Почему-то лишь здесь, вдохнув плотный запах йода и мочи, я вспомнил, что устал.
Вид у Зойки был вполне деловой, и человек, плохо ее знающий, ничего бы не понял.
Ну, глаза чуть прищурены. Многие так щурятся.
Юра уже был здесь и убежал ненадолго домой. 0н придет к девяти и останется на ночь.
За Тедди все так же дышал аппарат. С трубкой во рту он почему-то походил на глубоководное чудовище, выброшенное на берег. Веки его почернели и отекли.
Вторая операция, сказал хирург, прошла хорошо: зашили разорванный край печени.
Из-под простыни выходили трубки, тянулись к тихо гудящему желтому цилиндру под кроватью. Пришла медсестра, жестом отодвинула нас, воткнула в Тедди шприц. Из двух пластиковых мешочков что-то по каплям — справа медленно, слева быстро, почти струйкой — вливалось в его вены. Зойка влажной салфеткой вытерла Тедди лоб и щеки, промыла глаза, нос.
— Поедем, — сказал я.
— Надо дождаться Юры, — покачала она головой.
— Я тебя отвезу и вернусь. Скоро стемнеет.
— Куда ты хочешь меня отвезти?
— Где буду за тебя спокоен.
— По-моему, это паранойя. Мы вряд ли кому-то интересны. Иначе пришлось бы скрываться половине курса.
— Не сомневаюсь, — сказал я. — Но береженого Бог бережет.
— Поехали, — вдруг согласилась она. — Вези и прячь. Только чтобы я ничего не знала…
Она повесила халат на вешалку, сняла косынку. Волосы ее за день слежались.
— Вид мерзкий?
— Отталкивающий. Сейчас будет еще хуже…