Всего лишь измена

Глава 11

Шарики в моих руках очень яркие, разноцветные, словно конфеты-сосули. И ленточки в тон! Они вырываются, будто хотят улететь. Но я их держу крепко-крепко. На одном из них надпись: «С днём рождения, Майя!». Ей исполняется двадцать один. Почти столько же было и мне, когда я полюбила впервые.

Так боюсь за неё! Боюсь повторения собственной участи. Вот, что бы я ей сказала, полюби моя дочь не того человека? Много я слушала мать? А Майка в кого-то влюбилась. Я чувствую это! По взгляду, по голосу. Дочка молчит. А мне так охота узнать о нём всё…

— Ну, наконец-то! Наш Винни Пух объявился! — смеётся подруга, впуская меня.

Кафе заказали на пятницу, а сегодня среда. Майка отметит с семьёй. Ну, а после — с друзьями отправится в клуб, танцевать до рассвета.

— Огромные, правда? Чуть не улетела на них, — говорю и вручаю шары ожидающей Милке.

— Представляю себе эту картину! И заголовок в новостях: «На чём летают современные ведьмы?». Сегодня над Питером видели женщину, летящую на связке воздушных шаров, — издевается та.

— Иди ты! — толкаю её.

Привязав шары к стулу, Милка сажает меня:

— Я хотела меню обсудить.

— Главное, сыра побольше, Майка у нас — сыроед, — отвечаю.

Идея назвать дочку Майя принадлежала Шумилову. Я всегда говорю ей, что имя придумал отец.

— Смотри, вот по поводу торта, — садится подруга и обдает меня сладостью новых духов.

— Главное, свечи, и чтобы задуть, Майка любит желания загадывать, — отвечаю.

С самого первого дня появления Майи на свет, я удивлялась её красоте. И тому, как могла пожелать смерти этому чуду! Ведь, решись я пойти на аборт, и она бы исчезла. Никогда не рождалась. Этого я бы себе простить не смогла…

— Смотри, вот на выбор, черничный бисквит с шоколадной посылкой, или банан и клубника? — Милка листает торты на планшете. Один краше другого! Я бы съела их все.

— И того, и другого, и можно без хлеба, — заявляю, сглотнув.

— Без хлеба-то можно, — кивает мой повар, — Но это будет не торт, а фруктовый мусс.

— Типа того, что ты делала на мой день рождения? — вспоминаю.

— Ну, да, — отвечает она.

Это был потрясающий, с лёгкой кислинкой, десерт, с добавлением киви и сливок.

— Было вкусно, но давай всё же классический торт, — говорю.

— Так! — деловито черкает в блокноте, — И сколько нас будет в итоге?

Я считаю на пальцах:

— Ну, мы с Костиком, ты, Майка, Тоха. Мамуля придёт, и Костяшкины тоже приедут.

— Аська будет?

— Да, кто ж её знает?

— Узнай!

— Я думаю, будет! Она не пропустит такое событие. День рождения племяшки.

На прошлый её день рождения Ася как раз находилась в загуле. Она позвонила, сказав, что вулкан на Камчатке дымит и рейс отменили. Оттуда она привезла много пемзы и красной икры.

— А Анфиса Павловна одна придёт, или…, - Милка делает многозначительную паузу, имея ввиду мою мать, что уже пятый год состоит в отношениях, но знакомить нас с ним не спешит.

Правда, я с ним знакома. Заочно! Нормальный мужик. Лысоват, худощав. Занимается бизнесом. У него магазинчик продуктов, киоск и отдел бакалеи в большом супермаркете. Где они познакомились с мамой! Она покупала продукты на ужин. Мама вечно худеет, следит за собой.

— Скажите, эти макароны не развариваются? Мне нужно сделать альдэнтэ, — спросила она продавщицу.

Та уставилась:

— Да нормальные макароны, варить пять минут.

— Пять минут до готовности? — мама достала очки и надела их на нос.

— Там написано всё, — продавщица кивнула, устав от дотошной клиентки.

Но мама была несгибаема. Изучив макаронную пачку, она протянула её:

— Где здесь написано, что это из твёрдых сортов? Мне нужно из твёрдых.

Женщина, стоящая за прилавком уже не один год, нахмурилась:

— А эти чем плохи?

Мама, спрятав свои окуляры в футлярчик, сказала:

— Ничем. Просто они не подходят под мой рацион.

Тут в магазин зашёл он. Николай Сергеевич Дотошный, предприниматель средней руки, мечта одиноких женщин за шестьдесят. Правда, маме тогда ещё не было даже шестидесяти. Она была моложава, весьма одинока и очень горда.

— Диночка, прошу тебя, отвлекись на секунду, я очень спешу, — произнёс он в адрес продавщицы, извинился, уже в адрес мамы, — Простите!

Оперся на прилавок и стал ждать, выбивая костяшками пальцев настойчивый ритм. Мама от этакой наглости вскинула брови. Надела обратно очки, чтобы казаться ещё деловитее.

— Вы что себе позволяете? — возмутилась она, — Я битый час выбираю товар! А вы просто становитесь передо мной, как ни в чём не бывало?

Дотошный, в обычное время спокойный, обратил свой рассеянный взор на неё:

— Я же сказал вам «Простите». Разве этого мало?

— Хам! — бросила мама и вышла.

Обруганный ею предприниматель средней руки, не дожидаясь, пока Дина выдаст ему сумму средств, отправился следом.

— Подождите! Ну, подождите! — догнал он её без труда. Так как мама, всегда носившая каблуки, не успела уйти далеко, — Не обижайтесь, прошу вас. Возможно, я был слишком груб? День такой, неудачный! Давайте заглажу вину чашкой кофе?

Анфиса Павловна, администратор торгового центра, кивнула. Не убирая с лица выражение крайней обиды. Но к концу этой встречи лицо посветлело, что давало намёк на взаимность с её стороны…

— Я тебя умоляю! Конечно, одна, — говорю.

Милка вздыхает упёртости мамы:

— Как девочка, честное слово!

Мы смеёмся её нежеланию вывести в свет своего кавалера. Между тем, из кухонного зала доносится запах горелого. Милка в испуге идёт посмотреть. Я продолжаю сидеть, изучая торты на экране. Нужно выбрать! Вот только, какой?

Мой смартфон начинает жужжать. Достаю из кармана и вижу…

Знакомые циферки. Я сохранила его, обозвав «Не звонить». Нужно было внести в чёрный список! Ну, что ему нужно ещё?

— Алло? — говорю.

Положив Милкин список тортов на столешницу, я быстро иду в направлении выхода. Говорить с ним при ней не хочу! Милка даже не знает ещё, что Никита вернулся.

— Вита? — его тон, с хрипотцой, задевает какие-то фибры, и я начинаю дышать через раз.

— Чем обязана? — говорю церемонно.

На входе табличка «Открыто». Но время дневное, и посетителей нет. Сейчас, начнутся обеды в ближайших к нам офисах, вот тогда и повалит народ. Подхожу к большой каменной клумбе. В ней ароматным букетом цветёт кустик белых петуний. Точнее, пока не цветёт, а лишь собирается.

На том конце провода Богачёв произносит:

— Готовишься к дню рождения дочери?

Я замираю. Готовлюсь, и что? Почему у меня ощущение, будто он меня видит? Я даже веду взглядом вокруг. Никого.

— Прости? — уточняю.

Он усмехается:

— В соцсетях разглядел её дату рождения. Май.

— Да, и что? — пожимаю плечами.

— Вита, — моё имя звучит как-то странно, с нажимом, и спокойствия как не бывало, — Скажи, только честно, ведь Майя… она от меня?

Мой мир в одночасье обрушился. Я замечаю, что в пальцах оторванный кончик листочка. И роняю его на асфальт:

— Что за бред? Богачёв! Ты совсем уже что ли?

— Это не бред, Виталина, — его убеждённость в своей правоте раздражает. Откуда он знает? Зачем?

— Майя моя дочь! — говорю я сквозь зубы, — Моя и Шумилова, понял? Ты не имеешь к ней никакого отношения.

— Ты уверена в этом? — бросает с усмешкой, — Она родилась через полгода после того, как я уехал. Ты хочешь сказать, что спала с ним, пока мы встречались?

Гнев так и плещет в груди. Нарастает! Мне охота послать его к чёрту. Прокричать в трубку что-то обидное. Но ведь это заверит его в том, что он попал в самую точку? Ну, уж нет! Держись, Вита! Только не дай слабину.

— Да, представь себе, Богачёв, я спала не только с тобой в тот период. Считаешь, мне нужно извиниться перед тобой? Что ж, прости, — говорю это, словно садист, признающий вину. Едва ли ему будет больно. Больнее, чем он сделал мне…

— Мне не нужны извинения, Вит. Мне нужна правда, — произносит устало.

— Ты услышал её, — говорю.

Он хмыкает в трубку:

— Ну, что ж, хорошо! — его голос звучит так, словно это ещё не конец. Далеко не конец. Что он думает делать?

— Послушай, Никита, — цежу без зазрения совести, — Моя жизнь без тебя сложилась просто прекрасно. А ты приезжаешь и требуешь правды? Так знай! Я тебя ненавижу! Ненавижу за то, что ты сделал со мной. Я тебя никогда не прощу. И всё, что случилось с тобой, а я уверена, ты ведь не просто так вернулся? Всё это заслуженно! Не смей приближаться ко мне. Ты не имеешь морального права звонить. И только моя безграничная вежливость не позволяет мне послать тебя на три буквы.

— Вита…, - пытается он.

— Всего доброго! — говорю я отнюдь не по-доброму, и завершаю его, этот мучительный разговор.

Прислоняюсь к стене. Руки сильно дрожат. О, Боже! Зачем? Ну, зачем он вернулся?

В кафе входят люди. Компания юных девиц и влюблённая парочка.

«Клубнично-банановый», — думаю я. И, выдохнув весь накопившийся стресс, церемонно иду вслед за ними.