Встречи

Мне светлую тайну открыла река:

Поэзия — труд плотогона.

Я плавал по небу и пил облака

Из добрых ладоней затона.

Дежурил у греби, и думалось: вот,

Моей ведь доверились силе.

В крутых поворотах покряхтывал плот,

Но солнце тащил на буксире.

На отмель забросить пыталась река.

Я зубы сжимал:

«Не сумеешь!»

И в том поединке — река и рука —

Рука оказалась сильнее.

Челёна упругая била волна.

Тяжелые греби скрипели.

В поэзии этой гудела спина

И руки до боли горели.

Шептали ржи усталые колосья

Про августовский вылинявший зной.

Под пенье птиц и рек чистоголосых

Я вырастал на родине лесной.

Красивей нет и нет земли дороже

С ее и прямотой, и добротой.

И не ее ли щедрый подорожник

Мне в детстве был бальзамом и едой.

Я вдаль пойду, моя пора настала, —

Посмотрит с грустью нежною вослед,

Махнет платком рассветной рощи алой

И будет ждать хоть много-много лет.

Она-то знает: будет возвращенье

К березам этим, речкам и полям.

Она готовит щедро угощенье

Издалека идущим сыновьям…

Пылит дорога! Ухают мосточки!

И нетерпенье спрятать не могу:

Остановись, водитель, у лесочка,

Я напрямик быстрее добегу.

Я ощутил, как ощущает птица

Над треском вешних выщербленных льдин,

Что все на свете может измениться,

Но зов краев родных непобедим.

Кромленье леса. Это ж просто,

Коль руки есть и глаз остер.

И я, заносчивый подросток,

Беру ладило и топор.

Я дяде Васе подражаю:

Креплю конец доски на кряж

И, проведя черту по краю,

Кладу за ухо карандаш.

Любуюсь дядиной сноровкой:

Слегка звеня в его руке,

Идет топор легко и ловко

От сапога на волоске.

А мне усталость руки тянет.

Я жду (хотя о том молчок),

Когда топор его устанет

И ткнется носом в чурбачок.

У дяди Васи — горка досок.

Он в кучу щепки загребет

И, поджигая папиросу,

К моей работе подойдет:

— Э, братец мой, крома кривая,

А ну-ка, дай-ка покажу.

— Да эти ж доски для сарая, —

Я в оправдание твержу.

— С душой работай, со стараньем,

Чтоб глаз потом заликовал,

Чтоб человек тебя не бранью,

А добрым словом поминал…

И вновь топор проходит ловко

По фиолетовой черте.

Я помню плотничью сноровку,

Слова заботливые те.

Теперь я понял, дядя Вася,

Что будет толк наверняка,

Когда работают в согласьи

И глаз, и сердце, и рука.

Звенят негромко бронзовые листья.

Под ветром зябко ежится заря.

Хожу в лесу за рябчиковым свистом

И за осенней песней глухаря.

Но спят в патронах крупные дробины.

Я сам сейчас подобен глухарю:

В лесу ночую, лакомлюсь рябиной

И о любви негромко говорю.

Натопи покрепче баню,

Чтобы жгло под потолком,

Чтобы пахло красным камнем

И березовым парком.

Угореть не опасаясь, —

Не такой уж корень наш, —

В первый пар войдет хозяин,

Наклонившись, как в блиндаж.

Коренастая избушка.

Кипяточка говорок.

Пыхнет каменка, как пушка,

Пылким жаром на полок.

Прижигает жаром пятки.

Пот ручьями по спине.

Кинет веник на лопатки!

Ухнет веник в тишине!

С легким паром!

Так от веку

Говорят за доброту.

А плохому человеку

Пусть обмылок под пяту.