«Моя милая рыжая девочка! В первый раз ты разбила мне сердце тогда, на своём выпускном. Помнишь, как посмотрела, когда я сказал, что люблю? Как на идиота! Я и почувствовал себя по-идиотски. И спросил: «А мы можем дружить?». Уцепился за это, как за последнюю ниточку. Как же я не хотел разорвать эту нить нашей дружбы. Для меня и сейчас это важно. Пока есть ты. Пока ты живёшь рядом, дышишь со мной одним воздухом. Мне проще справиться с этим. Но… Как ты могла? Переспать с Коротаевым! Отдать ему то, что по праву моё? Ведь это я должен был стать твоим первым мужчиной. А ты — быть первой, моей. А теперь…», — выводил от руки.
Эти письма я складывал, одно к одному, в обувную коробку. И прятал их тщательно от чужих глаз. Я писал ей о том, что не мог сказать вслух. О любви, о своих юных грёзах. Обо всём, что она разрушала, одно за другим.
Я был зол, нестерпимо! Ведь я, как последний дурак, хранил свою «честь» для неё. Никому, никогда не давал даже доступа к большему. Целовался с другими и то через силу! Я ждал Виталину. И вдруг…
— Ой, а ты не знал? — удивилась Милана.
Это она рассказала о том, что Димон Коротаев уже оприходовал Витку, и теперь он встречается с ней. Я ведь сам был на той вечеринке! И в какой-то момент, потеряв Виту из виду, долго не мог отыскать. Студенты тусили на даче, костёр из дровишек пылал, и вокруг него парни и девушки. Кто целовался, кто пил, кто пел песни. Гитара звучала на фоне людских голосов.
Коротаев был старше меня на два года. Но считал себя старше всех нас! Он не был отличником. Нет! Его образ в себе сочетал хамоватость, желание выглядеть круто и брать. Вот и Витку он взял! Взял без спроса.
— Ты уверена? — хмуро спросил у подруги.
Мы курили у нас во дворе. Мы по-прежнему часто встречались, но уже не общались как раньше. Милана училась на повара. И я был отчасти доволен, что хотя бы во время учёбы могу отдохнуть от неё.
Виталина успешно сдала выпускные экзамены. Я гордился собой, что сумел настоять на её поступлении в ВУЗ, где учился я сам. Был готов помогать, и буквально вцепился в идею совместной учёбы. Это шанс! Только я подзабыл, что, кроме меня, в нашем ВУЗе есть и другие, весьма интересные парни.
— Не думаю, что у неё с ним серьёзно, — поделилась Милана.
— А как у неё с ним? — спросил.
Из груди рвался главный вопрос: «Они спят?».
И Милана, как будто услышав, увидев по взгляду, кивнула:
— Постелька, тусняк и не более.
Я хмыкнул:
— Постелька.
Она прикоснулась к груди. К девятнадцати грудь у Миланы была настоящей, по-женски округлой. Я оценил беглым взглядом эту попытку привлечь к ней мой взор.
— Родной, — мягким голосом выдала Мила, — Ну, что ты страдаешь по ней? В самом деле! У Витки своя жизнь. Очевидно, что вы с ней не пара.
— Кому очевидно? — нахмурился.
— Всем, — улыбнулась Милана.
Сигарету она прислонила к губам и почти не вдыхала. Та была частью её повседневного образа. Как и разрез на груди.
— А с чего ты взяла, что я претендую? — решил я свернуть, — Я вообще-то встречаюсь с одной.
— Да? — удивилась она.
Я представил, как Мила преподнесёт эту новость подруге. Как у той приподнимутся брови. И, может, хоть что-нибудь ёкнет в груди?
— Неудивительно, — томно сощурилась Мила, — Ты красавчиком стал! Просто трепет! Жаль, я брюнетов люблю.
«А я рыжих», — подумал, но вслух промолчал.
Свою девственность я с этих пор вознамерился сплавить. Но не абы кому, а той женщине, которая будет молчать. Таковой стала Тоня, сестра моего закадычного друга. Той было уже двадцать семь! Возраст замужества. И кандидат намечался. Но потребность «гульнуть напоследок» толкнула её на сомнительный шаг.
Помню ту вечеринку у друга. Я оделся в рубашку, слегка расстегнул, закатал рукава. Я в то время качался, активно следил за собой. Так сильно хотелось понравиться Витке! Ну, раз она не оценит, так пусть хоть другая похвалит меня.
Родители Тольки уехали. И оставили деткам следить за своим фешенебельным домом. А домик у них, стоит сказать, был что надо! Двухэтажный, с бассейном, с огромным участком. С беседкой, увитой плющом.
Зарецкий старший владел пивоварней. Но, я думаю, это лишь так, для прикрытия. Основной капитал он держал в заграничных активах. А в прошлом, со слов его сына, был тем ещё жуликом. По юности он состоял в ОПГ, имел две судимости, но отсидел всего пару лет, за разбой и причастность к бандитским кругам. В общем, тот ещё фрукт! Странно, что сын получился порядочный.
Так вот, все выходные их хата гудела. Музыкальный центр, который Толян выволок прямо к бассейну, транслировал музыку. Сам бассейн был подсвечен гирляндами с разных сторон. Алкоголь и девчонки в бикини. Витка там тоже была! С Коротаевым вместе купалась в бассейне. Толик включил им джакузи и, как заядлый садист, наблюдал, как я корчусь от судорог на лежаке.
В конце концов, мне надоело! Я вышел. Точнее, зашёл на веранду. Спрятался ото всех в самом дальнем углу, закурил.
— Угостишь сигареткой? — услышал и вздрогнул.
Ко мне со спины подошла его мать… Точнее, не мать, а сестра. Но их схожесть была абсолютной, особенно, в сумерках.
Я кашлянул:
— Да, конечно! — и пальцем ловко открыл для неё пачку крепких.
— Чего такой грустный? — вздохнула она, — С девушкой, что ли поссорился?
Тоня была не такой, как девчонки. Она была женщиной! Сладкой, манящей. И это не только о пряных духах. Платье скрывало округлости, но тело буравило ткань. Я засмотрелся на выступ груди.
— У меня нет девушки, — выдавил хмуро.
— Да ладно! Серьёзно? — её идеальные брови взметнулись на лоб. Чуть закрученный локон упал, делая взгляд ещё более томным.
— Серьёзно, — втянул носом дым, поиграл желваками на скулах.
— А я вот, наверное, замуж пойду, — сообщила она равнодушно.
Я попытался съязвить:
— Как правило, девушек радует это?
Антонина пожала плечами:
— Радует дурочек. А умные принимают как должное.
— Ммм, — отозвался, словно понял, о чём идёт речь.
Она посмотрела задумчиво, чуть склонив голову на бок:
— В сентябре выйду замуж, рожу, стану жирной.
— Не станешь, — я хмыкнул и опять, сам того не желая, уронил взгляд в её декольте.
Если Мила была вертихвосткой до мозга костей, то Зарецкая знала, чего она хочет. И шла напролом!
— Ты так думаешь? — пальцы её пробежали по бицепсу. Я, ощутив их касание, сильно напрягся.
— Твой будущий муж, наверное, очень крутой? — намекнул, что проблем не хочу.
Антонина поджала губу:
— Крутизной сыт не будешь!
— А чем будешь сыт? — бросил я.
Её пальцы продвинулись ниже, по линии локтя. Я, как загнанный кролик, обвёл взглядом двор. Не хватало ещё, чтобы Толик увидел! Но друг был всецело поглощён своей новой ролью. Ролью хозяина вечеринки. На веранде мы были одни.
— Ты мне нравишься, Костик. Ты не такой, как они, — она кивнула на действо в бассейне. Где пацаны проводили заплыв, а девчонки визжали, болея. Я подумал, что там, среди них моя Витка. Представил, как грязные лапы Димона касаются девичьих плеч…
— Кстати, о сытости, — щёлкнула по носу Тоня.
— А? — я очнулся.
Она оттолкнулась от поручня и облизнула губу:
— Моя спальня вторая направо, сразу от лестницы. Думаю, может, прилечь? Не знаю, как ты, а меня утомляет вся эта громкая музыка, крики.
Для неё мы все были просто подростки. Только что «встали с горшка».
Я слегка устыдился:
— Да, ладно, — кивнул.
Она, чуть подумав, добавила:
— Жду пять минут, а потом закрываю замок.
Когда Антонина ушла, я продолжил стоять. Догоревший бычок до сих пор зажимал между пальцев. Даже взмок! Так сильны были женские чары. Или «друг» мой заждался свидания с женским нутром?
«Раз не ты, то другая», — подумал. И ринулся в бой!
Там, в её спальне, всё кончилось быстро. Она поняла.
— Ты был мальчиком что ли? — откинула влажную прядь от лица.
Едва успев из неё выйти, я стал быстро застёгивать молнию джинсов.
— Подожди, подожди, Кость! Ты чего? — притянула она, — Я же не в обиду! Я так, констатирую факт. Просто ты так быстро кончил и так… неумело.
— Серьёзно? — зажмурился.
— Всё поправимо, — сказала она, как училка, — И ничего тут постыдного нет. Если придёшь ещё раз, научу.
Её руки обвили мою повлажневшую шею, притянули к себе. Губы с жаром прижались к моим…
Я пришёл ещё раз. И ещё! Вернее, встречались мы с ней на нейтральной. Она «выгоняла» подружку. И пока та гуляла, Зарецкая Тоня учила меня, так изящно и сладостно, всем теоремам любви.
— Да! Вот так, чуть ниже. Правее, — шептала, когда я, на ощупь искал её клитор, сначала руками, а после — и ртом.
— Кончиком, нет! Только кончиком. А теперь целиком оближи, — выгибалась Зарецкая, подставляя свой сладкий лобок. И вцеплялась мне в волосы, когда удавалось дойти до конца.
Так я нашёл точку G, о которой, во времена, лишённые интернета, мало кто знал. Твёрдо уверился, где искать клитор. И управлять этой кнопкой во благо себе.
Зарецкая Тоня была очень строгой наставницей. Она запрещала кончать.
— Сперва я! — говорила, предоставляя мне выбор, как именно я собираюсь её ублажить. Я изощрялся по-всякому. И по итогу «занятия» получал свой заветный оргазм.
То лето было горячим. Не только из-за жары, царившей на улицах! Я пылал изнутри. Я хотел применять эти навыки в деле.
«Моя милая рыжая девочка! Я хочу, чтобы ты знала. Антонина Зарецкая, она ничего для меня не значит. Как, надеюсь, не значит, для тебя Коротаев Димка. Как ты могла с ним? Ведь он же говнюк! Извини, я не должен был… В общем, всё, что я делал с Зарецкой, я бы хотел повторить и с тобой. В смысле, не именно это. А просто! Хотел бы с тобой. Ведь теперь я умею, я знаю, как надо. Я смогу сделать так, чтобы ты поняла, Коротаев — не тот, кто тебе нужен», — так звучало очередное послание ей, в котором я извинялся, что переспал с другой женщиной. Как будто мы были супругами!
Но я и впрямь ощущал себя виноватым. Изменщиком. Притом, что за Виткой чувства вины не наблюдалось. Она флиртовала направо налево. Чем жутко бесила меня! Стала яркой, заметной. Ей, в целом, и усилий прикладывать не приходилось. Только чуть губы подкрасить! Натянуть майку с голым пупком. Пупком, который она проколола. Они с Миланой, как две проститутки, ходили по улицам с голым пупком.
А я ходил в зал. Тренажёрный. И выжимал больше всех в своём весе. Так я гасил свою злость на неё. Думал, сделать татушку. Типа, как у парней из качалки.
Даже как-то сказал:
— Слушай, Вит?
Витка, не вынимая изо рта чупа-чупса, промычала:
— Уму!
— Я хочу себе чё-нить набить на бице, — выдал дерзко.
— Где? — наконец-то достав конфету, спросила она.
— Ну, на бицепсе, — сдулся, — Или, может быть, лучше на плече, возле шеи?
— Ты о чём? — озадачилась Витка.
— Я о татушке! — ответил.
Она посмотрела, почти как в тот раз, на выпускном. И вдруг рассмеялась! Конфета в руке затряслась.
— Ты чего? — я обиделся.
— Ну, Шумилов! Так и представляю себе это тату. Основные понятия курса. Экономика должна быть экономной! — принялась сочинять, — Или лучше набей афоризм! Изречения Джона Смита…
— Адам! — вставил я жёстко.
— Чего? — осеклась.
— Его зовут Адам, тупица! — я вырвал конфету из рук и отбросил на пыльный асфальт.
— Ты чего? Обалдел? — возмутилась Виталя. И уязвлено ушла. Я какое-то время стоял, глядя вслед. А затем, не имея понятия, что делать дальше, поплёлся за ней, в направлении дома.
Я стал избегать встреч с Толяном. На что тот обижался! Мне почему-то казалось, что стоит ему посмотреть мне в глаза, как он сразу поймёт. И тот факт, что я трахнул сестрёнку, разрушит нашу дружбу.
Только он объявил:
— Я всё знаю!
— Ты про что? — насторожился я.
— Про тебя и сеструху, — оскалился Толик.
— Толь, я вообще-то хотел тебе всё рассказать…, - начал я виновато.
— Да, брось! Всё нормуль! — двинул он. Да так сильно, что я едва не упал.
— Ты не злишься? — смотрел на него, пытаясь поймать тот момент, когда Толька захочет мне вмазать.
Он втянул носом воздух. Если его сестра, Тоня, была внешностью в мать, то Толян пошёл в папу. Такой же рябой, неказистый, но хваткий. Он был зачинщиком всех приключений в нашей компании. Девчонок кадрил на ура, и курить научился ещё в седьмом классе.
— Мы вообще-то поспорили с ней, как быстро ты сдашься, — он хмыкнул, — Ты денег мне должен! Слабак!
— В смысле? — не понял.
Друг выразительно обнял меня:
— На коромысле! Я ставил, что ты не ходок. А ты в первый же вечер того, — жестом он явственно дал осознать, что именно я совершил.
— И чего? Тебе-то что? Сам поспорил, вот сам и плати, — я ощутил себя девочкой, на которую спорили парни. Прямо как в женском кино!
— Ну, тогда мне придётся придать огласке тот факт, что наш Костик был целочкой, — поделился дружище.
Я ожидал от него чего-то подобного. И уже приготовился дать задний ход! Вдруг мне в голову пришла неожиданно здравая мысль:
— А ты слышал про точку блаженства у баб?
— Это чё за фигня? — сдвинул брови Зарецкий.
Я упоительно выдохнул:
— Это такая фигня, от которой девчонки кончают на раз.
— Да ладно? — недоверчиво выдавил он.
— Отвечаю! — с видом бывалого бросил в ответ.
Зарецкий секунду помедлил, затем изъявил интерес:
— Ну, колись!
— Так и быть, расколюсь, — согласился, — Только чтоб никаких материальных претензий.
Он сощурился, жадная сущность в нём медлила. Но надежда прослыть идеальным любовником всё же взяла своё.
В сентябре Антонина пошла под венец. Я сроду не видывал свадьбы пышнее! Фата и длиннющий подол её платья сияли под Питерским солнцем, как сотня бриллиантов. Погода дарила тепло, бабье лето в разгаре. Жених был на десять лет старше.
Помню, как я подошёл, чтобы поздравить её. Улучил момент, когда её будущий муж разговаривал с кем-то из важных гостей. Тонька утёрла слезу со щеки.
— Вот и всё, мой хороший. Сдаюсь!
— Ты такая красивая, просто слов нет! — покачал головой. В самом деле, сражённый её красотой в тот сентябрьский день.
Она наклонилась ко мне:
— Я желаю тебе найти ту, с кем удастся опробовать это на практике. Всё, чему я научила тебя, понимаешь?
Кивнул, покраснел и ответил:
— А я желаю тебе семейного счастья.
Тоня пихнула меня своим белым букетом, лепесток зацепился за ткань моей водолазки, да так и остался висеть.
— Константин, ты неисправимый романтик! — сказала она напоследок.
В ресторан не пошёл, а уселся на крыше. Почему-то хотелось побыть одному. Помню, как долго взирал на осеннее небо и думал о жизни. А ещё думал, что подарить Виталине? Через пару недель ей исполнилось двадцать. Я не знал, что тот год принесёт в мою жизнь безграничный разлом. Я всего лишь считал в уме деньги, мечтая, какие серёжки куплю ей на сей раз. Ведь серёжки она не посеет!