Сегодня «проверочный день». Инспектор санэпидемстанции с регулярным визитом уже приходил и оставил очки. Человек он в ведомстве новый. Волновался, наверно, сильнее, чем я! Мне-то уже не впервой. Провела, показала.
— Да у вас образцовый порядок! — удивлённо заметил худой паренёк.
Я улыбнулась:
— Стараемся.
Заметила шмат паутины в углу, закусила губу:
— Кофейку не хотите?
— О, спасибо! Было бы здорово, — чуть расслабился он.
Я напоила его свежесваренным кофе, предложила хрустящий вишнёвый пирог. Он довольно урчал и наяривал! Так вдохновился, что даже забыл окуляры у нас на столе.
«Вот недотёпа», — подумала я и сложила очки рядом с кассой. Милка сегодня гундосит. Я велела лечиться! Пока не избавится от соплей, на работу не выйдет. Хотя, она будет работать из дома. Будет опять совершенствовать пункты меню. Наблюдать за процессом на кухне сквозь пытливый глазок установленных видеокамер.
Колокольчик на двери звенит. Я решаю, что это инспектор пришёл за своими очками. Хватаю, иду к нему, чтобы отдать. Но на середине пути застываю…
Пульс учащается! Биение сердца в висках нарастает, когда я смотрю на того, кто пришёл.
Высокий мужчина заходит, оставив порог позади. Двери за ним закрываются. Я отступаю на шаг и веду по нему недоверчивым взглядом. Свободный костюм и рубашка без галстука. Но стиль деловой. Конкурент? Потенциальный партнёр? Нет! Ни то, ни другое.
Стараюсь не выдать себя и дышу глубоко. Да уж, время его изменило! Окреп, возмужал, стал серьёзным мужчиной. С бородой, сединой на висках. Боже, сколько ему? Пятьдесят шесть. Двадцать лет мы не виделись. Как это долго…
— Виталина, — одно только слово и стон вырывается прочь из груди.
Я поправляю причёску. Когда-то и я была пышноволосой и огненно-рыжей. Но первые роды и стресс привели к алопеции. Помню, как волосы сыпались. Я рыдала! Боялась, совсем облысею. Процесс прекратился, а страх не исчез.
— Изменился? — роняет с усмешкой.
— А я? — говорю.
Неловко стоять, приглашаю войти, указав на незанятый столик. Официантка Лариса подходит.
— Что ты будешь? — смотрю на Никиту. На мужчину, который совсем не похож на него! Борода закрывает лицо, но глаза смотрят пристально.
Он произносит:
— То же, что и ты.
Усмехаюсь. Так всегда говорила я сама, когда мы бывали вдвоём в ресторане.
— Тогда, будь добра, облепиховый чай и творожный десерт, — обращаюсь к Ларисе.
Та уходит. И мы остаёмся вдвоём. Нет, в нашем зале есть несколько прочих гостей. Но даже звуки чужих голосов не способны меня успокоить.
— Никита, зачем ты пришёл? — говорю напрямую.
К чему имитировать радость от встречи? Я точно не рада! Скорее, напугана. Когда он звонил, я подумала — сон. Но вот он, реальный! Сидит и внимательно смотрит.
— Просто хотелось увидеть, — звучит отговорка. Ну-ну!
Лариса приносит заказ. Я улыбаюсь, киваю. Беру на себя роль гостеприимной хозяйки, плещу по глоточку полезного чая себе, и ему.
— Мм, очень вкусно, — одобряет Никита, сделав первый глоток.
— Лимон, апельсин, зелёный чай в качестве основы, пряные травы, облепиховый джем.
— Это твоё кафе? — интересуется он.
— Мы вместе открыли, с подругой.
— ВитаМила, — повторяет название, — Неужели та самая Мила?
— Та самая, да, — говорю.
Вспоминаю, как мы говорили о Милке. Лежа в постели, после долгих сеансов любви. Мы говорили о многом! О нём, обо мне. Темы для разговоров никогда не кончались. Как не кончалась и страсть…
— Выходит, мы с тобой теперь коллеги? — усмехается он.
Я собираюсь спросить, почему. Но вспоминаю о ресторане. Том самом, где я отмечала свои двадцать лет. Это — его ресторан! В этом городе многое было — его. Но, насколько я знаю, богатства семьи Богачёвых слегка поредели.
— Выходит, что так, — отвечаю я сдержанно. Отвожу недвусмысленный взгляд.
Никита, глотнув ещё чаю, подаётся вперёд. Плечи его пиджака собираются плотной гармошкой. Неосознанно я вспоминаю, каким было раньше его обнажённое тело. Подтянутым, сильным, родным…
— Ты изменился, — роняю.
— А ты всё такая же, — щурится он.
Я усмехаюсь:
— Пожалуйста, только не ври!
Этот обмен комплиментами словно разрушил заслон между нами.
Никита смеётся:
— Нет, правда. Я видел тебя в соцсетях.
— Даже так? — я берусь за десерт, — А за тобой не следила.
— Я не следил, я…
— Послеживал? — формулирую я.
Он, пододвинув к себе белоснежное блюдце, берёт с него ложечку. На фоне его загребущих ладоней, всё это кажется кукольным, детским.
— Ты надолго? — решаю спросить.
Он поднимает глаза:
— Навсегда.
Мой лоб покрывает испарина. Кусочек десерта уже растворился во рту, но я не могу проглотить. Запиваю его облепиховым чаем.
— Решили вернуться на родину, — говорю с лёгкой долей цинизма.
— Я приехал один, — отвечает Никита.
И опять для меня это, словно удар. Он, очевидно, так хочет услышать вопрос: «Почему?». Только я не доставлю ему удовольствия.
— Понятно, — киваю, и невольно смотрю ему на руку.
Там нет кольца. Никита, поймав этот взгляд, говорит:
— Я развёлся.
— Соболезную, — тихо вздыхаю. Отметив не без гордости, что эта новость ничуть не тревожит меня.
Я долго держала его в своём сердце! Так долго, что чувства уже превратились в туман. Будто всё это было не с нами…
— Ну, а ты? — он ведёт по моей окольцованной правой руке, — Замужем?
— Ты же следил за мной в соцсетях, — отвечаю ему, — Там есть вся информация.
Никита кивает:
— Я знаю. Просто хотел, чтобы ты подтвердила её.
— Подтверждаю, я замужем. И у меня двое прекрасных детей.
— Сколько им? — улыбается он.
Я, сглотнув, отвечаю:
— Дочь на четвёртом курсе, а сын в шестом классе.
— Большая разница между детьми? — намекает Никита. И мне в этой фразе мерещится тонкий намёк. Он не может узнать! Он не знал. Он уехал, не зная…
«Успокойся», — даю себе кроткий приказ. Усмехаюсь:
— Пожалуй, даже слишком. Но второй у нас долго не получался.
Вспоминаю, в каком состоянии я пребывала. И какой уязвимой была моя дочь! Она родилась раньше срока. Наверное, стресс был виной? Бессонные ночи, послеродовая депрессия, ощущение безнадёги, конца…
— Значит, теперь ты Шумилова, — констатирует он.
«А когда-то всерьёз примеряла фамилию Богачёва», — мелькает в уме. Только та оказалась не в пору. Как говорится, не по Сеньке шапка!
Киваю:
— Да, муж преподаёт в институте. Скоро защитит докторскую. А пока кандидат экономических наук.
— Неплохо, — одобряет Никита.
— Не жалуюсь, — с улыбкой парирую я.
— Я очень рад, что у тебя всё сложилось хорошо, — сквозь бороду трудно понять, улыбается он, или нет. Но глаза излучают тепло и такую усталость, что мне так охота спросить: «Ну а ты? У тебя самого как сложилось?».
— Спасибо, — роняю.
— Вит, — произносит он моё имя так, будто не было этого времени порознь. Будто он говорил его тысячу раз, без меня, обращаясь ко мне, и не слыша ответа…
Я поднимаю глаза. Молча жду, что он скажет.
— Я хочу, чтоб ты знала. Я никогда не переставал о тебе думать.
Сглотнув, ощущаю потребность ответить «Я тоже». Вот только зачем?
— Так вот, почему у меня уши горели?
Он улыбается. Тонкая сеточка мелких морщинок вокруг его глаз напоминает о возрасте. Но ему этот возраст идёт. Как идёт седина! Он тогда уже начал седеть. Я вспоминаю, как находила в его шевелюре коварные белые ниточки. И улыбалась, пытаясь представить его абсолютно седым. Сейчас тёмный цвет в меньшинстве. Превалирует белый. Я тоже седею, и крашусь, стараясь вернуть голове первозданный утраченный вид.
Смартфон начинает звонить. Вижу Майкино фото.
— Извини, — говорю я Никите. Беру.
Майка на том конце провода чем-то шуршит:
— Мамуль! Слушай, я принесу тебе вещи свои? Постираешь?
— Ну, конечно, неси, — соглашаюсь, — Во сколько ты будешь?
— Не знаю, часикам к шести, наверное, приду, — отвечает она.
— Хорошо.
— Мамуль, а возьми из кафешки вкусняшку! — тянет дочка, как в детстве.
— Какую?
— Ну, какую-нибудь! У тёть Милы всё вкусно.
— Конечно, возьму, — улыбаюсь.
Сегодня она обещала зайти и поужинать с нами. Рассказать об успехах. Надеюсь, о том, с кем встречается…
Прощаемся с Майкой до вечера. Кладу телефон вниз экраном на стол.
— Дочь? — вопрошает Никита.
— Угадал, — говорю, — Шумилова Майя Константиновна.
— Красиво звучит, — отвечает без тени сомнения.
«Пожалуй, что лучше, чем Майя Никитична», — думаю я. Никита. Я всегда обожала его имя. Оно ему шло! Вот только отчество из него получается так себе.