Всё прекрасно. Всё чудесно

Глава 13

Рональд Уизли всегда был простым парнем. Если что-то происходит и он это замечает, то сразу бежит к Гермионе, чтобы разобраться во всем.

Однако не сейчас. Сейчас они хоть и остались друзьями, но общались крайне редко. Они виделись с ней даже чаще, чем разговаривали. Она старалась держаться Гарри и Джинни.

Он прекрасно знал, что Гарри уже был у неё в больничном крыле. Но прийти вместе с ним он не смог. Рон знает, что весь друзей разговор он будет молчать и стоять в стороне.

Вообще, та ситуация, что произошла во дворе Хогвартса, была очень странной. Какого чёрта Малфой прикасается к Гермионе без причин? Почему Рон не заметил Грейнджер первым? Сейчас, возможно, он бы сидел рядом с ней в больничном крыле и разные безумные вещи не лезли ему в голову.

Он несколько раз уже выходил из общей гостиной, чтобы пойти и проведать Гермиону самостоятельно. Но что-то будто не давало ему это сделать.

Возможно, это был страх. Ведь он даже не знает, как она отреагирует на его визит. Может быть, это была растерянность. Ведь он даже не продумал то, что скажет. Ты прекрасно понимаешь, что тебе нужно её увидеть. Показать, что ты тоже переживаешь за неё. А вдруг она спит? Плевать, лишь бы увидеть её.

Он уже спускался по лестнице, когда заметил, что коридоры везде были пусты. Чёрт, у них же сейчас Зельеварение. Всё равно, он должен был её увидеть.

Второй этаж, поворот в пустой коридор. Ему нравилось, что за окном засветило солнце, словно освещало ему путь. Неужели всё будет в порядке? Может они смогут помириться? Определенно, если он извинится перед ней и попросит второй шанс. Возможно, она согласится. А нет — он постарается пережить. Он не в силах отказать себе в маленькой надежде, что Грейнджер может вернуться к нему. И он вновь обнимет её, как было раньше.

Поворот в сторону больничного крыла. Массивная дверь была приоткрыта. Уизли аккуратно обошёл разбросанные железные доспехи. Видимо, Пивз недавно пролетал здесь.

Шаг, ещё шаг и…

Рон не любил крыс. Ещё с третьего курса Хогвартса, когда его любимый домашний питомец оказался предателем Сириуса Блэка, Римуса Люпина и отца Гарри Джеймса Поттера. Питер Петтигрю. Периодически, у Рона даже болела нога, где раньше его укусил Сириус, когда тащил под Гремучую иву. С тех самых пор, крысы вызывают у него отвращение.

И сейчас, когда он стоял и смотрел внутрь больничного крыла… Когда видел, как Гермиона кладет ладонь на щеку Малфоя… Когда он лежит рядом с ней, как ни в чем не бывало… Внутри его сердца стала царапаться крыса. Она давно пригрелась и жила там. С тех самых пор, когда Грейнджер сказала ему, что не хочет встречаться.

Уизли не мог пошевелиться, стоя прямо перед дверью. Ни шагу назад, ни шагу вперед. Его сердце продолжала терзать та самая крыса. Чёрная, вся в слизи. С красными глазами. Скалила зубы и выпускала когти. Ревность. Это была она. И сейчас она проснулась. И требовала крови.

Он не знал, кого ему стоит убить. Надоедливую крысу, Грейнджер или мерзкого урода, что сейчас её поцеловал? А может всё же крысу? Было бы проще. Так можно и сердце захватить. Которое разваливалось на куски и падало куда-то вниз, в сторону кишок.

Он развернулся на пятках. Он больше не в силах был это видеть. Невозможно. Он не хотел это видеть. Надоедливые силуэты мелькали в его голове.

Прозвенел звонок и душные классы открывали свои двери, выпуская замученных после урока студентов. Рон не замечал никого. Перед глазами стояла только одна картина, что подогревала его ревность. Крыса цеплялась когтями за верхнюю полую вену, разрывая её, пуская кровь. И только боль напоминала ему, что он всё ещё жив.

Нарцисса Малфой всегда старалась повиноваться своему мужу. Когда-то отец сказал ей, что рядом со своим аристократическим супругом она должна вести себя тихо и подчиняться всем его приказам.

Она помнит, как её мир рухнул, когда Люциуса собирались отправить в Азкабан. Но Визенгамот оправдал бывшего Пожирателя Смерти, назначив только три года домашнего ареста. И тогда, когда он вернулся к ней в сопровождении нескольких сотрудников Министерства Магии, она была рада и разочарована одновременно.

Она не представляла, что будет делать с мужем каждый день в течение трех лет. Он всегда вызывал у неё панический страх, особенно, когда был рядом с ней слишком близко.

Некоторые поступки, что он совершал, были для неё непонятны. Это касалось и того, что он согласился сделать из их поместья прибежище для Пожирателей Смерти. А после окончания войны в магическом мире предал их, ведь дал показания против своих же коллег. Множество раз Люциуса забирали в Министерство, чтобы он рассказал месторасположение скрывающихся последователей Тёмного Лорда.

После их свадьбы, ещё в далеком 1979 году, Нарцисса и Люциус были одни в одной из комнат Мэнора. И в этот день они много чего успели обсудить. Женщина понимала, что перед ней сидит мужчина, что сохранит благоразумие и респектабельный вид в первую очередь. Хотя ей так хотелось, чтобы он хоть раз проявил к ней нежность. Она ведь была простой девушкой в то время и ещё не привыкла к тому, что за ней никто не ухаживает. Однако со временем ей пришлось выработать привычку, что она не любит своего супруга. Только подчиняется и не более. Как и он — никакой любви, только приказы.

И когда появился Драко в их жизни, она вновь расцвела. У неё появился чистый лист, которому она была готова подарить всю нежность и любовь, что скопилась в её сердце.

Их сын быстро подрастал. Много чему учился, благодаря поддержке и благосклонности её супруга. По большей части он рассказывал сыну о том, что сожалеет, что Тёмный Лорд не смог достичь своей цели. И Драко верил. Слушал его, впитывая его слова, как губка. А Нарцисса боялась, что из его любимого мальчика выйдет отличное оружие, новый приспешник Тёмного Лорда.

А однажды, когда Драко сильно заболел пневмонией, и в один из таких вечеров, когда его лихорадило, Нарцисса сидела с ним всю ночь. Это произошло весной, когда через несколько месяцев он должен был отправиться в Хогвартс. Она лежала рядом с ним в кровати, когда он, обливаясь потом, бредил. Бормотал что-то невпопад. А она прижимала его к груди, чувствуя, как разрывается её сердце.

Что бы там Люциус не говорил Драко, Нарцисса действовала на другом фронте. Она учила его, что любовь должна быть прежде всего. Никакие статусы, репутация и деньги не смогут заменить такого прекрасного чувства. И Тёмный Лорд не будет способен подарить ему это. Она понимала прекрасно, что в роду чистокровных волшебников нет таких понятий, как любовь, доверие и много чего другого положительного. Детей женили на таких же волшебниках, что были из чистокровных родов и знатных семей.

Она не хотела этого. И в ту ночь когда Драко лихорадило, он прошептал, что не хочет быть Пожирателем. Что всё, что происходит вокруг — не его. Нарцисса успокаивала его, шептала, что всё прекрасно понимает. И просила его замолчать, ведь их могли услышать. Будь то домовики или сам Люциус. Она не хотела рисковать своим единственным и горячо любимым сыном.

Когда Драко приехал на Рождественские каникулы на первом курсе, он взахлеб делился своими впечатлениями. Это случилось в первый же ужин, когда он вернулся в Мэнор. Ему понравилось, как Нарцисса украсила столовую: везде парили свечи, как в Хогвартсе; на камине были развешены рождественские сапожки, в которые она уже положила несколько подарков. Вокруг царило тепло и уют.

Люциус был против такого «сладкого» притворства. Он предпочитал, чтобы Мэнор оставался тёмным и гнилым. Как и его душа. А Нарцисса хотела создать для своего сына радость предстоящего праздника.

Он рассказывал ей о том, что встретил Поттера. И девочку, которая ему очень сильно понравилась. В этот момент, когда он это произнёс, Люциус отбросил в сторону столовые приборы, которые с характерным звоном ударились о тарелку и упали на пол. Нарцисса вскочила на ноги слишком поздно, ведь Люциус уже схватил волшебную палочку и её кончик устремился на испуганного Драко.

— Тебе никто не может нравится, — процедил он сквозь зубы. Их сын был достаточно напуган, но знал, что любая слабость может стать оружием для противника. Он не вскочил, не побежал в сторону матери, которая твердила, что Люциус должен убрать палочку от их сына.

Вместо этого мальчик просто продолжил ужин. Молча. Словно согласился с отцом. Остаток того вечера прошел в тишине и страхе Нарциссы. Уже той же ночью, она пришла к сыну в комнату. Тот ещё не спал, хотя время было за полночь. Нарцисса не находила себе места в спальне, лежа рядом со спящим Люциусом. Она не понимала, как он превратился из спокойного и рассудительного мужчины в монстра.

Поэтому и пришла к сыну. Ей было интересно услышать о симпатии Драко к той девочке. Ведь мальчишкам в этом возрасте свойственно проявлять такие чувства. И только Нарцисса могла его понять.

Драко сидел на подоконнике, высматривая что-то в звездном небе, что было необычно для конца декабря. Пальцем он касался окна, на обратной стороне которого мороз что-то нарисовал.

Нарцисса медленно приблизилась к сыну и опустила руку ему на плечо. Он повернулся к ней. Его взгляд был потерян и расстроен одновременно. Она коснулась губами его светлых волос и обняла. Мальчик опустил руки на её, словно искал в них спасение.

— Кто она, милый? — шепотом спросила Нарцисса.

— Маглорожденная, — так же тихо ответил Драко.

— Расскажи о ней. Мне очень интересно.

И её сын ожил. Начал взахлеб рассказывать о том, кто такая Гермиона Грейнджер. Рассказывал о ней не повышая голоса, так как знал, что их могут подслушивать. А внутри Нарциссы всё теплело. Ведь её сын влюбился. И ему было плевать на то, что она — маглорожденная волшебница. Как и Нарциссе. Ведь она, эта маленькая девочка, с вьющимися волосами, смогла растопить лед, который растил Люциус внутри него.

И сейчас, когда она смотрела в тот самый светящийся шар, окутанный внутри дымкой, она видела Драко. Он с такими же горящими глазами, как и в ту ночь, смотрел на неё. И Нарцисса сразу поняла, что он смог. Вопреки всему и вся. Он оказался рядом с ней. Она была рада за своего сына, и в то же время — тревожилась. Ведь та самая Гермиона Грейнджер ещё не знала ничего, что произойдет в будущем.

Она получила письмо от сына на следующий день. Он не писал отцу уже очень давно, просто не хотел. Не желал связываться с ним. А вот с Нарциссой он переписывался еженедельно. Дрожащими руками она забирала у семейного филина сверток пергамента. Со страхом разворачивала его, словно там было какое-то проклятье. И впитывала строки, написанные рукой её сына, как мантру.

Она сжала этот пергамент тонкими пальцами. И по её щеке потекла едва заметная слеза. Она была счастлива за своего сына. И в то же время черти внутри неё царапали её нутро. Она не хотела, чтобы девушка родила от её сына. Не хотела. Но так отчаянно желала сыну счастья. Которое он не сможет обрести из-за Люциуса и проклятого пророчества.