Выступления Мао Цзэдуна, ранее не публиковавшиеся в китайской печати. Выпуск первый (1950–1957)

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО НА ВСЕКИТАЙСКОМ СОВЕЩАНИИ КПК ПО ПРОПАГАНДИСТСКОЙ РАБОТЕ[163]

На совещании по пропагандистской работе было поставлено очень много вопросов, благодаря чему мы многое поняли, а некоторые вопросы смогли получить свое решение. Выскажу некоторые соображения.

1. На Верховном государственном совещании я говорил, что в стране возникли новые проблемы, а общество в настоящее время переживает период больших изменений. Этот период продолжается уже очень долго, он охватывает годы и антияпонской и освободительной войн. Нынешние изменения гораздо глубже, это социалистические изменения, когда население в несколько сот миллионов человек включилось в проведение социалистических преобразований, когда происходят преобразования и в области экономики. Мы построили очень много заводов и фабрик, коммуникаций и ирригационных сооружений, создали много учебных заведений, научно-исследовательских учреждений и печатных органов, чего не было в период опорных баз.

Организация множества учебных заведений — дело последних одного–двух лет, создание множества заводов и фабрик — дело последних четырех лет; такой большой сдвиг может отразиться на нашей идеологии. Бытие определяет сознание. По всей стране происходят изменения в классовых отношениях. Демократическая революция означала, что в гоминьдане, национальном правительстве и народном правительстве произошли изменения: одни сошли со сцены, другие, наоборот, вышли на нее (в вопросе политической власти); если говорить о помещиках и крестьянах, то первые сошли [со сцены], а вторые взошли [на нее].

В настоящее время среди нескольких сот миллионов мелких буржуа частная собственность превращается в общественную, единоличная — в коллективную. Понятно, что в идеологии находят отражение разные вопросы. Старый строй свергнут, новый устанавливается. Новый строй — социалистический строй, устанавливается в процессе борьбы; он в целом окреп, но необходим ряд лет для его упрочения, а сейчас как раз тот период, когда он еще не упрочен. Он может быть упрочен только в результате кооперирования, на проведение которого уйдет 5 лет, и осуществления второго пятилетнего плана развития промышленности. Для укрепления социалистического строя требуется еще 5 лет. Нельзя считать, что поскольку кооперативы созданы, значит, они уже укреплены. На новых заводах и фабриках, в новых учебных заведениях и печатных органах — всюду встает этот вопрос, и все они могут быть укреплены. Мы должны видеть, что на базе социализма мы построим великое государство.

2. Точные статистические данные о численности интеллигенции отсутствуют, а по приблизительной оценке ее 5 миллионов человек. Что это за люди? Это вопрос аналитический, а интеллигенцию в целом можно разделить на левую, промежуточную и правую. Какое-то число интеллигентов не ахти как приветствует социалистический строй, даже враждебно настроено и в душе не очень-то ему радо. Эти интеллигенты полагают, что у социализма нет преимуществ, что он недолговечен и потерпит крах, что наступит день, когда возродится капиталистический строй. Говорят, что это меньшинство составляет 10 процентов, но, пожалуй, оно не так многочисленно. По-моему, оно составляет 1–2 процента, а возможно, и того меньше. Короче говори, имеется ничтожное число таких людей.

Подавляющее большинство, свыше 90 процентов интеллигенции патриотически настроено и поддерживает социализм. Среди них есть еще много людей, которые не совсем ясно представляют себе, как работать при социалистическом строе и как решать новые вопросы. Некоторые еще не привыкли к марксизму и относятся к нему без особого энтузиазма. Однако большинство стремится к его изучению, поэтому можно, видимо, сказать, что среди пяти миллионов интеллигентов примерно 10 процентов марксистов (включая членов партии и беспартийных), которые с энтузиазмом изучают марксизм. Тем не менее они составляют меньшинство среди пяти миллионов интеллигентов. Большинство же вообще не знает марксизм, а лишь знакомилось немного с ним или выражает желание изучать, а некоторых из этих людей еще одолевают сомнения. Таково положение, если взять за критерий отношение к марксизму.

Другое дело, если посмотреть с точки зрения патриотизма. Найдется много людей, которые не одобряют марксизм, но перед иностранцами выглядят патриотами; кое-кто приветствует марксизм, но не знает его. Такие люди были и раньше.

Религиозные круги одобряют социализм, но не разделяют марксистское мировоззрение; они не воспримут его до тех пор, пока существует религия. Ведь они — верующие, а мы, марксисты, — атеисты. Мы должны мириться с тем, что некоторые не высказывают своего одобрения [марксизму]. Это объективно существующий факт, и нам следует признавать это. Если мы не признаем этого, то принизим наши задачи. Разве в Китае может быть 600 миллионов Марксов, если за границей был только один Маркс? Разве в Китае их стало так много? Если все стали Марксами, то и пропаганда марксизма тогда не нужна. В дальнейшем в течение нескольких пятилеток надо, чтобы интеллигенция в ходе работы и производственной практики постепенно глубже вникала в марксизм; нельзя навязывать людям марксизм, можно лишь убедить массы принять его, а принуждать нельзя.

3. Мы все принадлежим к категории воспитателей народа. Наставниками народа являются и те, кто ведает учебными заведениями, и журналисты, и ученые, и деятели искусств. 5 миллионов интеллигентов — великое богатство Китая, без них ничего невозможно сделать как следует. Наша культура может развиваться благодаря тому, что у нас много интеллигентов, — и лишь на этой основе. Они ежедневно воспитывают людей. Они — наставники. Профессора и преподаватели ежедневно воспитывают учащихся.

Население страны можно разделить на три составные части — рабочих, крестьян и интеллигенцию. Именно интеллигенция служит народу. Те, кто занимается умственным трудом, имеют свои задачи, они должны воспитывать людей. Поэтому те, кто воспитывает людей, должны в первую очередь пройти воспитание. Ведь в период больших социальных перемен все еще сохраняются вредные пережитки старого общества. Отправляясь в низы на обследование начальных и средних школ, они могут попутно побывать в кооперативах. Это не значит, что все должны отправиться завтра же после закрытия совещания; надо направлять в низы постепенно (в течение трех пятилеток), сливать интеллигенцию с народом на определенный период — на один месяц (на год, на 2–3 года). Так мы поступали в Яньани. Когда во времена Яньани среди интеллигентов начался хаос, мы провели совещание и посоветовали им отправиться туда, где сосредоточены знания.

Если говорить об интеллекте, то меньше всего знаний у интеллигентов, они не умеют ни обрабатывать поля, ни делать столы и стулья; они лишь усвоили опыт предшественников. Кое-кто отправляется в низы, чтобы провести обследование и изучение, а крестьяне не хотят рассказывать об истинном положении вещей. С марксистским мировоззрением связано и то, с каким настроением отправляться в низы; сейчас у того, кто отправляется в низы, есть возможность пропагандировать марксизм. Прежде я воспитывался на буржуазном мировоззрении, марксизмом занялся позднее, а изменить мировоззрение нелегко. Вот побегаешь-побегаешь, а крестьяне откровенно не разговаривают, да и происходящие перемены разъяснять им нелегко. Надо выработать такой стиль, чтобы в течение десяти лет 70 процентов интеллигенции отправилось на учебу к рабочим и крестьянам, благодаря чему можно будет превратить книжный марксизм в наш собственный марксизм. Марксизм можно по-настоящему понять главным образом в процессе практики, а если к тому же и книги читать, то у нас выработается такой общий язык, как марксистское мировоззрение. Если этого не произойдет, то многие вопросы как следует не решить.

Кое-кто из тех, что пишут плохие статьи, говорит, что марксизм-де он изучал, а статьи писать не научился. Но марксизм — это руководство к действию, а не догма, и когда заявляют, что марксизм мешает творчеству, то выступают против пролетарского мировоззрения. Надо будет с этим постепенно разобраться, а мы выступаем за курс на рабочих, крестьян и солдат.

Из ста школ по сути дела имеются лишь 2 школы — марксистская и буржуазная. Если это не марксистская школа, то одна из 99 других школ. Среди ста школ имеется журналистика, образование (начальное, среднее и высшее, то есть три школы); различные методы в журналистике в свою очередь дают 2 школы, да и в любой отрасли знаний имеется несколько школ. Под ста школами подразумевается множество, и, возможно, существует 10 тысяч школ, но в основном это 2 школы, пролетарская школа и буржуазная. Марксизм-ленинизм — это одна школа; английские лейбористы, социал-демократы, догматики и ревизионисты — любые из них — представляют собой школу.

4. Об односторонности. Существует два вида односторонности — догматизм и ревизионизм (оппортунизм).

Догматики одобряют все, они считают себя стопроцентными марксистами и заявляют, что социалистические преобразования означают перевоспитание капиталистов и ремесленников, а не интеллигенции. Разве это правильно? Чтобы отвечать требованиям обстановки, надо учиться. Если мы, коммунисты, не будем изучать новые проблемы, не отбросим все негодное, не будем вникать в новые аргументы, то будем хуже выполнять свои задачи в качестве наставников. Это можно твердо сказать.

«Разве мы не перевоспитывались?» — спрашивает кое-кто. Все должны учиться, все (в том числе и интеллигенция) должны перевоспитываться. Идеологические проблемы могут существовать и через несколько пятилеток. И те, кто получше разбирается в марксизме, тоже должны учиться, ибо и марксизм будет развиваться. Надо учиться добровольно, не отвергать благожелательную помощь других; не следует бояться идейной борьбы, нужно учиться, используя методы индивидуальных занятий и групповых, когда один помогает другому. Наряду с этим мы должны учиться у тех, кто является объектом воспитательной работы, то есть у рабочих, крестьян и учащихся.

5. Об упорядочении стиля. Компартия готовится к движению за упорядочение стиля. Оно проводилось более 10 лет назад, когда в Яньани занимались упорядочением стиля в течение нескольких лет. Нынешнее движение за упорядочение стиля начнется уже в текущем году — в экспериментальном порядке. Его задача состоит в критике, во-первых, субъективизма (главным образом догматизма), во-вторых, сектантства (которое исходит не из интересов сплочения 600-миллионного населения) и, в-третьих, бюрократизма. В настоящее время бюрократизм у нас распространен довольно широко, а надо, чтобы вошла в привычку свободная критика. Методы упорядочения стиля те же, какие были и в Яньани, то есть изучение документов, критика ошибок и недостатков, невзирая на лица, в том числе и критика членов ЦК.

При упорядочении стиля надо применять не большую, а малую демократию, на групповых собраниях пользоваться «мизерно малой» демократией, действовать как легкий ветерок и мелкий дождь, лечить, чтобы спасти больного, бороться с методом «убивать человека одним ударом дубинки» и стараться еще больше изучать марксизм. Изучение марксизма не должно ограничиваться пересказом того, что говорили Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин; надо изучать марксизм в перспективе. Однако нельзя ревизовать его основные положения, ибо такая ревизия будет ревизионизмом, а топтание на месте — догматизмом.

Кроме того, необходимо ездить в деревни и на заводы в целях обследования и изучения. Есть разные методы обследования. Один метод — «ехать на коне и взирать на цветы», другой метод — «слезть с коня, чтобы рассмотреть цветы»[164]. В ходе обследования можно также завести друзей там, где оно проводится. Деятели литературы и искусства должны отправляться в низы, но нет необходимости ехать всем научным и техническим работникам, ибо специалисты по сельскому хозяйству и так находятся в деревне, а из инженеров, которые работают на заводах и родились в деревне, могут съездить в свои деревни те, у кого там есть родные. Семеро из каждых 10 человек должны побывать в деревнях или на заводах, а трое могут и не ездить, если они преклонного возраста и не имеют желания ехать; иными словами должны поехать 70 процентов.

Достаточно обратиться к прошлому десятилетию (1935–1945), чтобы установить наличие марксизма. Догматики же возводят марксизм в догму. Они допускают лишь одобрение, но не терпят возражений. А вот есть такой Ван Мэн, который раскритиковал бюрократов, нарушив при этом воинские законы. Мы научились и знали, какими методами вести борьбу в то время. В годы революции требовалась быстрота, в связи с чем у нас выработался определенный стиль — действовать одним методом. В настоящее время «карательный поход» против Ван Мэна тоже предпринят армией.

Не соответствует действительности утверждение, будто в больших делах и великой борьбе, которую ведет население, насчитывающее несколько сот миллионов человек, все плохо; однако все хорошо тоже не бывает, ибо есть и хорошее, и плохое, и надо ко всему подходить аналитически.

Нам следует обратить внимание на положение в нашей кинематографии, ибо недавно некто Чжун Дянь-пэй сделал хорошее дело, вскрыв там недостатки и пороки, а также нужно провести реорганизацию тех учреждений, которые ведают кинематографией. Статья Чэнь Ци-туна и трех других товарищей написана неважно, да и по содержанию плохая. Говорят, что я ее одобрил, а на самом деле я ее не очень-то одобряю, даже весьма не одобряю. Действительно ли они серьезно беспокоятся о лояльности, отстаивают за партию и государство интересы рабочего класса, действительно ли решительно они настроены покончить с ядовитыми травами? По сути дела, нет, и потому я говорил, что весьма не одобряю написанную ими статью.

Распоясавшись, они утверждают, что дела идут плохо; они неверно оценивают обстановку, а применяемые ими методы неаналитические, грубые и неубедительные. Меня они не убедили, хотя я не знаком с Ван Мэном и не сват ему и не брат. Используя примитивные и непродуманные методы, они утверждают, что успехов чересчур мало, а плохих дел слишком много, что развелась всякая нечисть; они, казалось бы, одобряют [наш] курс, а по сути дела они догматики. Догматизм — это метафизика; все это ядовитые травы, которые надо критиковать.

Они представляют точку зрения очень многих коммунистов, да и среди беспартийной интеллигенции неизбежно наличие «левых» и правых. Некоторые считают возможным и уместным допускать односторонность при написании статей. Фактически же каждый человек высказывается, основываясь на собственном опыте. Это одна сторона вопроса. Односторонность идет вразрез с диалектикой, так нельзя ли побольше учиться диалектике и положить начало ее распространению? Я думаю, это возможно. Если не требовать из года в год от журналистов, преподавателей и ученых постепенного преодоления односторонности и более всестороннего подхода к вопросам, то приостановится и движение вперед. Во-первых, односторонность — факт, во-вторых, от нас требуется преодолеть односторонность. Если бы все 600 миллионов человек стали диалектиками, то воспитание было бы ни к чему. Но односторонность может быть и через 10 тысяч лет. Чтобы преодолеть ее, не надо важничать, а при написании статей следует держаться на равных с людьми, не кичиться своим чином. Ведь критикуют и Сталина, хотя он занимал такой высокий пост. Не надо важничать, ибо это не нравится людям, а по мере того как диалектика станет входить в силу, будет меньше оставаться места для односторонности.

6. Некоторые утверждают, что партия может руководить классовой борьбой, но не способна вести борьбу с природой. Кое-кому от таких слов становится не по себе, а я считаю, что партия и может и не может руководить, ибо не может руководить тот, кто ничего не смыслит в науке и не в состоянии высказать свою точку зрения, если речь идет о конкретной науке. В этом отношении эти люди правы; они попадают в точку, когда говорят о неспособности [партии] осуществлять руководство. Ученые верно говорят, что компартия может руководить политически, но она ничего не смыслит в науке. Но когда утверждают, что компартия имеет опыт только классовой борьбы, но не умеет вести борьбу с природой, то это неверно: если бы компартия не умела вести борьбу с природой, то она погибла бы. Вопрос в том, что в настоящее время существует очень много политических проблем, которые ученые должны разрешить, а они все еще не заинтересовались ими.

Тем не менее следует обратить внимание на то обстоятельство, что опыт классовой борьбы тоже приобретается постепенно. В прошлом, чтобы научиться вести классовую борьбу, потребовалось несколько десятилетий (с 1921 года до VII съезда КПК, то есть 24 года), после чего мы подвели итоги и овладели такой наукой. Чтобы постигнуть науку, тоже требуется несколько десятилетий, как бы то ни было, а надо учиться и в средней школе, и в высшем учебном заведении. Когда прежде мы вели классовую борьбу, то не смыслили в военном деле, нам тоже пришлось взобраться на свою гору Ляншань, чтобы научиться воевать.

В настоящее время некоторые еще сравнительно молодые коммунисты могут заняться науками, а кое-кого можно направить на учебу, да и среди самих учащихся имеются члены партии. Партия, которая победила в классовой борьбе и перед которой сейчас стоит задача вести борьбу с природой, сможет научиться вести такую борьбу за 10–20 лет. Партия, которая привела народ к победе в классовой борьбе, сможет привести его к победе и в борьбе с природой. Нынешние ученые выступают учителями, а учителя, разумеется, руководят, учениками.

Что является главным — борьба внутри народа или классовая борьба? Не обязательно толковать о том, «что является главным». Пожалуй, вы были бы удовлетворены, если бы главной была названа классовая борьба, а я, напротив, заявляю, что главное — борьба внутри народа. Национальную буржуазию мы включаем в народную демократию, а мелкая буржуазия по своей природе и идеологии относится к категории буржуазии. Что же главное, если мы делаем акцент то на буржуазию, то на мелкую буржуазию? Итак, мелкая буржуазия или буржуазия? По-моему, их трудно разделить, ибо они неразлучны и нераздельны.

Характерная проблема данного момента — борьба внутри народа. Мелкая буржуазия относится к народу, и вопрос о буржуазии тоже надо разрешать как проблему внутри народа. О буржуазии и буржуазной идеологии иногда говорят как о чем-то одном. Эти понятия можно и не разделять, а кое в чем можно их и разделить, но необходимо проводить конкретный анализ, а не навешивать ярлыки, ибо прицепить ярлык очень легко, а я против того, чтобы напяливали разного рода колпаки. Когда хотят носить шапку, то шапка должна подходить к голове того, кто ее намерен носить, для других же она обычно служит моделью.

Как писать публицистические статьи? Обязательна ли для них односторонность? И в публицистических статьях не избежать односторонности. Но слишком высокие требования [к публицистике] помешают развертыванию критики. Однако это можно связать не с односторонностью. Нельзя обвинить в односторонности ни публицистические статьи Ленина, ни публицистические статьи Лу Синя. Публицистические статьи Ленина в основном обращены к единомышленникам, а статьи Лу Синя — к врагам. Если бы Лу Синь был жив, то его публицистические статьи, обращенные к врагам, можно было бы также использовать и в отношении единомышленников.

Сейчас при написании статей кое-кто боится не доискаться до сути, а суть в том, чтобы сообразоваться с марксизмом. Нынешняя обстановка не такая уж скверная, не то что при гоминьдановской цензуре, [у нас статьи] правятся и утверждаются только редколлегиями; отсутствие [у автора] каких-либо прав тоже плохо. В дальнейшем некоторые статьи можно и не править. Правительство не имеет цензурных органов, а после «расцвета ста цветов» пошло на еще большие послабления. Материалисты же не боятся, им нечего опасаться, они революционеры и умеют выяснять истину. Однако нельзя и не считаться с обстановкой, которую мы должны нормализовать. Нынешняя обстановка все еще неблагоприятна для свободного написания статей. Коммунисты должны провести упорядочение стиля, но в меньшей степени заниматься им среди тех, «кто на первом месте в Поднебесной», и как к равным относиться к другим. Лу Синь относился к читателям как к равным. По-настоящему хорошие статьи появляются в процессе борьбы и приветствуются массами. Чжан Тай-янь, который жил в конце Цинской династии и был материалистом, на 3 года угодил в тюрьму за нападки на Кан Ю-вэя. В те времена сажали и за издание газеты на общедоступном языке байхуа. Сейчас бумаги маловато, а условия для творчества тем не менее хорошие.

Мы должны всем сердцем и всей душой служить народу. Чтобы преобразовать страну, у нас должна быть когорта волевых и целеустремленных людей — и мы сумеем изменить облик страны. Учитывая это, не надо бояться, что таких людей будет много, надо создавать соответствующие условия.

7. Вопрос о курсе на «развертывание» или на «свертывание». Никто не одобряет свертывания критики. Центральный Комитет тоже не одобряет его, считая необходимым развертывать критику. Кое-кто боится беспорядков, которые придется ликвидировать, ведь едва с ними покончишь, как они снова начнутся. Могут ли произойти перемены? Китай не превратится в Венгрию, а если бы и превратился, то в этом нет ничего страшного: сейчас Венгрия стала лучше, Венгрия преобразилась.

На совещании секретарей провинциальных и городских комитетов КПК я останавливался на проблеме «истины, добра и красоты». Истинное противоположно ложному, красота и уродство составляют пару, хорошие люди являются противоположностью плохих, без очень плохих людей не было бы и очень хороших людей. Если говорить об ароматных цветах и ядовитых травах, то мы не боимся ядовитых трав; когда ядовитых трав станет много, их надо будет выполоть. Истина развивается в борьбе с ошибками; когда ведется борьба, растет и число хороших людей, а ядовитыми травами можно удобрять поля. Говорят, что 100 лет назад помидоры считались ядовитыми. Я спрашивал об этом Булганина, он подтвердил, что так говорят.

То, что один класс признает ароматным цветком, другой класс считает ядовитой травой. Даллес — это ароматный цветок для американской буржуазии, но ядовитая трава для большинства людей во всем мире. А не издавал ли аромат Чан Кай-ши? От него исходил аромат в период Северного похода и во времена антияпонской войны. «Председатель Правительственного совета Чан Кай-ши, старый дружище, одолжи-ка хлебца!» Все это единство противоположностей, развитие борьбы противоположностей выявляется лишь путем сравнения с их единством. Марксизм возник в процессе борьбы с буржуазией. Если кто-нибудь захочет, то он может критиковать марксизм, ибо если марксизм сломишь критикой, то что это за марксизм? А если смогут критикой опрокинуть народное правительство — ведь это все-таки народное правительство, — то и пусть оно опрокидывается, раз не выдерживает критики. Но, по-моему, его не опрокинуть критикой и нечего этого опасаться.

Американская и французская буржуазия допускала критику довольно долгое время. В XVIII веке и в первой половине XIX века она еще не боялась критики, а во второй половине XIX века начала бояться ее. В XX веке буржуазия стала пуганой вороной. Народное правительство только недавно создано; 80–90 процентов народа поддерживают его, а помещики, кулаки и шпионы не поддерживают. Тем не менее ничего не поделаешь, буржуазия и зажиточные середняки в известной мере вынуждены строить социализм. Лю [Шао-ци] говорит, что не надо принуждать их, но определенное принуждение имеет место.

Я не вижу, чтобы интеллигенция, связанная с этими классами, так спокойно относилась к социализму. А как быть, если среди 5 миллионов интеллигентов кое-кого одолевает беспокойство? Существует два метода: «развертывать» и «свертывать». Если хотят бастовать рабочие, так пусть бастуют, если хотят бастовать учащиеся, пусть бастуют; ведь развелось так много бюрократизма, а в такой обстановке, когда нет никакой демократии, люди оказываются в безвыходном положении. Забастовки учащихся — это метод регулирования общественной жизни, дополнительный метод решения проблем. Один процент чиновников, которые стали бюрократами, надо упорядочить, а остальные 99 процентов — хорошие.

Курс «пусть расцветают сто цветов» — это метод развития истины и науки, благоприятствующий укреплению страны. Курс «пусть расцветают сто цветов» — это метод развития искусства. Я велел сыну сходить к гадалкам и прорицателям, ибо потом он уже не увидит разных духов и демонов. Неважно, если их немного и появилось; запрещать народу смотреть на нечисть неправильно. Эта нечисть, видимо, существует уже несколько тысячелетий, и ничего не случится, если она просуществует еще немного; она не отравила китайский народ и не учинит переполох во всем мире. Неважно также, если придется составить «определитель трав».

Сычуаньские товарищи правильно сделали, открыв огонь, они показали свою преданность, написав хорошую статью, которую всем стоило бы прочитать; я ратую за развертывание критики, а вот применяемые методы неправильны. Можно собрать мнения читателей и развернуть критику. В настоящее время она развернута недостаточно, а вовсе не чрезмерно. Развивать науки и искусство и изживать ошибки можно лишь в том случае, если не бояться критики, не бояться беспорядков, не бояться ядовитых трав. Развитие диалектики есть итог дискуссий, многое, чего мы не знаем, требует очень долгого времени для разрешения. И товарищи поставили массу вопросов, на которые невозможно дать исчерпывающий ответ.

Мы должны с помощью наших методов сплотить многомиллионную интеллигенцию, сплотить народ, насчитывающий сотни миллионов человек, и преобразить облик нашей страны. У нашей интеллигенции положение и хорошее, и плохое, она должна действительно разбираться в марксизме, действительно сближаться с рабочими и крестьянами, а это требует большой работы и еще не вошло в привычку. Вопрос в том, что коммунисты должны повернуться лицом к 6-миллионной интеллигенции, к 600-миллионному народу.

У нас два метода: убеждать и принуждать, и надо выбрать из них один. С настоящими штыками и винтовками все просто и ясно, но нельзя применять их для убеждения товарищей и друзей; нельзя решать идеологические вопросы грубыми методами. В годы оказания помощи Корее и сопротивления американской агрессии, а также против Чан Кай-ши применялись грубые методы. Надо проводить четкую грань [между друзьями и врагами] и сплотить весь народ (включая и тех, кто записан как кровный враг в «определитель трав»). Привыкнув применять такие грубые методы, некоторые люди спрашивают: «Ты все еще задаешься?» — и при первой же возможности причисляют человека к [ядовитым] травам.

8. На местах должны энергично взяться за идеологическую работу. Если сложились ненормальные отношения между коммунистами и интеллигенцией, то первые секретари должны вмешиваться. Вот и я первый секретарь. Я надеюсь, что на местах тоже состоятся аналогичные совещания, до сведения которых будут доведены и нерешенные проблемы. Такого рода совещания полезны. Если в совещаниях участвуют и партийные и беспартийные, один метод состоит в том, чтобы проводить раздельные заседания, но есть и другой метод — заседать совместно.