Встречи

Галина Охотина ЛИРИКА МАРГАРИТЫ ЧЕБЫШЕВОЙ

Поэтические сборники Маргариты Чебышевой получили признание читателей, отмечены вниманием критики. В 1976 году она стала членом Союза советских писателей. Своеобразие и силу ее, как лирика, справедливо усматривают в тонкой и проникновенной поэзии любви. Эта сторона творческого облика поэтессы была подчеркнута рецензентами ее первого сборника «Северянка» (1967 г.). Как «дневник женщины», был прочитан ее второй сборник «Зеленая звезда», вышедший в 1974 году в Москве. О поэзии любви шла речь при оценке и третьего сборника — «Славяна» (Волго-Вятское книжное издательство, 1975). Анализ этого последнего сборника М. Чебышевой, включившего в себя лучшие стихи из вышедших ранее книг и новые произведения, и положен в основу настоящей статьи.

Думается, ключевым в сборнике будет стихотворение:

В стихотворении отложились опыт и мудрость жизни, и то ощущение ее противоречивой сложности, которое столь типично для лучших произведений М. Чебышевой. Они обращены внутрь души, решающей большие и малые проблемы человеческого бытия. Отсюда психологизм и своеобразная философичность ее лирики. Часто встречающийся в ней образ костра — не случаен. «Наедине с собой» — так называется одно из стихотворений сборника. Долгая ночная дума у костра с его «древним колдовством огня», поиски ответов на трудные вопросы — как это характерно для Чебышевой! Образ костра приобретает в стихотворении метафорическое значение — костра жизни с ее чащобами и тропами, поисками верных дорог.

Деление лирики поэтессы на интимную и гражданскую было бы слишком условным, потому что примечательная особенность лирического «я» Маргариты Чебышевой — вбирать в себя боль и радость мира, испытывать чувство своей сопричастности к нему.

Все стихотворение построено на контрастах, ибо мир целостен и расколот, гармоничен и дисгармоничен. Способность «счастливо страдать», вбирая в себя эту сложность мира, лишает поэтическое мироощущение Чебышевой кажущейся камерности и односторонности.

В одном из стихотворений поэтесса признается: «По жизни сердце я свое несу все пули принимающей мишенью». Раздумья о поэзии, о сердце поэта, о его судьбе органично входят в лирику М. Чебышевой. Она посвящает свои стихи Лермонтову, Блоку, Есенину, Павлу Когану, Экзюпери. Слитность поэта с Родиной, неразрывность поэзии — с жизнью, судьбы поэта — с судьбами других людей, все это входит в поэтическое исповедание веры М. Чебышевой.

Многозначительно ее напоминание об Экзюпери.

Таким образом, не приходится говорить об узости диапазона чувствований в лирике М. Чебышевой.

Несомненно, ее творчество согрето поэзией любви. Мы ощущаем, как щедро и нежно сердце, раскрывающееся в лирике Чебышевой, сердце женщины, матери, дочери. Не раз возникнет в ее стихах воспоминание о колыбельной, что «в сердце остается навсегда», встанет глубоко правдивый, истинно народный образ матери с ее последними словами; не раз откликнется наше сердце на трепетное материнское чувство, звучащее в стихах о дочери, подкупят сильные лирические строки во славу чуда, «которое любовью нарекли».

Душа жива любовью, и потому — «нету и не было горше женских несбывшихся снов». Своеобразие любовной лирики М. Чебышевой в том, что запечатленное в стихах чувство нередко исполнено истинного драматизма, драматизма несбывшихся надежд, неслиянных судеб. В лирике Чебышевой раскрывается сильная женская душа, глубокая и верная в любви, неспособная к компромиссам и жалобам на судьбу. Значительность этой лирики в том, что в ней выступает мир современной женщины с присущим ей сознанием своей духовной силы и самостоятельности.

В «Монологе женщины XX века» лирическая героиня М. Чебышевой, ведя с мужчиной традиционный «спор о власти», говорит:

Очень современная, свободная и сильная духом, лирическая героиня М. Чебышевой остро ощущает свои национальные истоки, свою связанность с русской землей, народом, его историей. Поэтому так властно напоминает о себе в ее лирической героине душа россиянки, славянки. Этот образ Любавы, Славяны, варьируясь, настойчиво повторяется в стихах.

В лирической поэме «Славяна» поэтесса осмысливает русский женский национальный характер, сопрягая историю и современность, показывая, как в драматических перипетиях русской национальной истории проявлялась сила души русской женщины, как ее верная любовь благословляла мужчин на ратный подвиг и служила залогом их спасения от бед.

Когда-то русская женщина провожала струги, сейчас — «с синих космодромов корабли». Но и тогда, и сейчас «горит ожиданья звезда». А потому —

Национальная стихия, национальная традиция, национальная культура — все это отпечаталось в душе лирической героини М. Чебышевой, и, пожалуй, это одна из самых примечательных и сильных сторон ее поэтического облика. Поэтому органичен в ее лирике и образ Родины, Руси, Русской Земли, «рябинового Севера» с его синими лесами, величаво спокойными реками, суровой зимой и печальной осенью.

Все в России — ее природа, ее история, ее язык, само имя ее — становится для Чебышевой источником поэтического.

Стихи М. Чебышевой распахнуты в мир, в них входит открытое пространство земли, дорог, неба и звезд. И рядом — ощущение родины, как милого дома. Земля и дом сопрягаются, они не противостоят друг другу, как не противостоят в сознании поэтессы разные временные и культурные пласты. Кто-то из критиков упрекнул Чебышеву в «привязанности к патриархальной Руси». Очевидно, правильнее это назвать не привязанностью и не идеализацией, а поэтическим переживанием национальной истории. А то, что источником поэтического является в стихах не только бревенчатая Русь, свидетельствует прекрасный поэтический цикл «Мальчишки», в котором наша героическая история и современность представлены в преемственности поколений и остром ощущения поэтессой собственной, личной человеческой причастности к ним.

В одном из стихотворений она писала:

В последних стихах М. Чебышевой все острее ощущение времени — и своего, и времени исторического, все явственнее приметы человеческой и поэтической зрелости. В них нет жалоб на судьбу, — есть благодарность жизни, есть возросшее чувство ответственности, осмысление человеческого «я», как важного звена «между ушедшим миром и грядущим».

говорит поэтесса в поэме «Память», утверждая: «…не дано о давнем прошлом забывать живущим».

Мотив исторической памяти, проходящей через сердце, — устойчивый мотив поэзии М. Чебышевой, делающий ее лирику чрезвычайно современной.

За спиной у Чебышевой чувствуется классическая школа нашей русской поэзии. Это определило во многом ее общую поэтическую культуру благородной простоты, сдержанности, строгой выдержанности ритмико-мелодического рисунка. В ранних ее стихах подчас возникали невольные ритмические и образные реминисценции, допускалась и известная аффектация. Очевидно, это были неизбежные издержки роста и самоопределения. Думается, ее собственное поэтическое видение мира основывается на остром ощущении и соотнесении его противоположностей, контрастов, противоречий, на выявлении сложности, неоднозначности жизни. Поэтому-то в ее стихах «тревожна гармония неба и моря, гармония ночи и дня», «созвучием нежных и резких красок счастливо страдает душа», «мечтает ель рябиной пламенеть, рябина хочет быть вечнозеленой», «то ли все уже было, то ли все еще будет»… В них сопрягаются боль и радость, любовь и разлука, миг и вечность, вчера и сегодня, история и современность.

Ощущение полноты и сложности бытия явственно проступает в своеобразной синтетичности поэтического образа Чебышевой, насыщенного и емкого, в котором мир предстает в одновременном и неожиданном его восприятии едва ли не всеми органами чувств. «И острой болью прилетит с полей сожженного жнивья лиловый запах», — как это точно подмечено, почувствовано и сказано!

Есть во всем поэтическом облике Маргариты Чебышевой что-то национально-русское — и в характере лирической героини, сильной и нежной, и в глубинных связях с национальными корнями, и в том песенном начале, которое вдруг проступает в ее стихе.

Стихам Маргариты Чебышевой чужда созерцательность, они беспокойны по самой своей сути, ибо обращены на постижение трудной диалектики жизни и человеческих чувств.

Эти точные, емкие строки одного из новых стихотворений определяют сущность ее творческих устремлений и поисков.

Борис Порфирьев ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ

Если полистать областную газету «Кировская правда» за 1937 год, в одном из ее номеров можно встретить крупную фотографию, запечатлевшую мальчишку с микроскопом. Подпись под фотографией гласит, что это член кружка юннатов, работающего при музее краеведения, Толя Устюгов.

Для тех, кто любит такие книги писателя Анатолия Устюгова, как «Голубая змейка», «Выскочка и Пухляк», «У моста», «Лека, Пика и другие», «Следопыты», сразу становится ясным, что в основу этих повестей и рассказов легли живые воспоминания детства. А две повести — «Голубая змейка» и «Лека, Пика и другие» — непосредственно рассказывают о делах кружка юных натуралистов.

Постоянное общение с миром зверей и птиц не только научило А. Устюгова с детства понимать разумом психологию, поведение и повадки своих четвероногих и пернатых друзей, но и полюбить их сердцем. Как, например, милы и трогательны крохотные птенцы дрозда-рябинника — большеголовые, желтоклювые, с тугими животиками. Вот бы рассказать о них так, чтобы они полюбились и другим людям! И Толя написал свой первый рассказ, сопроводив его рисунками. Журнал «Юный натуралист» напечатал «Дроздов-рябинников», а жюри присудило Толе Устюгову первую премию — полевой шестикратный бинокль. Это было в том же 1937 году. А в тридцать восьмом он снова был удостоен первой премии журнала за очерк «Переселяются растения и животные».

Вот так рано (в 16 лет!), но уверенно, — дважды лауреат центрального журнала, — вступил Анатолий Устюгов на литературную стезю.

Правда, поначалу она ему представлялась не столько литературной, сколько научной, что и привело его на биологический факультет Ленинградского государственного университета.

Известный советский журналист Д. Славентантор в «Ленинградской правде» от 10 сентября 1939 года писал:

Знаменательно назывался очерк Д. Славентантора — «Сыны века».

Кто знает, какие открытия в лабораториях университета сделал бы А. Устюгов, но его учебу прервала война. Юноша ушел на фронт, подтвердив, что был достойным «сыном века», — недаром его грудь украсили орден Красной Звезды и медаль «За отвагу». Он сражался на Украине и Кубани, под Ленинградом и Нарвой, — с первого по последний день войны. Выл четырежды ранен, контужен.

Война заставила его не только возмужать, но и повзрослеть, может быть, сразу на десяток лет. Он уже мог осмыслить и обобщить виденное. Рука тянулась к перу, и, вернувшись после демобилизации домой, он сразу же принялся за повесть о пережитом на войне. Материал подступал к горлу, не давал покоя, надо было выплеснуть его на бумагу, а — не получалось! Как же так? Он не понимал еще тогда, что материал должен отлежаться и созреть.

И вместо того, чтобы писать о подвигах и нечеловеческой усталости, о поте и крови, — обо всем том, из чего складывается война, — Устюгов обратился к своим давним четвероногим и пернатым друзьям, именно этим снимая со своей души тяжесть войны и заставляя согреться сердце.

Он не сочинял и не выдумывал, а любовно рассказывал о том, что хорошо знал, и его рассказы о зверях и птицах отличались свежестью непосредственного впечатления. Ласковые и по-детски трогательные вставали со страниц его произведений «братья наши меньшие».

Рассказы Анатолия Устюгова сразу заметили, и в первую очередь, читатели, которых подкупало чувство радостного общения с забавными зверушками. Заметила новое имя в литературе и критика. Вот что писал Ю. Н. Либединский, делая разбор одного из выпусков альманаха «Кировская новь»:

«Удачнее других». И кто заявил это, — крупный писатель! Стоило продолжать работу!

А работа действительно была удачной — недаром в это же время из предложенных для оформления полусотни произведений, подготовленных для ленинградского сборника «Дружба», выдающийся художник-анималист Е. И. Чарушин выбрал именно рассказы А. Устюгова. Я отлично знал этого детского писателя и художника, чьи графические листы стали достоянием лучших музеев мира, и не раз наблюдал, как он, придирчиво прочитав чье-нибудь произведение, отказывался делать для него иллюстрации: «Не буду, не лежит душа». Значит, пришлись ему по душе рассказы молодого автора из его родной Вятки!

А тут еще Анатолия Устюгова приглашают на Всесоюзное совещание молодых писателей в Москву. На семинарах в своей секции его работа оценивается выше всех. Известные писатели и критики рекомендуют рукопись его рассказов «Выскочка и Пухляк» к изданию в Детгизе. Вскоре молодого прозаика из города Кирова принимают в члены Союза писателей СССР.

Конечно, все это вдохновляет. И Устюгов создает новые произведения. Они становятся сюжетнее, вырастают по объему, все большую роль в них играют образы любознательных мальчишек-юннатов, таких же добрых и трогательных, как их пернатые и четвероногие друзья. Всем подтекстом своих новых произведений автор как бы напоминает о том, что человек, который никогда не поднимет руку на птицу или зверушку, — не поднимет ее и на себе подобного.

Произведения Устюгова о животных прежде всего гуманны. Конечно, они имеют познавательное значение, рассказывая об их нравах и поведении. Но ведь произведение художественной литературы — это не пособие по зоологии, вот о чем всегда помнит Анатолий Устюгов. Его рассказы и повести не только рождают в маленьком читателе любовь к животным, благодаря чему уже имеют воспитательное значение, но и говорят мальчишкам: будь, таким, как герои книг, пристрастись к чему-нибудь с детства» облюбуй цель — и жизнь твоя будет интересной и наполненной до краев.

Таковы его повести «Голубая змейка» и «Лека, Пика и другие». Вот когда нашли художественное воплощение его поиски былых расселений колоний бобров, которые, по словам специалистов, имели серьезное народнохозяйственное значение, и его увлеченная работа в юннатском кружке. Как любознательны, наблюдательны и упорны герои этих книжек!

Нечего и говорить о том, что изо всех произведений А. Устюгова складывается картина русской природы. Сколько лесов и лугов исходил он в детстве и не расстается с ними и сейчас! Как они согреты его добрыми и любящими глазами! Что может быть злободневнее этого в наши дни, в дни борьбы за сохранение природы!

Неожиданной кажется в творчестве А. Устюгова небольшая детективная повесть «Зеленая коробочка». Но неожиданной только на первый взгляд, ибо автора, пишущего для детей, всегда заботила занимательность произведения. В новой книжке он просто возвел в квадрат то, что было у него в предыдущих повестях: внезапные повороты действия, динамичность, чередование неожиданных событий, непременная пауза на самом интересном месте и обязательная игра всемогущего случая. Ясно, что такое можно было сделать только в детективном жанре, где сюжетом является разгадка тайны, а пафосом — увлекательность розысков.

Не случайна эта книжка в творчестве А. Устюгова еще и потому, что она явилась как бы трамплином к самой его популярной приключенческой повести, выдержавшей три издания, — «Последний патрон». Я объездил почти всю Кировскую область, бывал во многих десятках районных, сельских и школьных библиотек и знаю, насколько эта повесть популярна среди детей. Известно, как любят читать о войне мальчишки, а «Последний патрон» — не просто о войне, а о подвигах их ровесников. Отважны и находчивы герои этой повести Василь и Леша. В какие невероятные ситуации только они не попадают! Сюжет закручен мастерски, от его стремительности захватывает дух. И, конечно, главенствующую роль здесь играет тот самый «господин случай», который властвует в приключенческой литературе.

А за всей этой занимательностью стоит умение автора на примере отважных мальчишек показать юным читателям всенародность борьбы с фашизмом, показать суть подвига во имя Родины, атмосферу советского героизма и его закономерность. Об этом говорят многочисленные письма, среди которых немало коллективных. Вот, например, как восприняли «Последний патрон» воспитанники интерната из села Большой Туманур Тужинского района Кировской области:

Эта военная повесть для детей позволила А. Устюгову вплотную приблизиться к своей самой зрелой книге, тема которой не давала ему покоя еще в далеком сорок пятом. Материал отлежался, настало время писать о войне по большому счету, не отдавая дань приключениям.

Война осталась далеко в прошлом, и это помогло автору взять верный тон в ее изображении. Ни показного пафоса, ни ложной патетики — мужественная сдержанность, вот что определило успех повести «Две недели в пятой роте». А знания изображаемого Устюгову было не занимать. Небольшая по размерам, повесть отличается углубленным психологическим анализом, умением автора через мельчайшие конкретные детали раскрыть внутренний мир рядового бойца. Это та самая психологическая проза, которая характерна для военных повестей Г. Бакланова, В. Быкова и других. Я вовсе не хочу сказать, что А. Устюгов сделал какое-то открытие в военной прозе, но, пропустив материал через свое сердце, он написал добротную и честную книгу.

Вот уж где нет общих мест! Автор показывает войну глазами ее участника. Это не просто дневник, а — исповедь солдата. Простыми и бесхитростными словами он передает ощущение военной страды с ее трудностями и страданиями. Все это поддержано глубоким подтекстом. Вот, например, рассказчик обращает внимание на то, что рота идет и идет по втоптанной в снег колючей проволоке, и неожиданно до его сознания доходит: так вот какая мощная линия обороны была тут у немцев! Всего одна деталь, а для нас, читателей, целая картина (артподготовка, бомбежка, штурм, смерть сотен наступающих бойцов и т. д.) и естественная гордость: вот и здесь, под Ленинградом, в январе сорок четвертого пришел праздник на нашу улицу, и никакая самая глубочайшая оборона не могла сдержать натиска наших дивизий!

Этот подтекст, несмотря на лаконизм и сдержанность стиля, наполняет повесть ощущением героического.

Как подчас случается с поднимающимися над привычной обыденностью книгами, судьба повести «Две недели в пятой роте» была сложной. Но после того, как один из наших самых популярных журналов — «Уральский следопыт» предоставил ей свои страницы, она была напечатана в книге и сейчас, изданная массовым тиражом, дошла до широкого читателя.

Много добрых слов я слышал в ее адрес. Сошлюсь только на мнение великолепного писателя Иосифа Дика, хлебнувшего на фронте горя побольше иных, что позволяет ему в описании войны отличить правду от приблизительности. При мне, в сентябре 1977 года, в Доме творчества в Гаграх, прочитав «Две недели в пятой роте» и «Последний патрон», Иосиф Дик высказал писателю Анатолию Устюгову свою признательность и закрепил это автографом на своей книге:

Зная Устюгова более тридцати лет, я могу присоединиться к этой шутливой аттестации. Многие и не подозревают, что за его замкнутостью и стеснительностью скрывается искрящееся остроумие: в тесном кругу, а тем более с глазу на глаз — он интереснейший рассказчик.

Да что и говорить, все его встречи с маленькими читателями проходят под оглушительный смех. Он — желанный гость в детских садах, школах и пионерских лагерях, непременный участник «Книжкиной недели». Помню, как мне, представлявшему в свое время кировский филиал Бюро пропаганды художественной литературы, позвонил по телефону тогдашний заместитель председателя Кировского горсовета А. Д. Глушков и, сказав, что «Неделя детской книги» в городе прошла с успехом, добавил: «Юные читатели были в восторге от рассказов Устюгова».

Анатолий Устюгов, как всякий серьезный писатель, работает систематически. Не так давно его участие в конкурсе на детскую книгу, проводимом Волго-Вятским книжным издательством, было отмечено грамотой.

И как у всякого серьезного писателя, на письменном столе Анатолия Михайловича Устюгова — новая рукопись.