Все Здесь Хорошие Люди

ВОСЕМНАДЦАТАЯ Крисси, 1994

Была середина дня на следующий день после убийства Януарии, когда детективы Лэкс и Таунсенд проводили Крисси, Билли и Джейса из гостиницы "Хиллсайд" обратно в их дом. По всей видимости, дом был полностью осмотрен, задокументирован и очищен — все было готово к тому, чтобы в нем снова поселиться. В задней части полицейской машины без опознавательных знаков Джейс сидел между родителями, а Крисси всю дорогу прижималась к окну, одновременно пытаясь избежать его прикосновений и стараясь казаться, что это не так.

Когда они свернули за угол на свою улицу, у Крисси перехватило дыхание. По обеим сторонам дороги стояли фургоны СМИ, на боках которых жирным шрифтом были напечатаны логотипы новостных каналов. Крисси читала логотипы, с каждым разом чувствуя головокружение. О некоторых она никогда не слышала — WRTV, WNDU, Channel 4 News, но были и такие, которые узнал бы каждый — BS, ABC. В начале длинной подъездной дорожки к их дому стояла стена СМИ: тучные мужчины с отвисшими поясами, огромные камеры на плечах; их коллеги по эфиру, худые, стройные женщины с жесткими глазами и идеальными волосами, держащие микрофоны и разглаживающие блузки плоскими ладонями. Они походили на жуков, снующих друг вокруг друга, их оборудование было черным и сверкающим.

Таунсенд направил машину в толпу, продвигаясь вперед с тошнотворными рывками, нажимая на гудок — как раздраженный Моисей, рассекающий Красное море. Крисси с ужасом наблюдала, как рой репортеров кружит вокруг машины, поглощая ее, как единый организм. К тому времени, как Таунсенд поставил машину на стоянку, их снова окружили. Лэкс повернулась к ним лицом со своего места в кабине, ее взгляд метался между Крисси и Билли. "Один из вас должен держать Джейса за руку. И приготовьтесь бежать".

Прежде чем Крисси успела что-либо сделать, прежде чем она смогла перевести дыхание или придать лицу какое-то особое выражение, двое детективов вышли из машины, распахнули задние двери, и какофония снаружи обрушилась на них как волна. Джейс вложил свою маленькую руку в ее собственную, и Крисси заставила себя не стряхнуть его. А потом они вышли из машины и втроем последовали за детективами, которые мчались сквозь туннель репортеров, ослепленные вспышками.

"Мы сожалеем о Януарии!" — закричало множество голосов маниакальным, отстраненным тоном, который не соответствовал настроению этих слов. Далеко не сожалея, они, казалось, ликовали. "Какой она была?" "Расскажите нам о ней!" "Что произошло две ночи назад?" "Как вы думаете, кто убил вашу дочь?"

Таунсенд провел их по ступенькам крыльца, завел внутрь и захлопнул за ними дверь. Мгновенно шум голосов во дворе стал приглушенным и слабым. Крисси выронила руку Джейса.

"Что это было, черт возьми?" прошипел Билли, указывая дрожащим пальцем на входную дверь.

"Билли", — огрызнулась Крисси, наклонив голову к Джейсу. Она наклонилась перед сыном, обхватила его запястья руками, а глаза ее были устремлены на воротник его рубашки, потому что она не могла смотреть ему в глаза. "Джейс, ты можешь пойти в свою комнату и немного поиграть?" На самом деле ее не волновал язык Билли; она просто хотела увести сына как можно дальше от детективов.

"Но…" сказал Джейс. "Что мне делать?"

"Почему бы тебе не порисовать своими цветными карандашами? Или поиграй с твоим Lite Brite. Что хочешь".

Лэкс прочистила горло. "Если вам нужно договориться с кем-то, чтобы он присмотрел за ним…"

"Нет", — сказала Крисси. Она не хотела, чтобы какой-то незнакомец нависал над ним и задавал вопросы. "С ним все будет в порядке. Он не против побыть один какое-то время".

Она повернулась к Джейсу, протягивая ему рюкзак с "Могучими рейнджерами", который она собрала накануне. Он взял его и послушно просунул свои маленькие ручки в лямки.

Когда он исчез в дверном проеме, Лэкс повернулась к Билли. "Мистер Джейкобс, — сказала она. "Я пыталась предупредить вас вчера вечером. Я боюсь, что это будет большая история. Когда мы вчера проводили пресс-конференцию…"

"Вы… что? Зачем вы устроили пресс-конференцию?"

Детективы обменялись взглядами, которые не пытались скрыть. "Ну", — медленно сказала Лэкс. "Это расследование убийства. Это стандартная практика".

Крисси потерла виски. Теперь она поняла, что они должны были ожидать этого, но они были так изолированы в полицейском участке и в отеле; телевизор весь день был настроен на Cartoon Network для Джейса. И даже если бы они были готовы, то то, что их заполонили все эти репортеры, было гораздо более нервным, чем она могла себе представить.

"Послушайте", — сказала Лэкс. "Мы понимаем. Прессы может быть многовато. Но если мы будем говорить об этом, мы сможем получить гораздо больше советов и информации от общественности. В конце концов, мы все просто хотим поймать плохого…"

Звук дверного звонка прервал ее.

Лэкс терпеливо улыбалась, сцепив руки за спиной. Когда ни Крисси, ни Билли не сделали ни шагу, чтобы ответить, она сказала: "Кто-нибудь из вас двоих хочет ответить?".

"О." Крисси кивнула головой. Она чувствовала себя ребенком рядом с детективами, нуждаясь в их разрешении на все. "Конечно".

В дверях стояла компания женщин, которых Крисси хорошо знала — мамы маленьких девочек из танцевального класса Яны. Все они учились в ее школе, но закончили ее на пять-десять лет раньше нее. Она называла их "птичками", потому что они всегда одевались в яркие цвета и важно порхали по студии, передавая сплетни, как сочные червячки. Стоя на крыльце, Птички смотрели на нее с жалостью на лицах, в каждой руке было по контейнеру Tupperware.

"О, Крисси", — сказала Птичка у входа. Трейси Миллер. "Нам очень жаль". Последнее слово застряло у Трейси в горле.

Крисси почувствовала, как внутри нее что-то ожесточилось — все эти женщины, их дочери, живые и здоровые, пришли, чтобы получить удовольствие от того, как благожелательно и печально Крисси рассказала им свою историю. Она с радостью убила бы любую из их дочерей прямо сейчас, чтобы вернуть свою еще на один день.

"Мы просто не можем в это поверить", — сказала Трейси. "Мы просто не можем. И, Боже мой, все эти камеры?" Она бросила взгляд на рой СМИ в конце дороги. "Абсолютно никакого уважения к тому, через что вы, ребята, проходите".

Птички покачали головами с коллективным кудахтаньем, а затем та, что была рядом с Трейси, Шэрон Мейер, заговорила. "Мы знаем, что ничего не можем сделать, чтобы облегчить вашу боль, но мы хотели принести вам немного еды. По крайней мере, на какое-то время это отвлечет вас от работы". Она протянула оранжевую миску Tupperware с несочетаемой красной крышкой. На ней была приклеена карточка с изображением креста и взлетающего голубя. Прописными буквами было написано "Блаженны скорбящие, ибо они утешатся".

Крисси представила, как она выбивает посуду из рук Шэрон Мейер, как она с грохотом падает на крыльцо, отрыгивая внутренности салата с макаронами. "Это очень мило. Спасибо."

Птички улыбнулись, кивнули, но не двинулись с места. Крисси с ужасом поняла, что они ждут, когда их впустят. Она широко распахнула дверь. "Я провожу вас на кухню".

Она чувствовала себя неохотным экскурсоводом, когда за ней маршировала шеренга Птичек, поворачивавших головы в сторону Билли и двух детективов. Билли неловко переводил взгляд с пола на женщин. Лэкс и Таунсенд наблюдали за всем этим, выглядя совершенно спокойными.

Как только Крисси повернула за угол на кухню, она остановилась. Детективы заверили ее, что их дом будет приведен в нормальный вид, но, похоже, нарисованные краской слова оказались слишком хлопотными. Они были наполовину затерты, так что белые стены стали грязно-розовыми. Она едва могла разобрать слово "сука" над кофеваркой. Она обернулась, чтобы не видеть женщин, но было уже поздно. Они смотрели на нее круглыми, как серебряные доллары, глазами.

Они быстро сдержали себя, сжав губы в изящные улыбки и сделав взгляд пустым и дружелюбным, но Крисси знала, что ущерб уже нанесен. Если город еще не знал о нарисованных краской посланиях, то скоро узнает — и эта горстка слов разделит ее и ее семью на всю оставшуюся жизнь.

Трейси возглавила инициативу по заполнению холодильника, которую она превратила в настоящий спектакль, с непомерной властью передвигая коробки с соком и пакеты с молоком, огрызаясь на Пегги Шумейкер, что они должны "класть сначала большие", когда Пегги пыталась положить свой пирог "Фрито" перед запеканкой с тунцом Рейчел Кауффман.

После того, что казалось целой жизнью, Крисси выпроводила их обратно на улицу с натянутой, накрашенной улыбкой. Когда они выходили, каждая Птица взяла ее руку в свою и пообещала молиться. Когда она наконец закрыла за ними дверь, она выдохнула, закрыла глаза и прислонилась головой к двери.

Когда она снова открыла глаза, то поняла, что осталась одна. Детективы и Билли исчезли. Из коридора она услышала голос Билли, который, должно быть, говорил по телефону, потому что только его она и слышала. Через мгновение после приглушенного разговора она услышала щелчок, когда трубку положили обратно в подставку, а затем шаги в коридоре.

"Куда делись детективы?" спросила Крисси, когда он появился в дверях.

"Они ушли. По крайней мере, пока. Сказали, что свяжутся завтра".

Она вздохнула. Прошло два дня скорби и допросов, а ей уже казалось, что прошла целая жизнь. Она чувствовала усталость в своих костях. " С кем ты говорил по телефону?"

Билли прочистил горло. "Телепродюсер. Из "Headline" с Сэнди Уоттерс".

"Рубрика с Сэнди Уоттерс?" Наряду с "20/20" и "60 минут", "Headline with Sandy Watters" была одним из самых больших расследовательских шоу на телевидении.

Он кивнул. "Они хотят, чтобы мы дали интервью".

"Господи…"

"Я думаю, мы должны это сделать".

Крисси вскинула голову. "Ты… что? Ты с ума сошел?"

"Тот продюсер, она сказала, что наше дело уже крутят в новостях. Что они издеваются над нами в утренней программе Лизы и Боба".

"Билли…"

"Она сказала, что если случится худшее, если одного из нас… арестуют, она не думает, что мы сможем получить справедливый суд где-нибудь в стране прямо сейчас. Из-за, типа… предубеждений и прочего. Типа, присяжные увидели бы, как нас представляют, и не захотели бы быть справедливыми. Она говорит, что мы должны взять контроль над повествованием…"

Крисси закатила глаза. "Билли, конечно, она это скажет. Это ее работа".

"Нет, Крис". Его голос был необычайно твердым. "Просто послушай. Она сказала, что, по ее мнению, у нашего дома сейчас находится дюжина новостных команд, и так оно и есть, и что общественность будет ожидать, что мы что-то скажем одной из них, сделаем какое-то заявление. И она сказала, что Сэнди будет лучшим человеком, который поможет нам сформировать то, что мы действительно хотим сказать".

Крисси, которая потирала переносицу, уронила руку. "Это не очень хорошая идея, Билли. Мы не знаем, о чем сейчас думает полиция, и мы не знаем, что может спросить какой-нибудь телеведущий…"

Но Билли перебил. "Она сказала, что если мы ничего не сделаем, если мы не покажемся, это будет выглядеть так, будто нам есть что скрывать. А мы не можем сейчас выглядеть так, будто нам есть что скрывать".

Крисси перевела взгляд на него. "Нам нечего скрывать".

Билли долго смотрел на нее, и она поняла, что он ей не верит. "Именно", — сказал он наконец. "Именно поэтому мы должны пойти на это шоу".

Студия Headline with Sandy Watters в Нью-Йорке была в реальности гораздо больше, чем на экране телевизора. Когда Крисси смотрела передачу, Сэнди и ее гость всегда выглядели уютно, расположившись в кожаных креслах, с цветами на журнальном столике между ними. Но когда она, Билли и Джейс вошли в помещение, где они будут снимать интервью, Крисси увидела, что это вовсе не комната, а декорация с тремя фальшивыми стенами. Там, где должна была быть четвертая, стояло множество огромных камер на подставках, а мужчины в гарнитурах направляли их. Место гудело от энергии и самолюбования.

Их вход был вихрем представлений продюсеру, который рассказал им, чего ожидать; звукооператору, который прикрепил маленькие микрофоны к их воротникам; гримерше, которая погладила их по лбу кисточкой; и, наконец, самой Сэнди Уоттерс. В отличие от своей студии, вживую Сэнди выглядела меньше. Ее легендарные рыжие волосы, как обычно, были уложены лаком в неподвижную прическу. Ее юбочный костюм был детски-голубого цвета, серьги — жемчужные. В свои сорок с небольшим лет она была идеальным балансом между приземленностью, достаточной для того, чтобы быть понятной, и профессионализмом, достаточным для того, чтобы к ней относились серьезно.

После того как все пожали друг другу руки, все четверо расположились на диване, Джейс — между Крисси и Билли, Сэнди — напротив них в кресле. Сэнди сделала вступительное слово перед камерой, в котором аккуратно, по пунктам, рассказала о жестоком убийстве Януарии, а затем объявила о своих особенных гостях.

"Добро пожаловать, семья Джейкобс", — сказала она своим медовым голосом, повернувшись к ним. "Спасибо, что пришли сегодня ко мне".

Крисси напряженно кивнула. Перед тем, как они начали кататься, Сэнди сказала им не нервничать, потому что они не в прямом эфире, но Крисси не думала, что когда-либо в своей жизни так нервничала. Она не хотела делать это с Джейсом, но Билли утверждал, что с ним они будут выглядеть как благополучная семья, которой они должны были быть. Крисси не могла настаивать, не сказав ему правду, поэтому в конце концов она сдалась, но только после того, как сказала команде Сэнди, что никаких вопросов к Джейсу быть не должно. В следующее мгновение она уже заказывала билеты на рейс в Нью-Йорк на конец недели и гостиницу рядом с аэропортом, молясь, чтобы двадцатичетырехчасовая поездка в разгар длительного расследования нанесла меньше вреда, чем простое пребывание здесь и ничегонеделание.

Когда их самолет начал снижаться, Крисси смотрела через маленькое овальное окно на город возможностей и света, испытывая сожаление. Она так долго мечтала приехать сюда, сбежать из Вакарусы и своего тупикового брака, мечтала о большой, ослепительной жизни. Как по-разному сложились обстоятельства этой поездки. Как по-другому сложилась ее жизнь, так далеко от того, как она должна была сложиться.

"Эта история, — продолжала Сэнди, слегка наклонившись вперед, — история Януарии — это такая трагедия. Худший кошмар для каждого родителя. Но помимо этого, она еще и запутанная. Судя по тому, что мы видели в новостях до сих пор, расследование выглядит довольно запутанным. Поэтому сегодня я приглашаю вас рассказать свою версию. Чтобы прояснить ситуацию".

Первые несколько вопросов Сэнди были, как знала Крисси, предназначены для того, чтобы завязать разговор между ней и Билли: Какой была Януария? Какова была реакция города? Можете ли вы пережить то ужасное утро, когда вы обнаружили, что ее нет? На последний вопрос Крисси уже столько раз отвечала полиции, что, наверное, могла произносить его во сне.

"Итак, — сказала Сэнди, когда они закончили. "Я думаю, что большая часть Америки, включая меня, заинтересована в танцах Януарии". Крисси почувствовала, как Билли сдвинулся рядом с ней. "Сейчас мы все уже видели фотографии. И эти костюмы кажутся такими… взрослыми".

Щеки Крисси горели, но она ожидала этого и отрепетировала свой ответ. "На фотографиях в прессе — самые экстремальные костюмы, которые она когда-либо надевала. Большинство из них были обычными детскими костюмами — шмели, божьи коровки и тому подобное".

"А один из них был сексуальной морячкой".

Крисси моргнула. " Януария любила танцевать. И она относилась к этому очень серьезно. Костюмы были частью этого мира".

Сэнди перевела свой сузившийся взгляд на Билли, затем обратно. "Но неужели вас двоих не беспокоит, что танцы вашей дочери и эти костюмы — часть причины ее смерти? Что это привлекло внимание какого-то хищника?"

Крисси прикусила внутреннюю сторону щеки и услышала, как Билли сглотнул рядом с ней. Она знала, что им не следовало приходить на это гребаное шоу. Сколько бы раз она ни репетировала ответы перед зеркалом в ванной, она не могла подготовиться к этому. Что бы они ни говорили, они признавали свою вину. Либо они нарядили свою дочь в приманку, либо они не верили, что ее убил незнакомец, что направило бы внимание Сэнди и всей страны на них.

"Оглядываясь назад, — начала Крисси после того, как молчание стало невыносимым, — я жалею, что мы не выбрали другие костюмы".

Сэнди сидела, казалось, довольная тем, что эта мысль надолго повисла в воздухе, прежде чем продолжить. "Говоря о теориях, давайте перейдем к текущему полицейскому расследованию, в ходе которого вы оба были допрошены. Я думаю, что большинство американцев, включая меня, не знают, что думать о вас двоих". Ее острый взгляд метался между Крисси и Билли. "С одной стороны, вы кажетесь обычными, приятными людьми. У вас своя ферма, вы часть дружной общины. Вы ходите в церковь каждое воскресенье. С другой стороны, полиция сказала, что вы в какой-то степени сотрудничаете, и оба ваших отпечатка пальцев есть на баллончике с краской, которой были написаны эти ужасные слова на стенах вашей кухни".

Наступила звенящая тишина, когда Крисси застыла на своем месте. Откуда она узнала? Детектив Таунсенд выложил все это Крисси на допросе менее сорока восьми часов назад, и сейчас она была потрясена не меньше, чем тогда. Неужели Таунсенд проболтался продюсеру шоу? Неужели полиция пытается их подставить? От этой мысли по ее позвоночнику пробежал холодок ярости.

Но прежде чем она успела что-то сказать, Билли прочистил горло. "Я купил аэрозольную краску для проекта, которым занимался на ферме. Я подправлял краску на дверях сарая".

"Хм." Сэнди перевела свой суженный взгляд с его лица на лицо Крисси. "А что насчет вас?"

"На той неделе я пошла в сарай, — сказала она, ее голос был слабым, — чтобы найти WD-40 для смазки одной петли. Я рылась там и сдвинула ее". Это, конечно, было неправдой, но именно это она сказала Таунсенду, когда он спросил.

"Хм", — повторила Сэнди, а затем повернулась к Джейсу.

Сердце Крисси замерло. Она настояла на том, чтобы Сэнди не задавала ему вопросов. Это было единственное условие, которое она поставила.

"Я бы хотела услышать от тебя, Джейс", — сказала Сэнди голосом одновременно добрым и твердым. "Можешь ли ты рассказать нам, что произошло той ночью с твоей точки зрения?"

Крисси раздулась от страха, адреналин хлынул в ее кровь так быстро, что стало больно. Она открыла рот, потом закрыла его. Что она могла сделать? Джейс сжимался в ее руках, и у нее возникло желание отпрыгнуть от него. Внезапное движение привлекло ее внимание, и, оглянувшись, она увидела, что продюсер, который информировал их ранее, мимикой показывает парню за одной из камер. Судя по жесту руки, она хотела, чтобы оператор увеличил изображение Крисси и Джейса. Черт. Крисси не подумала. Слишком поздно она обхватила сына жесткой рукой.

Именно тогда Джейс наконец заговорил, его слова прозвучали ровным, торжественным голосом. "Я не люблю говорить об этом".

"Почему?" спросила Сэнди, вся терпение и понимание.

"Просто не люблю".

"Я понимаю, что это, наверное, страшно и грустно говорить о своей сестре, когда ее уже нет, но иногда разговор об этом может помочь".

Джейс колебался. Крисси захотелось ударить Сэнди по лицу. В ушах стучало ее собственное сердце.

"Я не люблю говорить об этом, — наконец сказал Джейс, — потому что не хочу попасть в беду".

Той ночью, когда она, Билли и Джейс спали в своем убогом номере отеля рядом с аэропортом Ньюарка, Крисси проснулась от толчка. Ей показалось, что что-то коснулось ее шеи — холодные, мягкие кончики пальцев. Она провела по ним рукой, но там ничего не было. Моргнув в темноте, она увидела фигуру, стоящую у ее кровати, а когда глаза привыкли, поняла, что это Джейс.

Она резко вдохнула. "Джейс? Что ты делаешь?"

Но он просто стоял там. Если бы она не чувствовала его дыхание на своем лице, то могла бы подумать, что его вообще нет — просто плод ее воображения, призрак, пришедший поглазеть. "Джейс?"

"Прости меня за Януарию, мамочка".

Слова пронзили ее, грудь и живот сжались от их силы. За пять дней, прошедших после смерти Януария, Крисси так хорошо постаралась сохранить воспоминания о той ночи в глубине своего сознания. Но сейчас, в темноте и после извинений сына, все это нахлынуло на нее с новой силой.

Первым, что вспомнила Крисси, был звук грохота.

Часами ранее, готовясь ко сну, она приняла снотворное — как делала почти каждую ночь на протяжении последних четырех лет. До замужества и материнства у нее никогда не было проблем со сном. Ночью она погружалась в необременительный отдых подростка, а утром просыпалась полной сил и возможностей. Но затем, в мгновение ока, она стала женой человека, которого едва знала, и девятнадцатилетней мамой с двумя младенцами. Внезапно сам факт существования стал казаться ей бременем, которое она не могла нести самостоятельно. Одиночество, словно зубы в груди, стало ее постоянным спутником. Вино помогало притупить остроту, но таблетки, как она обнаружила, были лучше всего: Валиум, чтобы пережить день, и снотворное на ночь. Может быть, за столько лет она привыкла к маленькой белой таблетке, а может быть, звук аварии был настолько необычным, но какова бы ни была причина, рано утром Крисси очнулась от своего лекарственного тумана.

Она села в постели, сердце учащенно билось. Иногда фермерский дом казался живым, скрипел и стонал по ночам, но эта катастрофа была совсем другой. Она посмотрела на спину Билли, но он молчал и не двигался.

Тихо выскользнув из постели, она на цыпочках прокралась в ванную и натянула халат на пижаму. Она прошла по коридору к лестнице и остановилась возле комнат близнецов. Грохот раздался далеко, откуда-то из глубины дома, но ей было спокойнее, если бы она знала, что ее дети в безопасности и спят. И все же, когда она просунула голову в дверь комнаты Януарии, кровать была пуста. Крисси моргнула, пытаясь прогнать сон из головы. Ночник Януарии был одним из тех, что вращаются, медленно проецируя фигуры на бумажную коробку вокруг него, лошади, цветы и кролики повторяли свои шаги ночь за ночью. Изображения плясали по комнате, искажаясь и мерцая, что мешало видеть. Крисси подошла ближе к кровати, но Януарии в ней по-прежнему не было. Не было ее и под кроватью, и в шкафу, и в ванной в коридоре. Когда Крисси обнаружила, что Джейс тоже пропал из своей комнаты, она начала паниковать.

Она поспешила вниз по лестнице, старое дерево скрипело под ее ногами, тени собирались и перемещались вокруг нее. Когда она переступила порог кухни, ее внимание привлекло нечто необычное: Дверь в подвал была открыта, за ней зияла чернота. Она недолго думала о том, чтобы достать один из пистолетов Билли из кейса в гостиной, но это было так далеко. К тому же, если дети были внизу, она не хотела, чтобы они увидели, как их мама материализуется из темноты с дробовиком в руках.

На вершине подвальной лестницы Крисси почувствовала беспокойство, словно холодный кончик пальца пополз вверх по позвоночнику. Что-то здесь было… не так. Она заставила себя дышать, затем заглянула на лестничную площадку, но три горизонтальных окна внизу были черны от ночи. Она сделала несколько медленных, неуверенных шагов в глубь старого дома. В этот момент луна вышла из-за туч, и внезапно комната осветилась. И тогда она увидела его.

Там, у подножия лестницы, лежала Яна.

Дыхание вырвалось из легких Крисси. Глаза ее дочери были закрыты, тело прямое и неподвижное. Ее белая ночная рубашка сияла в лунном свете, каштановые волосы ниспадали на затылок. Но ее лицо выглядело совсем не так. Кожа была пухлой и пепельной, губы странно застыли. Глядя на нее сверху вниз, Крисси почувствовала, как правда, словно камень, впилась ей в живот: Ее дорогая дочь была мертва.

А над ее безжизненным телом склонился Джейс.

Пока Крисси смотрела на ужасающую картину под ней, ее разум словно очистился от одного слова: "Нет". Она услышала звук — тихий, гортанный стон — и поняла, что он исходит из ее собственного рта.

Джейс, должно быть, тоже услышал его, потому что выпрямился и медленно повернул голову через плечо, его бесстрастный взгляд прилепил ее, как бабочку к пробковой доске. Он молча смотрел на нее какое-то мгновение, прежде чем открыть рот, и его слова, произнесенные маленьким мальчишеским голосом, были лезвием по животу Крисси, рассекающим кожу, кишки, матку.

"Можно мы завтра поиграем, мамочка? Только ты и я?"