круто изменила его жизнь. Какое огромное место в его жизни заняла дочь при том, что он никогда не желал иметь детей и его не заботила проблема продолжения рода! Он, даже и в мыслях не представлявший себя в роли семьянина, вдруг без памяти полюбил собственную дочь, свою крошку. Маленькую копию его самого — копию, которая не могла бы быть вернее, будь она даже мальчишкой. Необыкновенная, прекрасная, строптивая Джейми разбудила чувства, спавшие в глубине души, чувства, о существовании которых он и не догадывался, пока не родилась дочь.
С ее появлением на свет он стал все больше и больше времени проводить дома. Когда Джейми исполнилось четыре месяца, Линд попросил, чтобы ему сократили нагрузку в «Компании» (это название было в ходу между сотрудниками ЦРУ), и ему пошли навстречу. Он не видел ее первых шагов и не слышал, как она пролепетала свои первые слова, но все же он проводил с ней столько времени, что стал самым близким для нее человеком. У отцов редко бывает такое взаимопонимание с детьми, какое у него было с Джейми. Им вполне хватало друг друга, они не нуждались ни в домашних, ни в друзьях, даже Фрэн была им не нужна.
Линд посмотрел на фотографию жены в бронзовой рамке, стоявшую на столе. Фрэн была по-прежнему привлекательна, красота ее стала еще мягче. Но в ней не было огня. Он взял фотографию и долго разглядывал ее. Фрэн теперь носила короткую модную стрижку; она была снята в голубом костюме и шляпке под Жаклин Кеннеди. Она могла бы быть очаровательной, но в ней не чувствовалось жизни, не было бодрости, жизнелюбия, ничего от той пылкости и силы, которую их дочь унаследовала от него. Линд нахмурился. Фрэн вечно жаловалась, что его не бывает дома, но вот теперь, когда он уезжает куда реже, она словно бы опять недовольна. Забросила дом, свою живопись и даже дочь, о которой так страстно мечтала.
Он положил карточку на угол стола. Когда они привезли Джейми из клиники, материнские заботы, казалось, полностью поглотили Фрэн. Первые три года она была преданной и любящей матерью, ничто не интересовало ее, кроме дочери. Изменения начали происходить так незаметно, что Линд сперва не придал им значения. «Я был недостаточно внимателен, — думал он сейчас с раскаянием, — я никогда не задумывался о переменах в состоянии Фрэн!» Но теперь это было уже очевидно. Большую часть времени Фрэн проводила, запершись у себя в спальне и читая душещипательные романы, вроде «Унесенных ветром». Она грезила наяву, и с каждым днем становилась все более подавленной.
«Насколько я виноват, в том, что с ней происходит?» — спрашивал себя Линд. Он женился на ней не по любви, а потому, что этого требовали интересы дела. Он знал, как горячо она его любит, и все же женился. К несчастью, его отношение к жене не изменилось за последние шесть лет, но кое-что он начал понимать, он испытывал к ней жалость и сострадание. Он уже не был так беспечно равнодушен к ее чувствам и потребностям, но…
Сердитый вопль дочери прервал его невеселые размышления. Стремительно вскочив с кресла, он подбежал к окну. Джейми, явно напав первой, дралась с мальчишкой, с которым за минуту до этого мирно играла. Она повалила его на землю и уселась на него верхом, колотя его своими крепкими маленькими кулачками. «Джейми!» — крикнул Линд. Она не отозвалась, и он опрометью кинулся вниз. Пробежав через холл и выскочив на крыльцо, он перегнулся через перила:
— Джейми! Сейчас же прекрати!
Джейми обернулась и, увидев отца, тотчас вскочила на ноги. Почувствовав свободу, мальчишка тоже поднялся и побежал что есть духу. Обнаружив его исчезновение, Джейми погрозила кулаком ему вслед:
— Только покажись тут опять, я тебе так наподдам, что всех чертей вспомнишь!
— Джейми! — вновь позвал ее отец, ошарашенный ее агрессивностью и ее словами. — Ну хватит!
Она повернула к нему свою замурзанную мордашку и сунула руки в карманы своего грязного рваного комбинезона. Ее зеленые глазенки горели огнем, она едва сдерживалась. Давно не стриженные каштаново-рыжие волосы торчали вихрами во все стороны.
— Зачем ты мне помешал? — спросила она, когда он спустился к ней. — Ведь я бы отколотила его!
Он улыбнулся, опускаясь Леред ней на колени и доставая из кармана носовой платок.
— Ты и отколотила, — усмехнулся он, бережно вытирая грязь с левой щеки. — Здорово ты ему наподдала, а? — Он старался не рассмеяться: это только бы раззадорило ее.
— Еще бы, — кивнула Джейми с довольным видом. — Я бы победила, если бы ты нас не вспугнул!
— Не сомневаюсь ни на минуту, принцесса, — все-таки рассмеялся он, подхватывая ее на руки. — Но все же тебе не следует драться со всеми соседскими мальчишками.
Джейми откинулась назад и взглянула на него — личико ее потемнело от гнева:
— Это еще почему? Я всем им могу задать перцу — от меня пощады не жди!
— Я ведь не об этом, — он взъерошил ее волосы. — Ты же знаешь, юные леди так не ведут себя.
Она недовольно наморщила носик:
— Эти задаваки?
— Называй их, как хочешь! — Он с легкостью понес ее на одной руке по ступенькам и, не отпуская, распахнул дверь. — Если ты будешь так вести себя, из тебя никогда не получится настоящей леди.
— А я и не хочу быть леди, — заявила она немедленно. — Я хочу быть, как ты! — И в глазах ее заплясали чертики.
— Боже упаси! — Линд громко захохотал.
— А я хочу! — настаивала она.
— Да ни в коем случае, — убеждал он ее, опуская на пол холла. — Ты же девочка, и я отвечаю за то, чтобы ты воспитывалась правильно. И, раз уж мы заговорили об этом, скажи, где ты набралась этих слов?
— Каких, папочка?
— Ты прекрасно знаешь каких! Что ты обещала Томми? — Сам он всегда старался не употреблять при дочери крепких выражений и сейчас говорил с ней об этом не без смущения.
— Ой, это…
— Да, это! — Линд смотрел на нее сверху вниз неодобрительно.
Она скорчила гримаску.
— Все так говорят! — пожала она плечами.
— Где? — продолжал допытываться он.
Она избегала смотреть ему в глаза, понимая, что он рассердился.
— На конюшне, — призналась она наконец.
— Они так говорят при тебе? — Ему захотелось немедленно выгнать вон всех конюхов.
Джейми покачала головой.
— Да нет же — но я все слышу, они думают, что меня нет, — она хмыкнула. — Я много слышу, когда им кажется, что меня нет поблизости.
— Что, например? — расспрашивал он.
— Да всякое.
Линд рассмеялся.
— Мне жаль твоего будущего мужа, принцесса, — сказал он. — Похоже, ты будешь сущим наказанием для мужчин.
Она засмеялась.
Линд выпрямился и громко позвал:
— Сейди!
— Да, сэр? — Наверху показалась тяжелая фигура пожилой седовласой экономки.
— Где миссис Линд? — спросил он.
Женщина нахмурилась.
— Полагаю, она в своей комнате, сэр.
«Как обычно, — подумал Линд. — И зачем я только спрашиваю?»
— Сейди, пожалуйста, умойте Джейми и приведите ее в порядок, — попросил он. — У нее тут была небольшая стычка.
— Опять? — старушка презрительно фыркнула. — Это уже четвертый раз сегодня, сэр! Боюсь, что ей и надеть-то уже нечего.
— Ну, вы там найдите что-нибудь, ладно? — Махнул он нетерпеливо рукой, вновь приходя в раздражение оттого, что Фрэн никогда не смотрит за дочерью.
— Хорошо, сэр, — тяжело вздохнула Сейди. — Пойдем, Джейми.
Глядя на поднимающуюся по ступенькам дочку, Линд ощутил острую обиду за ее заброшенность. Конечно, Сейди делает все, что может, но она слишком строга к девочке, неласкова, а порой и несправедлива. «Проклятье, — думал он возмущенно, — ребенку нужна материнская забота».
Черт знает, что происходит с Фрэн?
Фрэн Линд, сидя у туалетного столика в спальне, расчесывала волосы, медленно считая взмахи щеткой. Опустившись на край кровати, ее муж расшнуровывал ботинки.
— Послушай, было бы не плохо, если бы ты проводила побольше времени с Джейми, — начал он. — Ей нужны женская рука, материнское влияние.
— Она нуждается во мне? — ледяным тоном возразила Фрэн, стараясь не сбиться в счете. — Это же твоя дочь, можешь сам ее спросить!
Линд замер от изумления и взглянул на нее, но Фрэн сидела к нему спиной, уставившись в зеркало.
— Что за дьявольщину ты несешь? — спросил он, даже не пытаясь скрыть раздражения.
— Только то, что ты слышал, — равнодушно произнесла Фрэн. — Это твоя дочь и похожа она на тебя, я ей не нужна — ей никто не нужен.
— Что ты говоришь! — Линд так и вскинулся, рванув рубашку с такой силой, что она едва не порвалась. — Ты знаешь, что она опять сегодня подралась? Тебя что, не волнует это?
— Насколько я знаю, она отлично может за себя постоять. — Насчитав обязательные сто взмахов, Фрэн отложила щетку, но лицом к мужу не повернулась.
— Естественно, она будет… она вообще скоро перестанет в тебе нуждаться! — горячился Линд, тщетно борясь со своим гневом. Он никогда не поднимал руку на женщину, но сейчас ему невероятно хотелось прибить собственную жену. — Ты хоть понимаешь, что ты делаешь, вот так постоянно отворачиваясь от ребенка. Она играет только с мальчишками — у нее нет подружек. Дня не проходит без драки. Она крутится на конюшне слышала бы ты, как она выражается!
Фрэн наконец соизволила взглянуть на него, повернувшись на своем розовом бархатном пуфе.
— Джим, ей не нужны ни моя помощь, ни мои заботы, — произнесла она ровным голосом. — Ей ничего от меня не нужно. Ей нужен ты, и она придет в ярость, если кто-то попробует оттянуть ее от тебя.
Линд уставился на нее, не в силах верить тому, что услышал.
— Господи Боже, Фрэн, ты словно ненавидишь ее! Она же ребенок — твой ребенок! — От негодования не находя слов, он бессильно покачал головой и, махнув безнадежно рукой, отправился в ванную, в сердцах хлопнув дверью.
Фрэн перевела дыхание и взглянула на свое отражение в зеркале. Если что-то и могло вывести из себя ее дорогого супруга, так это мысль, что его ненаглядную дочь обижают. Фрэн была уверена, что Джейми с лихвой хватает отца. Ведь вся его жизнь теперь была в ребенке — во всяком случае, так казалось Фрэн. До рождения Джейми Джим пользовался любым поводом, чтобы улизнуть от нее, и она надеялась, что, когда появится ребенок, он вернется к ней. Так оно и случилось. Отныне ему ненавистна даже мысль о поездках, но, когда он дома, каждая его свободная минута принадлежит Джейми — ни для чего другого у него времени нет. Все и всегда для одной Джейми, обиженно думала Фрэн, одна Джейми для него что-то значит.
«О, Боже, — словно током ударило ее, — да я ведь ревную его к собственной дочери!»
Линд смотрел на жену, сидевшую напротив него за обеденным столом. Фрэн уткнулась в тарелку, но ничего не ела, а лишь рассеянно тыкала вилкой в еду, тогда как мысли ее витали где-то далеко-далеко.
Джейми, слишком возбужденная, чтобы есть, оживленно рассказывала об утреннем уроке верховой езды.
— …а Хэнк сказал, что я уже езжу лучше всех мальчишек в классе, — выпалила Джейми и, не переводя дыхания, выпила чуть не полкружки молока. — На следующей неделе он разрешит мне прыгать через барьер. — Она повернулась к Линду, ее зеленые глаза искрились восторгом. — Ты придешь посмотреть, папочка?
Он усмехнулся.
— Да я все на свете отдам, только бы взглянуть, принцесса, как ты прыгаешь, — уверил он ее и посмотрел на Фрэн. Та по-прежнему не отрывала глаз от тарелки. — Первый прыжок через барьер — это же событие! — похвалил он ее.
— Разрази меня гром, если это не так! — восторженно отозвалась Джейми.
— Джейми! — Линд укоризненно посмотрел на нее.
Она насупилась:
— Прости, папочка.
— Думаю, — начал он, вставая со своего стула, — что прыжок через барьер важный этап в школе верховой езды, верно? — Его глаза взывали к Фрэн, но та не реагировала, и он перевел их на Джейми, усиленно кивавшей ему. — Тут без подарка не обойтись.
— Подарка? — Джейми смотрела на него во все глаза. — Но, папа, ты ведь не знал, что я буду прыгать!
Он добродушно рассмеялся.
— Но ты же не станешь отказываться, а, принцесса? — спросил он, доставая большой сверток в шуршащей бумаге, перевязанный широкой красной лентой. Он протянул его все еще растерянной Джейми.
— Что там, папочка?
— А ты разверни и посмотри.
Она принялась разворачивать аккуратно увязанный пакет, разрывая в клочья тонкую обертку с нетерпением, отличавшим все ее поступки. Насыпав у своих ног целый ворох бумаг, она открыла коробку и радостно вскрикнула. Внутри лежал костюм для верховой езды — белые лосины, черная курточка и жокейская каскетка.
— Кажется, этот костюм привел тебя в восхищение, когда мы с тобой последний раз были на Манхэттене, — напомнил ей с улыбкой отец.
— Ой, ну конечно, это тот самый! — Она подпрыгнула и повисла у него на шее. — Ладно, я прямо сейчас его надену? Ну, пожалуйста!
— Не «ладно», а «можно», — поправил ее отец.
— Да, да, да, — нетерпеливо закивала Джейми. — Ладно, я надену его?
Он улыбнулся.
— Если только мама не возражает, — сказал он, безуспешно пытаясь втянуть в разговор Фрэн.
— Хорошо, мама? — взглянула на нее готовая бежать переодеваться Джейми.
Фрэн бесстрастно взглянула на свою дочь.
— Твой отец позволяет тебе все, что ты хочешь, — тихо выдавила она.
— Вот здорово! — Джейми рванулась прочь так быстро, что чуть не опрокинула стул, и выбежала в дверь, прижимая к груди коробку, из которой торчал костюм наездницы.
— Попроси Сейди помочь тебе! — крикнул ей вдогонку Линд.
— Ладно, папочка! — громко закричала она, топая по ступенькам. — Сейди, бросай все к шутам и поднимайся сюда!
— Джейми! — предостерегающе крикнул Линд.
— Прости, папочка!
Убедившись, что Джейми их не услышит, Линд повернулся к жене.
— Это уже ни на что не похоже! — сказал он в сердцах.
— Что именно, дорогой? — дружелюбно отозвалась она, стараясь не смотреть ему в глаза. Она взяла свой бокал с вином и медленно потягивала его.
— Как ты разговаривала с Джейми? — резко продолжал он. — И как только ты можешь быть такой бесчувственной и холодной?
Она взглянула на него в упор.
— Очень просто, мой милый супруг, — ответила она бесцветным голосом. — Этому я научилась у тебя.
Он скрипнул зубами.
— Относись ко мне, как угодно, но не переноси этого на нее! — отрезал он.
Впервые в ее голубых глазах вспыхнул гнев, который она так долго сдерживала.
— Черт возьми! — выпалила она с неменьшей резкостью. — Ты носишься с ребенком как с писаной торбой! Тебя ничего, кроме Джейми, не волнует! За все то время, что мы женаты, ты чего только не делал, лишь бы уйти от меня, а теперь, когда у тебя появилась твоя ненаглядная доченька… — Она разрыдалась. — Господи, меня просто тошнит от тебя! — Она швырнула салфетку и выскочила из-за стола, взглянув на него невидящим взором, и выбежала из комнаты.
Линд глубоко вздохнул и покачал головой. Что же с ней творится, спрашивал он себя уже не в первый раз. Иногда ему казалось, что она просто ненавидит собственную дочь. Нахмурившись, он решил потолковать с Гаррисоном Колби, и как можно скорее. Видимо, Фрэн нужна врачебная консультация, может быть, у психиатра…
— Папочка, ну как?
Линд вскинул голову. Джейми, в новом костюме амазонки, стояла в дверях. Собранные в хвост волосы были перехвачены изумрудно-зеленой лентой у самой шейки, несколько непослушных рыжеватых колечек выбились из-под черной каскетки и обрамляли ее пылающее личико. На шее был повязан зеленый шелковый галстук, заколотый золотой булавкой, а черные сапожки были начищены до блеска усердной Сейди.
— Потрясающе! — признался Линд. — Прямо настоящая наездница!
Она покружилась, чтобы он смог получше рассмотреть ее со всех сторон.
— Правда, папочка?
— А разве я когда-нибудь тебя обманывал?
Она улыбалась, довольная его комплиментами.
— Кажется, нет. — Она огляделась. — А мама где?
Поколебавшись, он сказал:
— Ей нездоровится, принцесса, и она решила прилечь.
Джейми нахмурилась.
— Мамочка часто болеет, правда? — спросила она печально.
— Правда, солнце мое, — кивнул Линд, протягивая к ней руки. Джейми забралась к нему на колени и крепко обняла его. — Прости меня, девочка, — прошептал он, прижимая ее к себе.
«Прости меня, что Фрэн не может быть тебе хорошей матерью», — подумал он.
Времена года сменяли друг друга, после лета пришла осень, а Фрэн Линд все глубже погружалась в депрессию. Она плохо спала, ела, только чтобы не умереть голодной смертью, и почти не выходила из своей спальни, даже еду просила Сейди приносить к ней в комнату, так что муж и дочь обедали в одиночестве. В конце августа Линд перебрался из их общей спальни в одну из комнат для гостей. К началу октября Фрэн потеряла в весе целых двадцать фунтов, и теперь платья болтались на ней, как на вешалке. Она стала много пить, пристрастилась к наркотикам, которые ей выписывали в качестве лекарств. Линд махнул на нее рукой и больше не пытался примирить ее с Джейми, понять причины отсутствия в ней интереса к дочери и не старался втянуть ее в беседу. Родители Фрэн и сестра уговаривали ее проконсультироваться с врачом, но безуспешно.
Почему они не могут уразуметь, что ее нужно оставить в покое и все, размышляла Фрэн. Психиатр тут не поможет — и никто не поможет. Разве только Джим? Но эту надежду она давно оставила. Он не мог — или не хотел — дать ей то, что ей было необходимо для счастья. Фрэн принималась плакать. Ей нужна только его любовь. Разве не старалась она быть хорошей женой? Что же она делала не так?
Слишком поздно Фрэн поняла, что муж никогда не любил ее. Теперь она убедилась, что он женился на ней лишь затем, чтобы попасть в фирму ее отца и утвердиться в банках Колби. Вначале он вел себя так, чтобы никто не узнал правды, но после рождения Джейми он перестал скрывать это.
Джейми. Одна Джейми и значит что-то для Джима. Ее он обожает. Фрэн качала головой. А она-то думала, что он не хочет ребенка! Рождение дочери заставило Джима чаще бывать дома, но в их отношениях ничего не изменилось, хотя Фрэн так на это надеялась. Напротив, дочь развела их еще дальше, если это возможно. Для Джима она просто перестала существовать, он жил только Джейми и одной Джейми. «Если бы я завтра умерла, — мрачно рассуждала Фрэн, — мой муж этого даже не заметил бы. И дочь тоже».
«Если бы я умерла!» Да, ей хотелось умереть. Разве смерть хуже ее нынешнего прозябания? Неужели брак без любви и сознание, что ты не в состоянии любить собственного ребенка, лучше? Джейми она не нужна, и на взгляд Фрэн, ей было бы лучше без нее. Джейми нужен только отец — вот и прекрасно, пусть получает его целиком. Им обоим будет лучше без меня, решила Фрэн.
Она взглянула на старинные часы, стоявшие на туалетном столике. Сейди сегодня выходная. В доме она одна, Джим с дочерью отправился на соревнования по верховой езде. С тех пор, как Джейми увлеклась лошадьми, они целыми днями пропадают на соревнованиях и бегах. И еще этот пони, которого Джим подарил ей, — носятся с ним, будто он уже победил на всех скачках! Их не будет до вечера. У нее куча времени, все можно успеть. Это единственный выход, подвела она черту под своими рассуждениями и отправилась в гардеробную.
«Как давно я не занималась своими туалетами! — подумала она, придирчиво разглядывая свои платья. — И все же следует выглядеть прилично, ведь это случается с человеком однажды». Она выбрала свое любимое платье из голубого шелка от Себастиана, купленное перед свадьбой. Она не могла припомнить, когда в последний раз его надевала. Фрэн положила платье на кровать и стала подбирать к нему туфли, чулки, серьги, жемчуг — так же тщательно, как она только что выбирала платье. Одевшись, она причесалась и накрасилась, как будто собиралась на званый вечер. «Так это и есть, — подумала она, — мой прощальный вечер».
Она вгляделась в изможденное лицо, смотревшее на нее в зеркало. «Неудивительно, что он тебя не любит, — с отвращением отметила она. — Ты всего лишь жалкое подобие женщины».
Взяв сумочку, она деловито спустилась с лестницы и направилась в гараж, где уже полгода стоял без движения ее голубой «кадиллак».
Она даже не знала, достаточно ли в баке горючего. Плотно затворив дверь гаража, она подошла к машине и отворила дверцу. Сунула ключ зажигания, услышала ровный шум мотора. «Это не займет много времени», — думала она.
Затем она откинулась в кресле и глубоко вздохнула, молясь, чтобы все закончилось поскорее.
— Ах, папочка, я просто дождаться не могу, когда мы с Кристобалем тоже будем прыгать на соревнованиях! — радостно щебетала Джейми, когда они ехали домой вдоль Лонг-Айленда. — Вот весело будет! Ты ведь приедешь, правда, приедешь?
— Конечно, я буду с тобой, принцесса, если смогу, — пообещал ей отец. — Ты же знаешь, мне не всегда это удается…
— Знаю, — кивнула Джейми с сожалением. — Ну, а если ты будешь дома… если будешь, ты ведь приедешь?
— Несомненно, — улыбнулся он.
Ну, теперь она целый месяц спать не будет, в душе рассмеялся он. Личико ее, окруженное непокорными завитками, озорные зеленые глазенки, вспыхивающие счастьем при взгляде на выигранную сегодня голубую ленточку, делали ее похожей на ангелочка и на чертенка одновременно.
— А мама? — прервала его размышления Джейми. — Как ты думаешь, она придет?
Линд нахмурился. Как бы ни были плохи их супружеские отношения, Джейми никогда не переставала любить мать.
— Вряд ли, принцесса, — решительно ответил он, не желая внушать надежды. «Почему Фрэн держится так отстраненно? — горько сетовал он про себя. — Джейми так нужна мать, а она ведет себя хуже, чем чужая. Когда девочка подрастет, им с Фрэн уже не сблизиться. Их отношения и сейчас мало что связывает, несмотря на все усилия Джейми отыскать путь к сердцу матери».
Повернув машину к дому и проезжая мимо гаража, он заметил, что гараж закрыт, хотя ему казалось, что утром он оставил дверь открытой. Или нет? «Должно быть, я ошибаюсь», — подумал он беззаботно. Остановив машину у подъезда, он высадил Джейми.
— Беги наверх и переоденься, — сказал он, — а я отведу в конюшню Кристобаля.
— Хорошо, папочка! — Она чмокнула его в щеку и поскакала по ступенькам, зажав голубую ленточку в руке. Наверное, торопится показать ее Фрэн, мелькнуло у него в голове. Лучше бы она забыла, что у нее есть мать.
Когда он вернулся к машине, он услышал гул мотора, доносившийся из гаража. Он не поверил себе, прислушался. Да, это звук мотора. Он кинулся к гаражу и отворил тяжелую дверь. Когда он увидел машину Фрэн с работающим мотором, когда запах выхлопных газов бросился ему в нос, он сразу догадался, что произошло, вернее, что натворила его несчастная жена. Выхватив из кармана носовой платок и прикрыв им рот и нос, он ринулся внутрь. Синий вонючий дым застилал все кругом, из-за него ничего нельзя было толком разглядеть. Вытащив Фрэн из машины, он вынес ее на свежий воздух, положил на траву, пошлепал по щекам в надежде привести ее в сознание, но напрасно. Дыхания не было. Он поискал ее пульс, прижал ухо к сердцу. Сердце не билось. «Господи Боже, — подумал он, — она мертва!»
— Мамочка!
Линд резко обернулся. Джейми стояла в нескольких шагах от него, судорожно прижимая голубую ленточку к белому от ужаса лицу.
— Немедленно иди домой, Джейми! — приказал он. Не нужно ей быть тут, она не должна этого видеть.
— Что с мамой? — крикнула Джейми, подходя еще ближе. Нижняя губка ее дрожала, вот-вот заплачет. — Почему она не просыпается?
Линд не отвечал, что он мог ответить? Как он мог сказать ей, что ее мать умерла?