— Прошу вас, княжна, — Иосиф придвинул стул, слегка поклонился. Княжна улыбнулась и села. Сели и мы. — Княжна, позвольте представить вам: Игорь Валинецкий, Вахтанг Петиашвили. Господа: княжна Дадешкелиани.
— Лучше просто Кето, — сказала княжна.
— О, не лишайте нас удовольствия называть вас княжной, — сказал я. — Поверьте, такое бывает не каждый день.
Наверное, я неприлично пялился на княжну: Иосиф поглядывал на меня неодобрительно. Но я просто не мог удержаться. О, как красива была княжна! Тревожно, я бы сказал — трагически красива. Бледное тонкое лицо, огромные темные глаза, нервный излом бровей. Тонкие пальцы, которым если что и держать, так гусиное перо.
Между тем в материалах по «Пятому марта» имелся словесный портрет девушки-снайпера, составленный одним из немногих, кто уцелел после встречи с ней. Двадцать лет, волосы темные, вьющиеся… Возможно, это она и есть. Иосиф сидел по левую руку от нее, прямой, как шпага. Я еще раз восхитился мастерством Якова: Иосиф полностью совпадал со своим, портретом. Единственное, чего Яков не мог уловить, был цвет волос: пегие, полуседые кудри Иосифа делали его значительно старше, чем он был на самом деле.
— В нашем распоряжении час, — сказал я. — На этот час мы можем гарантировать полную изоляцию данного помещения. Думаю, мы уложимся.
— Даже если и не уложимся, то сможем перенести разговор в другое место, — сказала княжна. — Не это главное. Как нам избавиться от взаимной подозрительности, я ничего не могу с собой поделать, но я не верю вам до конца…
— Согласитесь, что у нас больше оснований не верить вам, — сказал я.
— Да, больше, вы уже сказали свое слово здесь, в этом городе, а мы — мы должны молчать, пока — молчать… И даже более того: мы просим вас — остановиться… поверьте, ненадолго, на два-три дня…
— Так, — сказал я. — А вы понимаете, что сейчас наши подозрения — лучше скажем, недоверие — крепнет?
— Да, понимаю, да, и все же — я буду продолжать просить вас, клянусь — ведь только так мы сможем добиться цели, иначе — все обернется прахом.
— Тогда объясните, почему, — потребовал я.
— Иосиф, мы рискнем, да? — голос княжны стал тихий, почти бессильный. — Мы объясним, но только — прошу вас! — сначала вы ответьте на вопросы, на несколько вопросов…
— Не обещаю.
— Пожалуйста! Нам это очень важно — понять…
— Давайте попробуем.
— Мы ничего не слышали о вас — узнали из теленовостей. Значит, вы базируетесь не на грузинской земле — иначе такого не могло произойти. Тогда?..
— Наша база в Польше — где именно, я не могу сказать.
— Да, разумеется. И как давно вы существуете?
— Нынешний состав — год.
— Год… год… А мы уже четыре года. И, как я понимаю, здесь у вас — дебют, не так ли?
— Не совсем дебют… но крупная гастроль с афишами — первая.
— Как неудачно мы пересеклись! Или удачно?.. Иосиф, ты все молчишь — скажи хоть что-нибудь, мужчина!
Иосиф кивнул и что-то по-грузински сказал Вахтангу. Вахтанг ответил длинной фразой, улыбнулся и сделал жест руками: будто повертел перед глазами, осматривая с разных сторон, небольшой арбуз.
— Скажите, — обратился Иосиф ко мне, — вот вы поляк, базируетесь вы в Польше, тогда почему же — месть за Грузию?
— «За вашу и нашу свободу», — помните?
— И все же?
— Я поляк только наполовину — у меня мать грузинка. В нашей группе есть грузины и абхазы. Наконец, в Грузии пролилась слишком большая кровь, чтобы оставить без ответа…
— Да, — сказала княжна и замолчала, прикрыв глаза. — Я была там, — добавила она после паузы.
— Он тоже, — кивнул я на Вахтанга.
Теперь княжна обратилась к нему по-грузински, Вахтанг кивнул и нехотя, короткими фразами, стал что-то рассказывать. Голос у него был нормальный, может быть, чересчур ровный, и лицо хорошее, а что малоподвижное и невыразительное, так это — результат контузии… Мы накачали его так, что аббрутин только что из ушей не лился. Несколько часов он будет знать о себе, что он — боевик группы «666» и что он контужен под Телави.
— Все, кто командовал расправой, теперь здесь, — сказал я. — Приговоры вынесены, и я не в праве их отменить.
— У меня убили родителей, — сказала княжна, — мой брат умер в лагере, а о сестре я до сих пор ничего не знаю и надеюсь только, что она тоже умерла… И все равно я прошу вас — отложите возмездие. Не отмените, никто не говорит об отмене, но отложите. Потому что если вы произведете еще один взрыв, совещание перенесут в другое место, и все наши труды пропадут… и шанс будет упущен, единственный шанс…
О! Это было как раз то, что я ждал. Я откинулся на спинку стула и задумался.
Княжна достала из сумочки сигареты, Иосиф услужливо щелкнул зажигалкой. Об этом мы тоже позаботились: на портрете, который они получат, будет лицо, как две капли воды похожее на фоторобот с плаката «Разыскивается!», которым оклеен весь Краков. Дерзкое ограбление банка.
— Болит? — спросил я Иосифа. Он положил зажигалку в карман и поморщился.
— Ннэт, — тряхнул он пегой головой. — Ннэ болит. Врал, конечно: после того, как Крупицыны завернули ему руки, плечевые суставы должны болеть минимум неделю.
— Могу предложить тибетский бальзам, — продолжал я. — Снимает любую боль.
— Спасибо, — сказала княжна. — Иосиф сам — фармаколог.
— Как хотите, — пожал я плечами. — Вернемся к нашим баранам. Лишних вопросов я задавать вам не буду, скажу все сам, и если очень уж ошибусь — поправите.
Хорошо? Итак: вы намерены произвести покушение на кого-то из участников совещания. Вероятнее всего, на фон Вайля. Против этого возражений не имеем. Но вы просите нас приостановить на время нашу деятельность, лечь на дно — то есть рискнуть всем, что мы уже поставили на карту, потому что в гепо сидят не только глупые увальни, — для того, чтобы совещание состоялось и вы смогли произвести акцию. Но в таком случае, объясните мне, почему ликвидация политического деятеля для вас важнее, чем возмездие десятку палачей? Ну, не будет фон Вайля, так будет Шредер, уберете Шредера — будет Дорн. Какая вам разница?
— Если вы позволите, я скажу, — княжна подняла руку ладонью вперед. — Из всего того, что вы перечислили, верно лишь одно: да, возмездие палачам у нас сейчас стоит на предпоследнем месте.
— А на последнем?
— Вязание на спицах.
— М-м…
— Не делайте такое лицо и выслушайте то, что я скажу. Да, еще весной мы пошли бы с вами, мы мстили бы, и лучшей цели не было бы для нас — лучшей цели и лучшей судьбы. Но — появилась иная, и ваши цели, и наши, те, которые были прежде, — заслонила. Мы увидели вдруг… простите… — она смяла сигарету. — Я вдруг заволновалась, вот как… эта цель… Эта святая цель — независимость родины, независимость Грузии, и сейчас она стала достижимой, да… И вдруг — вы, братья, но как же вы можете помешать! Сейчас, сейчас — я все объясню. Весь Рейх трещит по швам, и он развалится, клянусь, если все будет идти так, как идет сегодня… война в Африке — тому доказательство… Что было в позапрошлом году в Кахетии, невозможно сегодня, солдаты не станут стрелять, и офицеры не отдадут таких приказов, но и народ не поднимется еще раз — на такое… нужна пауза, нужен еще год бессилия Берлина!.. И все — тогда — свобода. Но если четверо договорятся, Рейх устоит, потому что развал его опасен и невыгоден даже врагам. Фон Вайль и Толстой секретно сговорились образовать союз, стереть границы — так будет разрешен неразрешимый, казалось, русский вопрос, — и уцелеет Рейх. Но мало кто из собственных же партий поддерживает и Толстого, и фон Вайля, и если мы устраним обоих, события пойдут естественным путем, Россия выйдет из состава Рейха — клянусь, тогда Берлину будет не дотянуться до маленькой Грузии! И в этом случае — разве только Грузия сможет обрести свободу? О, нет — все, кто достоин.
И ваша Польша, Игорь…
— Да, наша Польша…
Неслышно ступая, подошел Ганс и поставил на стол чашечки с дымящимся кофе и блюдо с пирожными. Я взглянул на пирожные: четыре меренги и четыре шоколадных эклера. Впрочем, я и так чувствовал, что террористы настоящие.
— Спасибо, Ганс, — сказал я. — А нельзя еще какой-нибудь воды? — Это значило, что мое мнение не противоречит результатам проверки.
— Значит, вы хотите перевернуть мир — и вот обнаружили точку опоры? — спросил я.
— Да, — улыбнулась княжна.
— Достойная цель… Ну, что же… Я еще не готов дать вам ответ, кого именно вы в нас встретили: союзников или нейтралов. Но не противников — это точно. Мы проанализируем ситуацию, посоветуемся… Назначайте время и место, где мы сможем дать вам ответ. Гарантирую, что в течение суток мы будем воздерживаться от акций. Дальше — будет видно.
— Хорошо. Место встречи — ресторан «Алазани». Время: четыре часа дня. Вы будете в этом же составе?
— Скорее, я буду с девушкой. Вахтанг, ты не в обиде?
— Мое дело солдатское, — сказал Вахтанг и улыбнулся княжне.