Выступления Мао Цзэдуна, ранее не публиковавшиеся в китайской печати. Выпуск первый (1950–1957)

ВЫСТУПЛЕНИЕ В ЗАЛЕ ИНЯНЬТАН[90]

Сегодня я остановлюсь на проблемах курса «пусть соперничают сто школ» в области литературы и искусства, науки и идеологии, а также на том, как следует относиться к недостаткам в литературе и искусстве.

Ван Мэн[91] написал рассказ, который очень горячо и одобряется и опровергается, но и опровергается он не с особенно правильных позиций.

«Новичок в орготделе» Ван Мэна сейчас как раз дискутируется, и вопрос в том, с какой позиции его критиковать. Очень хорошо, что в рассказе обличается бюрократизм, обличается неглубоко, но очень хорошо. В рассказах Лю Бинь-яня[92] совсем не критикуется бюрократизм в целом. Рассказ Ван Мэна страдает односторонностью, положительные активные силы показаны в нем недостаточно, это следует критиковать. Необходимо критиковать, но необходимо и оберегать. Положительный персонаж Линь Чжэнь изображен неярко, а отрицательные персонажи очень живо.

Бюрократизм у нас вовсе не разгромлен, его нужно критиковать. В свое время у нас был фильм[93], его не показали на экранах, но не потому, что в нем критиковали старых кадровых работников и их решили взять под защиту, а потому, что в том фильме не был раскритикован бюрократизм.

В «Синсин»[94] некоторые стихотворения хороши, а некоторые плохи; но нужно проявлять выдержку и не спешить с разносом.

«Синсин» кричит, а нам не надо опрометчиво давать волю страстям; нужно проявить выдержку, не торопиться принимать вызов, не вступать в бой неподготовленными; прежние «критические» статьи собрали у масс мало голосов в нашу пользу.

Авторам, написавшим плохие произведения, нужно помогать, нужно во всем разобраться.

Мы помогаем даже таким перешедшим на нашу сторону людям как Фу Цзо-и[95], как Жун И-жэнь[96], перевоспитываем их. Благодаря этому они сотрудничают с нами. В плохом произведении непременно наличествуют буржуазная идеология и идеализм. Но если его автор в политическом отношении сотрудничает с нами, то он отличается от Ху Фына, и с ним нельзя покончить одним махом. Ван Мэн писать не умеет, он умеет изображать отрицательных персонажей, а положительных персонажей изображает плохо. Изображает плохо в силу недостатка жизненного опыта и в силу своих убеждений.

Ли Си-фань говорит, что Ван Мэн неправильно выбрал место действия, что обстоятельства [в которых совершается действие его рассказа] нетипичны. Но можно ли утверждать, что, коль скоро в Пекине находится Центральный Комитет, там не могут возникнуть подобные проблемы? Это неубедительно.

Из самого Центрального Комитета вышли плохие люди вроде Чжан Го-тао, Гао [Гана], Жао [Шу-ши], Ли Ли-саня[97], Ван Мина. А что делать, когда плохих людей становится много? Предлагают варить их в кипящем масле. Статья Ли Си-фаня неубедительна; неверно полагать, будто в райкоме, находящемся там же, где и Центральный комитет, не может быть бюрократизма. Именно в ЦК появились Гао [Ган] и Жао [Шу-ши], тем более не удивительно, что в райкоме [появился бюрократизм]; вот вам «теория неизбежности», которая в какой-то мере применима и к Линь Чжэню.

Очень многие товарищи фактически не понимают курса на то, как следует реагировать на ошибки внутри народа. Наверное, девять из каждых десяти министров выступают против этого курса.

Проблема заключается в том, что автор (Ван Мэн) не уяснил до конца вопроса о противоречиях внутри народа. Поэтому рассказ оказывает отрицательное воздействие. И мы не разобрались до конца. Не может быть убедительной критика, считающая, что, если писатель описывает Пекин (место действия рассказа), и притом слишком конкретно, значит, он не выводит типические характеры в типических обстоятельствах.

В рассказе Ван Мэна чувствуется мелкобуржуазная идеология, и опыта у него еще недостаточно, но он — представитель новых сил [в литературе], и относиться к нему нужно бережно. А в критических статьях не видно стремления бережно относиться к писателю.

Бюрократизм действительно существует. У партии большой авторитет, и, опираясь на него, бюрократы всячески бесчинствуют, нарушают законы и порядки. Нужно ли это вскрывать?

Китай представляет собой крупное царство мелкой буржуазии, которой насчитывается целых 550 миллионов человек… И это тоже объективная действительность.

Китай представляет собой крупное царство мелкой буржуазии, которой не может не быть и в партии.

Неправильна точка зрения, согласно которой нельзя скрывать недостатки коммунистической партии.

Партийную политику Единого фронта очень немногие действительно одобряют и по-настоящему понимают; упорядочением людей не убедишь.

Мало кто из кадровых работников до конца понял идею Единого фронта. Необходимо помогать людям перестраиваться, достигать подлинного сплочения. А как помогают людям перестраивать сознание? Очень плохо. Обычно прибегают к такому методу, как упорядочение. Упорядочение — метод очень легкий, но не лучший, прибегать к нему не следует. Упорядочением сплочения не достигнешь.

В настоящее время Ван Мин пока не лишен права голоса; он все еще является гражданином Китайской Народной Республики; одним пинком его с ног не сваливали. «Свалить с ног одним пинком» — старый способ и предельно простой. Люди, которым нравится этот способ, особенно любят стрелять из винтовок и пулеметов. Это гоминьдановский способ.

Крупное царство мелкой буржуазии — такова [наша] объективная действительность. Рабочий класс насчитывает всего 24 миллиона человек, из которых половину составляют промышленные рабочие, а половину — кадровые работники, они представляют собой один полюс. На другом полюсе находятся помещики, кулаки и буржуазия, которых примерно 30 миллионов; находящиеся между этими полюсами 550 миллионов человек целиком относятся к мелкой буржуазии.

Из 12 миллионов кадровых работников тоже далеко не все пролетаризировались, по-настоящему пролетаризировались примерно 2 миллиона. Значит, при рассмотрении вопросов литературы и искусства нужно исходить из этих фактов.

Сейчас время больших перемен, и некоторые проявляют недовольство. Сельское хозяйство кооперировано, и зажиточные середняки недовольны.

Среди студентов вузов дети помещиков, кулаков и буржуазии составляют 80 процентов, это тоже не рабочий класс, и не удивительно, что с молодежью связано много проблем. Среди молодежи очень немногие хотят устроить [в Китае] повторение венгерских событий, а большинство стоит за коммунизм.

Однако недовольные в свое время все же поддержали движение за сопротивление американской агрессии и за оказание помощи корейскому народу, они не устраивали «Венгрии». Конечно, есть отдельные люди, намеренные повторить венгерские события.

Наши же товарищи боятся, боятся «венгерских событий», а по-моему, и в событиях в Венгрии нет ничего плохого. Надо применять диалектику, нужно понимать, что у вещей и явлений две стороны, без этих беспорядков не было бы действительно хорошей Венгрии.

…Противоречия всегда должны находить внешнее проявление, и учинить беспорядки, пожалуй, неплохо. Беспорядки означают односторонность, мы же с помощью односторонности боремся против односторонности, а так проблемы не решить.

Наши товарищи страдают догматизмом, с помощью односторонности борются против односторонности, с помощью метафизики борются против метафизики.

В рассказе Ван Мэна есть односторонность, есть и борьба с бюрократизмом; на мой взгляд, его сочинение написано сносно, но не очень хорошо. Он вскрыл наши недостатки, нельзя его критиковать так, как критикует Ли Си-фань. Многие критические статьи написаны с правильных позиций, но упрощенно.

Ли Си-фань сейчас работает в высоком учреждении, стал членом Политического консультативного совета, ест партийный хлеб, подчиняется партийным приказам, стал почтенной тетушкой — вот и статьи его утратили живость: даже читать до конца их не хочется. Первую половину его статьи нельзя понять.

А Ма Хань-бин[98] что за человек? Тоже какой-нибудь начальник, наверняка кадровый работник в ранге командира корпуса. Его статья в «Вэньхуэй бао» написана плохо, догматично.

В статье[99] четверки Чэнь Ци-туна[100] исходная позиция правильна, «Жэньминь жибао» могла ее опубликовать. Но статья неубедительна, получается, будто со времени [провозглашения курса] «пусть расцветают сто цветов» у нас все неправильно. Это догматизм. Все цветы не бывают ароматными. Догматизм бессилен, но одна из причин его роста состоит в том, что коммунистическая партия стала правящей. Когда Маркс и Энгельс критиковали Дюринга, а Ленин критиковал Луначарского, они дали отповедь своим противникам потому, что приложили усилия. Другое дело Сталин: придя к власти, он критиковал не на равных, очень легко становился в позу отца, ругающего сына. Как говорится, «в тот день, как в руки власть возьму, я стану издавать приказы». В критике не нужно прибегать к государственной власти, нужна истина; с помощью марксизма, приложив усилия, можно одержать победу.

В статье, подписанной четырьмя авторами, включая Чэнь Ци-туна и Ма Хань-бина, не излагаются причины и не говорится о том, что делать. Чэнь Ни, сколько у тебя статей? Есть ли в них догматизм? Выпустил бы сборник, а мы бы всесторонне проверили.

Догматические статьи пишутся однообразно, примитивно и неубедительно.

Догматизм вырос потому, что обрел власть.

Критикуя Дюринга, Маркс и Энгельс потратили немало времени на размышления. Не то что стоявший у власти Сталин; он ругал людей не с равных позиций, не стараясь убедить.

Чужие статьи нужно изучать и анализировать.

Нехорошо, будучи у власти, отчитывать всех, как детей.

Должны иметь место отношения партии с народом, а не отношения барина с народом. Не следует прибегать к брани, догматизм не есть марксизм.

Критикуя в свое время Ху Ши, мы добились огромного успеха. С самого начала мы говорили: нельзя полностью сбрасывать со счетов Ху Ши, он сыграл роль в просветительском движении в Китае. Кан Ю-вэя и Лян Ци-чао[101] тоже нельзя игнорировать.

Ху Ши говорит, что я его ученик. Он был профессором, я — мелким служащим, зарплату получали разную, но учеником его я не был.

Сейчас не стоит реабилитировать Ху Ши, к этому вопросу мы вернемся в XXI веке.

Раньше мы говорили о его недостатках, поскольку вели борьбу, и сейчас не стоит пересматривать приговор. Сегодня он лакей империалистов, вот в XXI веке нужно будет рассказать обо всем, что имело место в истории.

Раз уж мы трудоустраиваем и перевоспитываем помещиков, кулаков и буржуазию, что же говорить о мелкой буржуазии? Наши статьи часто бывают написаны безжалостным пером. У догматиков есть способность навешивать ярлыки, поносить людей и проявлять односторонность; они не исходят из идеи сплочения и не ставят целью сплочение; они не помогают исправлять недостатки и достичь подлинного сплочения.

Нужно строго отличать подход к ошибкам внутри народа от отношения к ошибкам врага (ошибочные фельетоны тоже имеют различия); с врагами надо бороться без жалости; к народу подходить с позиций сплочения и в процессе борьбы достигать нового сплочения, в противном случае можно легко казнить людей.

Нужно «щадить людей, над которыми занесен нож»[102]…

В свое время при упорядочении стиля работы в Яньани мы ведь говорили: «Извлекать урок из ошибок прошлого в назидание на будущее, лечить, чтобы спасти больного». Некоторые наши товарищи не любят лечить, чтобы спасти больного, а, подобно коновалам, губят людей. Мелкую буржуазию необходимо перевоспитывать при помощи соответствующих методов. Мелкая буржуазия очень многочисленна, она нас кормит — нужно перевоспитывать ее, превратив в рабочий класс.

50–60 процентов наших товарищей не понимают курса Центрального Комитета: сплочение–критика–сплочение, лечить, чтобы спасти больного.

Дело в том, что они страшатся беспорядков.

Один студент из университета Цинхуа заявил, что надо ликвидировать несколько десятков миллионов человек. Это слишком много. Но все же исключать этого студента из университета не следует.

У студентов есть основания для волнений, но за крупные забастовки [они] не выступают; они выступали против гоминьдана, и это вошло в привычку.

Неправильно запрещать рабочим бастовать, конституция не запрещает забастовок; вывешивание лозунгов есть свобода слова, проведение митингов — свобода собраний.

Не следует заставлять всех участников беспорядков писать покаянные письма; не нужен и самокритический разбор.

Раз есть проблемы, пусть лучше пошумят. Студенческие волнения еще не бунт.

Вполне нормально, если в течение года 1 миллион человек из 600 миллионов участвует в беспорядках — это составляет всего шестисотую часть [населения].

В корне неверно называть участников беспорядков контрреволюционерами, хотя, возможно, среди них есть отдельные контрреволюционеры.

Чтобы противодействовать бюрократизму, лучше всего устраивать забастовки, студенческие забастовки и тянуть канитель, ибо иначе никак не решить вопросов! Конечно, я не собираюсь помещать объявлений с призывом к забастовкам по всей стране.

Эти противоречия — противоречия временные, а не коренные.

К начавшимся неприятностям нужно подходить с двух сторон. Необходимо видеть двойственный характер действий участников беспорядков: ведь они нас предостерегают. Раз есть гнойник, лучше вскрыть его.

Говорят, я, мол, старый революционер, против меня выступать нельзя; гоминьдановцы тоже «старые революционеры», еще старше нас. Но мы не можем относиться к народу так, как гоминьдановцы.

Марксизм развился в борьбе с врагами, ведя борьбу с буржуазной идеологией и заимствуя у нее рациональную часть, — именно таким путем сформировался марксизм.

Нынешняя опасность состоит в том, что полагают, будто в Поднебесной царит спокойствие, а потому сердятся, когда читают критические высказывания Ван Мэна.

Одним битьем нельзя выковать литературу и искусство.

Допускать ли существование ароматных цветов? Позволять ли расти ядовитым травам? Если расцветают сто цветов, так пусть будут и ядовитые травы, пусть будут различные стили.

Ядовитые травы отравляют людей, но ароматные цветы набираются сил лишь в борьбе с ядовитыми травами.

На полях рядом со злаками растет много сорняков, но злаки развиваются лишь в борьбе с сорняками. В Советском Союзе социализм строят несколько десятков лет, а на полях все равно есть сорняки. Но сорняки не страшны, перепашешь — будет удобрение.

Можно пояснять, что перед нами ядовитая трава. Некоторые предлагают писать: «Это — ядовитая трава, любоваться запрещается». Советский метод состоит в том, чтобы допускать лишь ароматные цветы, а ядовитые травы отвергать. На самом деле многие ядовитые травы существуют под видом ароматных цветов. Наша позиция такова: «Пусть ядовитые травы распускаются вместе с ароматными цветами, пусть ниспадающая заря летит вместе с одинокой птицей»[103].

У Сталина были и идеализм, и материализм, а также и односторонность; у Сталина было и то, и другое: и диалектика, и метафизика. Именно поэтому у него были и заслуги, и ошибки, причем заслуг больше, чем ошибок.

Советские товарищи не меняются, они любят оказывать давление.

Догматические методы суть методы метафизические.

И восхваления, и брань по адресу произведения Ван Мэна — это проявления одностороннего подхода. Ван Мэну присуща двойственность: с одной стороны, у него есть достоинства, а с другой — недостатки.

Даже у одной точки есть две стороны, у одного явления — два различных аспекта.

Товар имеет двойственный характер, Ван Мэн тоже имеет двойственный характер.

Статья Яо Вэнь-юаня[104] в «Вэньхуэй бао» хороша. Его «Догмы и принципы» звучат очень убедительно.

Нельзя говорить, будто раньше был сплошной догматизм. Гоминьдан выступал один, не допуская соперничества, поэтому после свержения его власти коммунистическая партия некоторое время тоже не допускала соперничества; это выступление в одиночку было необходимо. Сейчас же — другое дело.

Причина беспорядков в Восточной Европе та же. Теперь положение изменилось, необходимо, чтобы «соперничали сто школ».

Если мы хотим соперничества, нужно быть готовыми. Цель соперничества — воспитание и перевоспитание, а не либерализм. Не нужно отделываться от всего одним пинком, нужно критиковать ошибки и признавать двойственный характер.

Стоит как следует объяснить всем, что не нужно спешить с принятием вызова, не нужно спешить писать статьи. Разве во время войны мы не говорили, что не нужно вступать в бой без подготовки, не нужно вести боев, не будучи уверенным в успехе? Если нет уверенности, значит, не было подготовки, а сейчас мы ведем именно такой бой, который не был подготовлен.

У нас в стране есть еще остатки буржуазии, помещиков и кулаков, есть и вышедшая из их среды мелкобуржуазная интеллигенция, у нас идет идеологическая борьба, мы несем ответственность за воспитание этих людей.

Сейчас мы, будучи в меньшинстве, воспитываем большинство.

Не надо прибегать к элементарному методу — исключению. Эти люди могут быть «учителями», таких «учителей» еще надо поискать.

Статьи Ма Хань-бина и Ли Си-фаня тоже имеют двойственный характер и страдают догматизмом, но они возбуждают наше внимание. В действительности они не одобряют курса «пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ».

В самом деле, и через 10 тысяч лет все еще будут немарксистские взгляды. Более того, настанет день, когда и марксизм изживет себя. Что будет через 500 лет? Ведь нынешние 500 лет равны прошлым десяткам тысяч лет.

В мире будущего, когда закончится классовая борьба, кое-что в марксизме станет бесполезным.

Истинный марксизм не станет объявлять себя вечной истиной.

В будущем не станет классовой борьбы, но будет существовать новый вид борьбы, и в области общественных наук может появиться новое учение.

Конечно, есть и такие истины, которые нельзя опровергать, например, что Земля вращается, а Солнце не вращается, что Земля движется вокруг Солнца, а не наоборот. Но настанет день, когда и земной шар истлеет.

Человечество тоже отрицаемо. Когда-нибудь оно перестанет соответствовать [своему назначению] и погибнет. Но это будет полезно для эволюции вселенной.

Три тысячи лет назад [в качестве орудий труда] люди еще использовали камень, затем в ходе эволюции они научились использовать медь, железо и, наконец, применять машины. История человечества насчитывает 500 тысяч лет, как писал Чжан Тай-янь[105] в «Чжун шу», медный век есть отрицание каменного века; человечество живет тем, что ковыряет земную кору; никто не избирал людей на роль хозяев земли, ни животные, ни дикие звери, ни бактерии. Пожалуй, только растения не возражают против нас. После смерти мы становимся питательным веществом для растений, да и наша экскреция тоже может быть им полезна.

Человечество в целом будет эволюционировать, и марксисты должны эволюционировать.

Как строить такое большое государство — новый вопрос для марксистов. Как меньше плутать? Маркс не думал о таком большом государстве, как наше, с его 600-миллионным населением. Ленин тоже не думал, к тому же он занимался строительством социалистического государства лишь несколько лет.

У нас 600 миллионов человек; если когда-нибудь они выйдут на улицы, то всем придется ходить только строем. Может дойти до того, что на улицах начнется давка. Распределение газет, посещение кинотеатров, отдых в парках — все это может стать проблемой.

Нельзя говорить, что все проблемы решены: появится еще много проблем, ждущих решения.

Не нужно бояться движения за упорядочение стиля. Стиль всегда бывает двух видов — неправильный и правильный.

В этом году в Гирине произошло большое наводнение, оттого что выпало много дождей. Два воздушных потока, холодный и теплый, встретились не в небе Хэйлунцзяна и не в небе Ляонина, а, как нарочно, в небе Гирина, вступили в борьбу, и начался ливень. Плохо, когда много дождей. Но если нет дождя, начинается засуха. Нельзя, чтобы недоставало одного из этих двух потоков.

Чем больше борьбы, чем она богаче, тем вероятнее появление новых истин.

N. Сейчас заметен уклон в сторону любовной тематики.

Мао Цзэ-дун. Без любви человечество исчезло бы.

N. В фельетонах нашла отражение «теория неизбежности».

Мао Цзэ-дун. Надо опубликовать несколько статей по поводу «теории неизбежности» и тем самым привлечь к ней внимание.

Удержанию политической власти тоже присуща двойственность, а многие испугались как «расцвета», так и «соперничества».

В последнее время подобное давление и недостаточная аргументация не совсем уместны, надо указывать другим выход и помогать.

N. Ван Мэн просит, чтобы с ним побеседовали.

Мао Цзэ-дун. Побеседуйте по двум моментам: 1) хорошо, что он выступает против бюрократизма; 2) в его произведении еще есть недостатки.

Ван Мэн подает большие надежды, а среди новых сил нелегко найти талантливых людей.

Сейчас бюрократизм неприкасаем, ибо создалось мнение, что ругать бюрократизм — значит поносить самого себя. Ну что ж, раз ты сам признаешься в бюрократизме, значит, тебя и надо ругать.

Нельзя утверждать, что Пекин запрещено критиковать, нельзя утверждать, что запрещено изображать недостатки партии.

N. Говорят об отказе ориентироваться на рабочих, крестьян и солдат.

Мао Цзэ-дун. Об отказе? Так ведь в стране остались рабочие, крестьяне и солдаты, а также интеллигенция?

N. И все будут приветствовать, если как следует ориентироваться на рабочих, крестьян и солдат.

Мао Цзэ-дун. Вот именно! Мы столько лет выступали против Дюринга, а не знаем, что он собой представляет. Можно ли разыскать его книги?

N. Он говорил об отношении диалектической логики к формальной.

Мао Цзэ-дун. Нельзя критиковать других с позиций догматизма, потому что догматизм бессилен. Вспомните, как Ленин писал [«Материализм и] эмпириокритицизм». Позднее Сталин действовал иначе: он не обсуждал проблемы на равных, не основывал свое мнение на собранном материале; некоторые его работы написаны хорошо, другие же написаны так, будто он с вершины холма бросает в людей камни; прочтешь — и становится неприятно.

Мы должны особенно учитывать, что после прихода к власти возникает желание низвергать людей, применяя упрощенные методы. Почему некоторые боятся расцвета ста цветов? Боятся остаться ни с чем.

Молодые люди не так опасаются выступать против бюрократизма, потому что они не занимают постов, да и бюрократизм еще не захлестнул их.

Есть кое-что разумное в том, что Гегель, Мах и Чжоу Гу-чэн из [журнала] «Синь цзяньшэ» говорят о большой логике.

Неправильно, когда в школе прислушиваются только к мнению директора и не выслушивают мнений учащихся.