Глава 30

На классной доске мелом нарисованы два пересекающихся круга. Точно два обручальных кольца! В одном я пишу сверху вниз «Убеждение», а в другом «Принуждение». Класс позади принуждённо жужжит.

— Итак! — призываю к вниманию, — Что понимается под принуждением?

Отыскав в этом пошлый намёк, кто-то хмыкает. Невзирая на это, я продолжаю вещать:

— Принуждать — это значит, склонять людей к совместной деятельности, ограничивая свободу их выбора. Альтернативным способом стимулирования совместной деятельности будет убеждение. Кто может озвучить мне определение этого слова?

Руку тянет Светлана.

— Да, Моисеева! — делаю жест отвечать.

— Убеждать, значит, склонять людей к совместной деятельности, расширяя свободу их выбора, — декларирует, встав из-за парты.

— Всё верно, — киваю.

Света, слегка покраснев, опускается. Записка её, оставленная между страниц реферата, до сих пор проступает в глазах.

«Вы — мой кумир», — говорит её взгляд. А я отрицаю! Точнее, демонстрирую полный игнор. Для меня все равны. Для меня все — студенты.

— У принуждения — плохая репутация, — говорю, опираясь о стол мягким местом, — Так как большинство из нас считают, что людям должно быть позволено делать то, что они хотят. Кроме того, принуждение предполагает существование власти, а многие из нас автоматически неприязненно реагируют на любые притязания на власть. Но правила дорожного движения, указывающие нам, что следует ехать по правой стороне и останавливаться на красный свет, одновременно и принуждают нас, и расширяют нашу свободу. Свобода наша расширяется потому, что принуждению подвергаются и другие люди. И все мы добираемся, куда нам нужно, быстрее и безопаснее, так как подчиняемся «принуждению» правил дорожного движения.

Далее следует уточнить у студентов, какие примеры из жизни они могут привести, согласно данному фактору. Но меня опережает Синицын. Пытливый студент, но уж больно задиристый!

— Значит, если я убеждаю Кутепову заняться совместной деятельностью, то я расширяю свободу её выбора?

Я уже понимаю, о чём идёт речь. Ну что ещё может вызвать такой резонанс в умах юных парней, как не попытка склонить свою девушку к сексу?

— По сути всё верно, — киваю, крутя в пальцах ручку, — У Кутеповой появляется возможность сделать выбор. Если вы оставляете это право за ней, то это и есть убеждение.

— Поняла? — изрекает студент в адрес девушки.

Та, закатив к потолку подведённые глазки, вздыхает:

— Да я лучше сдохну!

— Тогда перейду к принуждению, — хмурит брови Синицын.

— К слову, те, кого принудили, как правило, ищут способы порвать отношения. А люди, сотрудничающие по убеждению, обычно сохраняют их, — добавляю с усмешкой, — Так что в вашем случае, Синицын, я бы всё же постарался найти доводы именно для убеждения.

— В отдельных случаях, док, убеждение не работает! — говорит, развалившись на стуле, студент.

— По сути, процесс ухаживания за девушкой является ярким примером убеждения в реальной жизни. В свою очередь девушка имеет возможность собрать информацию и сделать выбор, соизмерив все издержки, которые ей предстоит понести. А также сравнив их с теми выгодами, которые она получит, дав парню возможность себя убедить, — говорю, подойдя, — Так что, Синицын, тут два варианта! Либо доводы вашего убеждения слишком скудны. Либо издержки согласия для объекта симпатии слишком затратны.

Брови Синицына хмурятся. Видно, как мозг совершает работу, пытаясь постичь содержимое слов.

— Экономический подход предполагает несколько стадий. А именно: определение цели, сбор информации, проведение комплексного анализа, далее обобщение результатов и оценка их эффективности. На каком этапе ваша система дала сбой?

— На первом! — бросает Кутепова, подперев подбородок рукой.

— Чего это? — хмыкает юный Ромео, — Вижу цель, иду к ней!

И бросает в подругу точилкой. Та возвращает её, демонстрируя грубый, совсем не по-девичьи, жест.

— Синицын, сейчас я в значительной мере расширю вашу свободу, попросив вас покинуть класс, — говорю я чуть более жёстко.

— И тем самым, понизив отрицательные экстерналии его присутствия здесь! — вставляет студентка Светлана.

— Вынужден с вами согласиться, — отвечаю, не глядя на неё, а продолжая смотреть на Синицына.

На моих лекциях всегда царит дружеская и непринуждённая обстановка. Но иногда всё же стоит осаживать всплески эмоций особо активных ребят. Вспоминаю, каким был я сам в эти годы! Молчуном и заучкой, наверное? И, сидя на парах, жалел, что учусь курсом старше. И не могу быть в одном классе… с ней.

Синицын набычившись, грозно сопит. Я, решив смерить злость, предлагаю ему:

— Итак, процесс обольщения Лили Кутеповой будет темой вашего доклада к следующей лекции. Прошу предоставить мне полный объём информации, относительно того, как вы намерены её убедить. И никаких пошлостей! Помним, что у нас не сексология, а эко-но-ми-ка.

Аудитория тут же наполняется одобрительным гулом. Всем охота взглянуть, как Синицын сумеет облечь свои мысли в научную форму. Даже мне любопытно! А он в свою очередь сильно смущён. Но не принять этот вызов не может. Иначе падёт на глазах у Кутеповой в грязь.

— Ну, вы даёте, Константин Борисович, — изумляется Лиля. Но глаза загораются ярко! Что означает, что я попал в цель.

Наш час завершается. Я выхожу в коридор. На смартфоне пропущенный от Комарова. Набираю его.

— Шумилов, приветствую! — хрюкает он, — Я тут инфу раздобыл.

— О! Отлично! — вдохновляюсь услышанным, и бросаю взгляд на часы, — У меня перерыв полчаса. Могу подъехать?

Комаров предлагает:

— Давай в «Теремок» на углу, возле нашей конторы? Мне там пельмешики нравятся.

Я приглушённо смеюсь, соглашаюсь. Спустя пять минут я уже «на коне» и качу в направлении цели. Кафе «Теремок» на углу, как и многие в городе, имеет велопарковку. Пока я, запыхавшись от быстрой езды, замыкаю колёса, с дороги к парковке съезжает большой тёмный джип. Мне на мгновение кажется, это тот самый… Но марка другая, и номер другой! Это Андрюхин Рендж Ровер. Тот выходит, как кум королю.

Подойдя, усмехается мне:

— Чё, колёса в ремонте?

— Не, я летом на велике! — беру из корзины портфель.

Комаров, покачав головой, произносит:

— Ну, ты как со школы чудил, так и продолжаешь чудить!

— Зато я в форме, — стою, грудь вперёд.

— Так и я в форме! — кивает Андрей на погоны.

Мы дружно смеёмся. В чувстве юмора ему не откажешь! И в привычке пожрать. В «Теремке» берёт сразу две порции домашних пельменей с бульоном. И просит сложить всё в одну. А я выбираю куриный бульон и котлету с гречихой.

— Короче! — вступает, когда официантка уходит, приняв наш заказ, — Узнали мы, чья это тачка.

— И чья же? — ищу зубочистку, кладу рядом с собой на салфетку её, и ещё одну — в правый карман пиджака…

— Богачёв Никита Георгиевич, бизнесмен Питерский, — излагает приятель, — Папаша его когда-то был воротилой. Так тот под собой весь наш город держал! А сын принял бизнес, правда, слегка поредевший. Казино у них отняли, пару гостиниц закрыли, и банк обанкротили, кажется. Но ресторан остался. Так что, видать, хочет булки твоей Виталины к себе под бочок!

Комаров дружелюбно снабжает свой спич громким смехом. А у меня по спине холодок.

— «ВитаМила», — поправляю его еле слышно.

— Эй! Да ты чё? Я ж шучу! — понимает по-своему мой внезапный упадок всех жизненных сил, — У него ресторан. Небось, контакты налаживал? Будет выпечку брать у твоей.

— Да, наверно, — невнятно бурчу.

— Так что ты, давай там, Отелло сворачивай, — ободряет меня Комаров, — Кукуху береги!

Я беру себя в руки. Нам приносят заказ. И я рад, что могу сконцентрировать мысли на супе, котлете и гречке. Правда, мысли никак не хотят подаваться! В них только одно. Богачёв, Богачёв…

— Ты Маринку Евсееву видел? — вставляет Андрей.

— Нет, а что? — говорю, набивая рот гречкой.

— Да её разнесло, мама не горюй! — Комаров ловит ложкой пельмешку и целиком отправляет её прямо в рот.

Я вспоминаю того персонажа из сказки «Ночь перед Рождеством». Пузатый Пасюк ел вареники, без помощи рук и приборов. А Дрюня по «складу характера» очень похож на него.

— Уж кто б говорил? — отвечаю.

— Я мужчина, мне можно, — он гладит свой круглый живот. И, незаметно для посторонних глаз, расстёгивает на пиджаке пару пуговок.

Я вспоминаю Марину Евсееву. Девочку хрупкую, словно звенящий ручей. Многие парни хотели её! А она никому не давала. Но кому-то в итоге дала, раздобрев и став женщиной? Любопытно увидеть, что делает время с другими. Я вроде такой же, как был.

— К тому же, я на вредной работе, — продолжает себя убеждать Комаров, — Вон, недавно судили персону. Мне его адвокат говорит: «Не боишься?». А я отвечаю: «А ты?». Я-то свою работу выполню, как подобает. А вот если ты подкачаешь, то тебе не сдобровать!

— Да, уж, — вздыхаю, — По лезвию бритвы гуляешь, Андрюх!

— Я даже завещание составил, как стал прокурором, — говорит он, понизив голос, — А то мало ли что!

— Да типун тебе! Все мы под Богом ходим, — смеюсь укоризненно.

— Слышь! — озаряется он, — Я чего придумал-то? Своему лоботрясу говорю: «Машину тебе подарю, если институт закончишь». Замотивировал, короче!

— Хорошее дело, — киваю, — Мотивация улучшает производительность труда.

— Хрен она чё улучшит, конечно, — вздыхает приятель, — Но я ещё погляжу! А то ведь могу подарить чё попроще. Вон, шестерёнку ему подарю! Хай гоняет!

— Тогда уж лучше велосипед, — говорю я со знанием дела.

Продолжая вести разговор, мы обедаем. Но, доев, Комаров получает звонок. Достаёт деньги, бегло прощается. Желаем удачи друг другу. И я провожаю его до двери хмурым взглядом.

Когда он уходит, то меня, как ударной волной, подминают тяжёлые мысли. Будто всё это время они ожидали внутри! Я закрываю глаза, опираюсь лицом о ладони. Богачёв? Богачёв! Богачёв. Когда он вернулся? Ведь я был уверен, что он уезжал навсегда. Я не думал о нём, не искал в соцсетях. Просто вычеркнул! Словно боялся будить задремавшее лихо. А оно пробудилось само…

— Вам плохо? — говорит надо мной чей-то тоненький голос, и рука мимолётным касанием трогает локоть.

Я выпрямляюсь. Глаза открываются. Мир вокруг не менялся. Изменился мой внутренний мир! Выходит, она была в курсе, что он снова в Питере? Она общалась с ним у меня за спиной. Возможно, она и сейчас продолжает общаться…

— Всё в порядке, спасибо, — говорю равнодушно, как робот.

Официантка, загрузив на поднос стопку грязной посуды, интересуется:

— Может быть, что-то ещё?

Я тяну носом воздух. В глазах предательски мутно, а на душе так отвратительно тошно, что жить неохота. Она соврала! Богачёв. Она виделась с ним. Богачёв! Он вернулся.

— А можно стопку водки? — бросаю решительно.

Девушка, слегка удивлённая этим заказом, немного помедлив, кивает:

— Конечно, сейчас принесу.

Уже собираясь уйти, она уточняет:

— Закуску?

— Нет, нет, без закуски, — машу головой.

Выпью залпом. За нас. За любовь.

Загрузка...