— Вита! Ты отдаёшь себе отчёт в своих действиях? — мама смотрела сурово.
Как будто её тон, её взгляд, могли возыметь хоть какой-то эффект. Нет! На меня в тот момент, без оглядки влюблённую, не могло бы подействовать даже стихийное бедствие. Случись потоп, я бы восприняла это, как знак. Как знамение свыше! О том, что всё правильно. Ведь иного себе и представить нельзя.
— Да, мам! Отдаю! — я сунула ноги в обувку, — И не надо учить меня. Мне не двенадцать.
— Да уж, тебе не двенадцать. Тебе уже двадцать один! И учить уже поздно! Просто мне невдомёк, — она задержала дыхание, — Как ты можешь?
— Что именно? — уточнила, предвидя дальнейшее.
— Вита! Ну, он ведь женат! — заключила она.
Для меня это было не новостью. Я с первых дней уже знала об этом. О жене и о детях. О том, как он любит детей. Не её! К ней Никита испытывал нежные чувства. Так любят сестру, например. Или друга. Так я бы, к примеру, любила Шумилова. Но это не значило, что я пойду за него. А Никите пришлось!
— Его папа заставил жениться! — бросила матери.
Та усмехнулась:
— Конечно! А что он ещё скажет тебе? Естественно, он не любит жену, и не спит с ней. И разведётся, «как только, так сразу».
Я замешкалась. О разводе речи не шло. Он вообще говорил о семье очень мало. И кривился, как будто любой разговор о семье причинял ему боль.
Мама учуяла эти сомнения:
— Или ты собираешься быть в роли любовницы вечно?
Я, преисполнившись гордости, вскинула голову:
— Не в роли любовницы, в роли любимой!
Мать засмеялась. Отчего у меня побежали мурашки по коже. Захотелось сбежать.
— Любимой, — язвительно фыркнула мама, — Не все же такие, как твой отец! Единицы бросают семью и уходят к любовнице. Большинство так и держат «любимых» на привязи.
Это слов в её исполнении прозвучало в кавычках.
— Насколько я знаю, это ты подала на развод, а не он, — отчеканила я.
Мама застыла. В какой-то момент показалось, сейчас она даст мне пощёчину. Но ведь, правда! Она подала на развод. Ей хотелось его проучить, образумить? Она ожидала, что он оборвёт все контакты с другой и попросит прощения. А он… Просто принял как должное, взял и уехал. И начал с нуля, вместе с той.
— Твой отец, в отличие от Богачёва, не обладал капиталом. Он ушёл с голым задом! Откупился деньгами от бывшей семьи, — каменный голос привёл меня в чувство.
Папа исправно платил алименты. А накануне моего поступления в ВУЗ, перечислил значительный взнос. Правда, сей взнос оказался последним! С тех пор от него приходили открытки, напутствия и приглашения в гости. Я любила себе представлять, как нагряну. Вот возьму и приеду! Ведь сам приглашал? Но всё завершалось фантазией, как я стою на пороге с большим чемоданом. А отец удивлённо глядит на меня…
— У тебя три пути, — равнодушно продолжила мама, — Жить с предателем, который бросил жену и детей. Но это навряд ли! Быть любовницей долгие годы. Пока хватит сил. Или уйти, разорвать эту связь. Пока это возможно ещё. Выбирай! — огласила она, и ушла наводить себе кофе. Оставив меня размышлять.
Но мои размышления длились недолго. Слишком сильна была тяга к нему! Без него — жизнь пуста. Только с ним я жила в полном смысле. И каждую встречу ждала, как подарок небес.
Его водитель, тот самый, похожий на робота, дважды в неделю меня забирал. Вёз в отель. Тот, к слову, тоже принадлежал Богачёвым. В одном из VIP номеров, под самой крышей элитной высотки, меня дожидался Никита. Мы не афишировали нашей «порочащей» связи. Я не хотела, чтобы это сказалось на маминой репутации.
Но инфа просочилась, и слухи пошли, что у Богачёва любовница. Как правило, тот регулярно менял их, а нынче «залип». Я, и страшась и гордясь, грела уши в салоне.
— А кто она? — как-то раз решила спросить у Анжелки.
Та пожала плечами:
— Одни говорят, официантка из его ресторана. Другие, что горничная из отеля. Не зря же он шпилит её прямо там.
— Фу! — я поморщилась.
«Шпилит», — это похабное слово никак не вязалось в моём понимании с тем, чем мы занимались с Никитой. Любовью! Вот чем. Но им не понять…
— Одно точно знаю! Она из простых, — умудрённая опытом Анжелка, источник всех сплетен, любовалась кольцом у себя на руке.
В «ЗлатаРус» поступили новинки. Которые мы, исключительно с целью померить, достали с витрин.
— Из простых? Это как? — я нахмурилась.
Не без гордости думая, что, стоит мне пожелать, и любая из этих новинок, будет подарена мне. Просто так…
— Ну, не модель, не актриса, — протянула Анжелка. И, вместо бриллиантовой, вставила в ухо серьгу с агроменным топазом, — Он ради неё с мисс Россия расстался, прикинь?
— Даже так? — озадачилась я. Не желая и слышать о прежних любовницах, никогда не пытала Никиту, с кем спал до меня. Ведь теперь он со мной. Это главное!
— Может, влюбился? — сказала.
— Ага, влюбился! — усмехнулась Анжелка, — Такие, как он, не влюбляются.
— Какие, «такие»? — обиделась я.
Консультантша Анжелка взглянула с укором, с высоты своих прожитых лет:
— Ой, Витка! Ребёнок ты ещё, — заключила она, будучи старше меня на три года.
Я завершала четвёртый курс ВУЗа. И только старания верного друга Шумилова помогли мне закрыть все прорехи в учёбе в тот год.
— Ой, взрослая, блин! Тётка! — произнесла я с издёвкой и приложила к руке изумрудный браслет.
— Эй, ты поаккуратнее с этим браслетом, — включила Анжелка «рабочий режим».
— А чего? — уточнила я.
Она усмехнулась:
— Наш босс просил отложить, для своей новой пассии.
Я нахмурилась:
— Так и сказал?
— Нет! Он, конечно, сказал «для жены». Но кто дарит жёнам такое?
Я оглядела браслет. Тот сиял, как звезда в свете ярких софитов. И куда я в таком? Положу к остальным, пусть лежит…
Хотя моё тело было уже далеко не невинным, но первым мужчиной своим я считала Никиту. Ведь именно он открыл во мне что-то такое… Заставил меня ощущать себя женщиной. В единении с ним поняла, что значит «быть одним целым». Не только физически, но и духовно!
— Просто доверься мне, слышишь? — сказал в первый вечер.
Я закрыла глаза и доверилась. Потому, что я очень хотела его. Я думала, сделаю это всего один раз, а потом… А потом затянуло! Как в бездну. В глубину его глаз. В средоточие слов, что шептал мне на ушко, входя, подчиняя себе.
— Моя маленькая женщина, — так называл он в моменты любви.
— Мой лисёнок, — шептал, уже после…
Мы лежали на самой большой в моей жизни кровати. Приглушённый расплывчатый свет рождал тени. Он мычал, напевая под музыку. И кормил меня с рук. Макал спелую ягодку в сливки, подносил эту сладость к губам и дразнил:
— Ну, Никит, — поджимала губу.
Он, испачкав мне сливками нос, принимался облизывать. Отчего я смеялась, ловя его губы! А после мы вместе валились на белые простыни. И остатки клубники со сливками пачкали тело.
— После нас тут, наверное, всё кверху дном, — я стыдливо смотрела на пятна клубники, размазанной по простыне.
— После нас хоть потоп, — усмехался Никита.
Он научил меня так отдаваться ему. Отдавать себя всю, без остатка. Я разрешала ему делать всё! Получая неслыханный кайф в тот момент, когда он финишировал, громко рыча и вторгаясь с удвоенной силой. Его крик принимала, как свой сладкий женский триумф. Это я довела его! Я!
— Тебе хорошо со мной? — спросила однажды, когда мы лежали усталые, после любви.
Никита вдохнул, с шумом выдохнул:
— Очень.
Я, осмелев, приподняв на локтях разлохмаченный им рыжий ворох волос, уточнила:
— А правда, что ты до меня был с мисс Россия?
Он усмехнулся, уйдя от ответа:
— А что?
Я поджала губу:
— Ну, и как она? Лучше меня?
Никита возвёл глаза к небу:
— О, женщины!
— Что? — я обиделась.
Он, опрокинув меня на постель, произнёс:
— Она — бестолковая кукла! Красивая, разве что.
— Красивее меня? — обиделась я ещё больше.
— Глупышка! Разве может быть кто-то красивее этих вот ножек? — пощекотал он мои обнажённые бёдра.
Я захихикала, сжав их:
— Никит!
— А вот этих вот маленьких грушек? — так называл он мою далеко не большую, но всё-таки грудь.
— Ха-ха-ха! — завертелась под ним.
Он укусил очень нежно, потёрся щетиной о вставший сосок.
— Убедил? — прошептал.
— Убедил, — я погрузила ладонь в его волосы. Жёсткие, тёмные. Они уже в те времена содержали в своей непроглядной копне серебристые нити. И я всё пыталась представить себе его шевелюру седой.
Я ночевала с ним вместе. Если в рабочие дни, то водитель меня отвозил до ближайшей станции метро, откуда я ехала на учёбу. Мы шифровались! И это лишь только сильнее распаляло мою безнадёжную страсть.
— Где ты сегодня была? — донимал меня Костик.
— А что? — отвечала с апломбом.
— Да так, — он вздыхал, — Заходил за тобой до учёбы. Твоя мама сказала, что ты ночевала не дома.
Теперь уже я подавляла рассерженный вздох:
— Мы поругались с ней, и я ночевала у Милки.
Он смурнел:
— Даже так?
— Кость, ну, чего ты? — толкала плечом.
— Ну, ты могла бы и мне позвонить. Я вообще-то твой друг, — отвечал, как мальчишка, которого не позвали гулять.
— Ты мужчина, — напоминала я, — А есть вещи, которые девочки обсуждают только друг с другом.
— Например? — уточнял он бессовестно.
— Секс! — отвечала как есть.
И думала сразу же: «Спросит, с кем сплю… отпою так, что спрашивалка заглохнет». А Костик молчал. Делал вид, что ему безразлично. А я продолжала идти, напевая под нос:
— Ночь сомкнула ресницыыы,
Ммммм…
И вокруг тишинааа,
Забыты звуки, руки, лица
Только ты однааа,
Только ты нужнааа…