Вечером, до конца рабочего дня, решаю заехать к мамуле. После работы она, как обычно, на фитнес. Потом у неё по режиму сериал, а после — отбой. День расписан!
В дверь, где написано «Посторонним вход воспрещён», я прохожу, как к себе. Все охранники знают меня и пускают без лишних вопросов. Дохожу до другой двери, она в конце коридора. И табличка другая «Дольская Анфиса Павловна, администратор торгового центра». Стучу.
Мама всегда занимала высокие должности. Не могла усидеть в подчинении, стремилась сама подчинять. В том числе и мужчин! С папой у них были разные взгляды на жизнь. Он смотрел в одну сторону, мама — в другую. Поженились по юности, думали, это любовь. Показалось…
До того, как занять это место, мама работала в разных местах. Была директором одного из продуктовых супермаркетов. Заведующей складом. Даже в детском саду поработала. Тоже в роли заведующей! Но любимым местечком был ювелирный салон «ЗлатаРус». Откуда ей и пришлось добровольно уйти. Из-за дочери.
— Ой, Витуся! — подняв глаза от экрана компьютера, мама приветливо мне улыбается.
Я захожу в кабинет. Здесь, как дома. Ещё бы! Она здесь проводит большую часть своей жизни. Под столом обитают домашние тапки. На полочке — фото семьи, где мы, вместе с Шумиловыми, Майкой и Тошей, на море. Как давно это было! Лет пять тому назад.
— Мамулечка, ты занята? — уточняю. Уже зная, что мама ответит:
— Для тебя я свободна всегда! — хотя это неправда. Иногда мама занята даже для дочери. Единственной дочери, стоит сказать.
Я сажусь, ставлю сумочку на пол.
— Чай будешь? Цитрус, липа, чабрец, бергамот, — предлагает она, ставит чайник.
— У тебя прямо как в магазине, — смеюсь.
— Почему, как? — отзывается мама.
И я вспоминаю, что мы в магазине. Точнее, в самой его глубине. На втором этаже есть отделы одежды, есть и один ювелирный отдел. Слава Богу, не «ЗлатаРус»!
Весь первый этаж занимают продукты. И маме не составляет труда раздобыть «дефицитный» товар. У неё всегда свежее мясо, а овощи-фрукты она покупает у оптовиков. И звонит мне:
— Витуль, тут карась!
Или:
— Вита, тебе брать охлаждённую утку?
Во многом благодаря маме у нас рацион разнообразный. И мы никогда не едим залежалый товар.
Чай поспевает, и мама, поставив на стол пачку свежих конфет, говорит:
— Ну, рассказывай!
— А чего рассказывать? — пожимаю плечами.
— Чего пришла, — деликатно отведав одну из конфет, она кладёт её рядом с собой на салфеточку.
Мама всегда аккуратна, красиво одета и собрана. Организатор по жизни, она постоянно меня упрекала в халатности. Вот и сейчас…
— Просто пришла навестить, — раздражаюсь.
— Ой, не придумывай! — щурится мама, — Так-то ты часто приходишь ко мне просто так.
Я хочу возразить. Вдруг она оживляется:
— Кстати! Привезли мандарины. Шикарные! Турция. Я тебе отложила. И творог зернистый.
— А творог зачем? — хмурюсь я.
— Бери, пока свежий. Он фермерский, — требует мама.
— Ладно, ладно, мамуль! Я возьму.
У мамы такие же рыжие волосы, как у меня. Правда, она их стрижёт под каре. Но для своих шестидесяти пяти выглядит супер! Мне бы так в её возрасте.
— Мам…, - начинаю несмело.
— Если ты про подарок для Майечки, я ей уже перечислила деньги на счёт. Ну, а что? Я сама позвонила! Говорю: «Что тебе подарить?». Я же не в курсе, чем там увлекается сейчас молодёжь в её возрасте.
— Тем же, чем и всегда, — я вздыхаю, — Наряды, косметика, парни.
— Парни? — кивает мамуля, — В этом возрасте всё начинается, только ухо востро и держи!
Это она на меня намекает. Я, проглотив этот явный намёк, продолжаю пить чай.
— Как Николя поживает? — решаю спросить.
Я называю его, на французский манер, «Николя». Помню, первое время фамилия Дотошный вызывала у меня гомерический хохот! Только недавно я научилась её говорить, не смеясь.
— Ой, да нормально! Работает, — хмыкает мама.
— Ты бы его прихватила с собой? Познакомила с нами, — предлагаю.
— С чего бы? — мамины брови взлетают на лоб.
— Да хотя бы с того, что у вас отношения уже шестой год подряд, — говорю, между делом.
Мама презрительно щурится:
— Тоже мне отношения. Это просто общение, не более того. Просто взрослые люди проводят вместе досуг. Вот и всё!
— Просто твоя речь смахивает на оправдание, — поддеваю её.
Она негодующе цокает:
— Когда я решу познакомить, то сперва познакомлю с тобой.
— Я итак с ним знакома, — произношу я, — Заочно.
Пару раз мы с ним виделись. Он, конечно, узнал меня, но виду не подал. Деловито кивнул, придержал дверцу, пропуская вперёд. Я чуть не выпалила: «Что у вас с моей мамой?». Любопытно, а спит она с ним, или нет? Или в этом возрасте такими глупостями не занимаются?
— Вот этого вполне достаточно, — отрезает она.
А я размышляю о том, пошутить или нет, в который раз поменяв маме фамилию? Дотошная Анфиса Павловна. Только подумаю, смех разбирает. Решаю молчать и упорно жую. Конфеты и правда, свежайшие! Ореховый крем растворяется, мелкая крошка хрустит на зубах.
Раздаётся стук в дверь:
— Анфиса Павловна, можно? — внедряется в наш уголок мужской голос.
Мама мгновенно серьёзнеет:
— Так, Игнат! Явился?
Маленький, щуплый на вид человечек, виновато стоит в приоткрытой двери:
— Я болел.
— Знаю я твои болезни! — возмущается мама, — Ещё раз вот так заболеешь, получишь расчёт. Ты меня понял?
Тот торопливо кивает. И пятится. Когда мы опять остаёмся одни, мама бросает:
— Дворника сменщик, опять загулял! А второй пригрозил, что уволится.
— Как обычно, — киваю.
У них постоянно случаются казусы. То арендаторы съедут, то у смежных отделов возникнет конфликт. То воздуховод поломается и в здании нечем дышать. То просрочку доставят, и мама грозится завскладу расправой.
— Так что там случилось? Давай, говори! Я же вижу, что тебя что-то мучает, — она наклоняется к чайнику. И тот снова кипит.
Бросив ещё по пакетику в каждую чашку, намекает на то, что не пустит меня, пока я не раскрою все карты.
Решаюсь:
— Богачёв объявился.
Чуть-чуть не пролив, она ставит посуду обратно.
— Младший? — уточняет.
— Ну, не старший же! — упрекаю её, — С того света.
Пару глотков она делает молча, затем произносит:
— И что? — и упрёк в этой фразе звучит слишком явственно.
«Что ты намерена делать?», или «Что ты успела уже натворить?».
— Ничего, — отрицаю, — Мне вообще-то начхать на него!
— Ой ли? — снова щурится мама. И её обличающий прищур повествует о том, что она мне не верит.
— Меня ничего с ним не связывает, — пытаюсь продолжить.
— Совсем ничего! — подтверждает она, — Он — отец твоей дочери, Вита! И самое главное, чтобы ему было также начхать на тебя.
По выражению глаз, виновато опущенных в чашку, она понимает, что всё не так просто.
— Ты виделась с ним? — вот опять, в её голосе слышу упрёк.
Поднимаю глаза:
— Ты говоришь это так, словно я была инициатором встречи! Если хочешь знать, это он позвонил.
— Позвонил?
— Да! — ковыряю обёртку, — Ну, я и ляпнула в трубку, как обычно «кафе ВитаМила». А он заявился туда.
— О, Господи! — мама, прижав ладонь к сердцу, вздыхает.
— Да ничего не случилось! Просто поговорили о том, о сём. А потом…
— Что потом? — наклоняется ближе.
Я, отбросив фольгу, выдыхаю:
— Поздравил меня с предстоящим рождением дочери. Намекнул, что он в курсе, кто Майкин отец.
Вот теперь мамин вздох звучит к месту. Я и сама ощущаю, как сердце забилось сильнее. Припоминаю слова, что сказала ему напоследок. Навряд ли он принял их к сведению. Навряд ли так просто оставит меня…
— Зачем ему это? — задумчиво хмурится мама.
А я предлагаю:
— Спроси!
— Ну, и что ты ответила? — смотрит она испытующим взглядом.
— Я сказала, что дочка от Кости. Что я спала с ним, когда мы встречались.
— Поверил? — вцепляется мама.
— Не уверена, — хмыкаю я.
Она думает, пальцы стучат по столу.
— Нужно Косте обо всём рассказать, — наконец оглашает вердикт.
Я притворно киваю:
— Ага! Ты не помнишь, чем кончилось в прошлый раз? Как его чуть из института не выгнали? Ну, уж нет!
— Ну, что ты сравнила! — упорствует мама, — То было когда? Он не юноша! Взрослый мужик. И не станет глупить.
Я кусаю губу, пребывая в прострации:
— Нет, не могу рисковать его докторской. Не дай Бог чего, я себе не прощу!
Мама рассерженно машет:
— Врать-то, конечно же лучше? — бросает она.
— Я не вру! — возражаю, — Я просто недоговариваю. Это разные вещи вообще-то.
Она делает длительный выдох:
— Не знаю, Виталина! Тебе, конечно, виднее. Ты — взрослая девочка. Но я бы ему рассказала. Твой Костя — серьёзный мужчина, спокойный. Вы вместе решите, как быть.
«Спокойный, конечно», — смеюсь про себя, — «В тихом омуте».
— Богачёв не отступит, я знаю. Как знаю и то, что для Кости вот эта ненужная правда больнее всего. Ты представь, если Майка узнает?
Мама массирует пальцами лоб:
— Ой, аж голова разболелась!
— Прости, — говорю. И сама ощущаю, как голову, будто тисками, сковали тревожные мысли.