Выступления Мао Цзэдуна, ранее не публиковавшиеся в китайской печати. Выпуск первый (1950–1957)

ВЫСТУПЛЕНИЕ НА СОВЕЩАНИИ КАДРОВЫХ РАБОТНИКОВ — КОММУНИСТОВ ПРОВИНЦИАЛЬНЫХ ОРГАНИЗАЦИИ ШАНЬДУНА

Только что товарищ Шу Тун[112] предложил несколько тем и просил меня высказаться по ним. Темы предложены — говорить надо. Но предложенная им тематика слишком обширна. Как быть? При таком обилии тем я хочу остановиться на одной, посвященной вопросам идеологии.

Со второй половины прошлого года у некоторых людей в нашей партии и в нашем обществе наблюдается определенная идейная неразбериха. Например, возросло число лиц, критикующих коммунистическую партию, беспартийные деятели стали смелы в высказываниях, смелы в критике недостатков нашей партии. (Товарищи, лучше, если вы не будете записывать. Ведение записей мешает слушать. Я вовсе не призываю к сохранению какой-то тайны, просто я хочу с вами обменяться мнениями, а вы заняты записями; будет удобнее, если вы бросите записывать.) Говорят, что коммунистическая партия неспособна руководить наукой, сомневаются также относительно того, есть ли преимущества у социализма; кое-кто утверждает, что преимуществ у социализма нет, что в кооперативах дела идут плохо. Правда, что в некоторых кооперативах дела идут плохо, правда и то, что коммунистическая партия не очень компетентна в науке.

Не понимают также, по какой причине Советский Союз раньше был лучше, а начиная с прошлого года стал хуже. Вообще говоря, в этом году он стал лучше, чем в прошлом, когда он был хуже. В этом году он изменился к лучшему, хотя Советский Союз остался все тем же Советским Союзом. Некоторые интеллигенты говорят, что США лучше Китая, что США лучше Советского Союза и что стали в США выплавляется больше, чем в Советском Союзе.

Кроме того, было немало народных выступлений. Забастовки рабочих, забастовки учащихся, демонстрации, имевшие место на протяжении всего прошлого года, особенно во второй его половине, привели к некоторому ослаблению дисциплины (не знаю, каково положение в Шаньдуне, но слышал, что они наблюдаются и здесь). Дисциплина на заводах, в учебных заведениях, трудовая дисциплина в кооперативах несколько ослабла: нельзя сказать, что она плохая вообще, в целом ее можно считать хорошей. В газетах (не знаю, как обстоит дело с газетами у вас в Шаньдуне), в печатных органах и газетах Пекина, Тяньцзиня и Шанхая возросло количество фельетонов, обличительных и сатирических статей, которые насыщены критикой недостатков и сарказмом. В такой обстановке, конечно, можно увидеть именно то, о чем говорил товарищ Шу Тун. Некоторые люди видят в кооперативах только плохое, не замечая их преимуществ, и все им представляется в мрачных тонах. Другим кажется, что все прекрасно, а раз так, то они не обращают внимания на свои недостатки.

В этих условиях некоторые коммунисты пошли на поводу у других людей. Коммунисты и комсомольцы, которые пошли за буржуазией, все отрицают и не подвергают анализу, давая худшую оценку обстановке. Другая часть коммунистов недовольна, считая, что все это — плоды пагубного воздействия установок на «расцвет ста цветов и соперничество ста школ». У вас происходит то же самое? Проводите ли вы в жизнь курс «пусть расцветают сто цветов»? В других местах его проводили так, что из «ста цветов» расцвел лишь десяток (Смех.), а другие не цветут, из «ста школ» в соперничество вступило лишь 10–20. Когда же в ходе соперничества о некоторых делах отозвались не слишком одобрительно, то ряду товарищей это пришлось не по вкусу и захотелось свернуть движение. При этом они говорили: надо свертываться, поскольку расцвело уже много цветов, то есть пусть цветы больше не расцветают или их расцветает поменьше, да и «соперничество ста школ»: тоже надо свернуть. Так возникла точка зрения, требующая свертывания движения.

Таким образом, в нашей партии существуют две категории людей; первые поют с чужого голоса, следуя за другими; вторые стремятся свернуть движение, а когда их не слушают, то пытаются оказать давление. Таково нынешнее положение, таковы внутренние причины.

Конечно, на нас оказывают влияние и события, происходящие за рубежом. Критика Сталина на XX съезде КПСС, события в Польше и Венгрии, волна антисоветизма и антикоммунизма на международной арене, речи Тито и Кадара (в шаньдунских газетах опубликованы эти статьи?) также вызвали некоторую идейную неразбериху. Кроме того, в нашей работе, в таких сферах нашей деятельности, как искоренение контрреволюции, аграрная реформа, кооперирование, социалистические преобразования, имеет место масса ошибок. У нас есть и субъективистские, и бюрократические, и сектантские ошибки. Это также вызывает некоторую идейную неразбериху. Но никакой крупной неразберихи не существует. Я говорю, что у нас в Китае нет таких беспорядков, как за рубежом, и, конечно, нет таких беспорядков, как в Польше и Венгрии, нет и таких беспорядков, какие происходили в других социалистических странах, например во Вьетнаме, где имели место серьезные волнения.

Одна из причин, которые мы анализируем сейчас, — это влияние извне. Но главное заключается в том, что мы сами переживаем такую эпоху и находимся в таких условиях, когда классовая борьба в крупных масштабах в основном завершена, когда в основном завершены и социалистические преобразования. VIII съезд КПК пришел к таким выводам, и они соответствуют обстановке. В прошлом мы всей страной вели освободительную борьбу против Чан Кай-ши — и это была классовая борьба в крупных масштабах. Мы провели аграрную реформу, подавление контрреволюции, движение за сопротивление американской агрессии и оказание помощи Корее — и это была классовая борьба в крупных масштабах. Социализм — это тоже классовая борьба, но против какого класса она ведется? Против буржуазии, против того единоличного хозяйства, которое связано с буржуазией. Мы должны были уничтожить буржуазию и единоличное хозяйство, как базу, порождающую капитализм. Эта широкая борьба была в основном завершена к первой половине прошлого года. Когда эта борьба завершилась, обнаружились проблемы внутри народа. Основная причина заключается в том, что количество проблем внутри народа возросло, что они вскрылись, как вскрылись и многие идеологические проблемы, и в идеологии возникла определенная путаница.

Возникали ли идеологические проблемы в прошлом? Возникали, особенно в тот период, когда мы впервые вошли в крупные города и освободили их. Товарищи все это пережили. В 1949, 1950, 1951, 1952, 1953 годах, разве в те годы не было путаницы? Когда было больше путаницы — в те годы или сейчас? В те годы действительно путаницы было больше, тогда вы испытывали не меньшее смятение, нежели тогдашняя буржуазия, которая вела себя по поговорке: «доставая пятнадцать ведер воды из колодца, семь поднимала наверх, а восемь опускала обратно». Однако в прошлом расхождения во взглядах затенялись и глушились широкой классовой борьбой — освободительной войной, борьбой с бандитизмом, движением за сопротивление американской агрессии и оказание помощи Корее, подавлением контрреволюции, аграрной реформой. И дело было вовсе не в том, что проблемы не возникали, просто многие не осмеливались высказываться. В то время возникало множество проблем, и немалое число их мы решили. К примеру, значительный прогресс демократических деятелей за последние 6–7 лет явился результатом того, что в ходе всей этой борьбы мы сотрудничали с ними, нужно признать, что они действительно добились большого прогресса.

В первой половине прошлого года классовая борьба была в основном завершена. Слова «в основном завершена» означают, что классовая борьба все еще существует, специфически проявляясь в такой сфере, как формы сознания. Она завершилась в основном, но не целиком, и этот момент следует уяснить четко, без всяких недоразумений. Этот хвост, особенно классовая борьба в сфере форм сознания, то есть борьба пролетарской идеологии с идеологией буржуазной будет еще долго волочиться. Я считаю, что есть соперничество не «ста школ», а лишь двух, то есть все сто школ сводятся только к двум: пролетарской и буржуазной, соперничество которых будет продолжаться еще десятки лет.

Именно поэтому сейчас на повестку дня встал вопрос о правильном разрешении противоречий внутри народа; правильное разрешение противоречий внутри парода это не классовая борьба в крупных масштабах. Мы подходим к только что упомянутой классовой борьбе, специфически проявляющейся в сфере форм сознания, как к разрешению противоречий внутри народа; в отношении национальной буржуазии мы подходим к классовой борьбе как к разрешению противоречий внутри народа, мы не решаем его так, как вопрос о гоминьдановских агентах. Как быть с капиталистами? С вашим Мяо Хай-нанем? Мы делаем различие между Мяо Хай-нанем и Чан Кай-ши, между Мяо Хай-нанем и агентами, мы заявляем, что он не агент и не Чан Кай-ши, он — Мяо Хай-нань. Мы стремимся к сотрудничеству с ним, он отвечает согласием, говорит, что хочет сотрудничать с нами, значит, нам всем будет легко работать. И мы этого хотим, и они [капиталисты] этого хотят.

Кроме «расцвета ста цветов и соперничества ста школ», о которых я только что упоминал, имеется еще и такой курс, как «длительное сосуществование и взаимный контроль», в котором не очень-то разбирается довольно-таки большое число товарищей в нашей партии. Некоторые товарищи не особенно одобряют его, и, наконец, мне не ясно, одобряют ли его присутствующие здесь товарищи, потому что я только что приехал сюда, и обычно мы не работаем вместе. Но наблюдая положение в других местах, например в Пекине, я видел, что из многих высокопоставленных товарищей и министров, по-моему, лишь один из десяти одобряет этот курс, лишь один понимает его, а вот из остальных девяти кое-кто одобряет его, но и то не целиком, а в той или иной степени. Что касается товарищей в рангах заведующих всевозможными управлениями, департаментами и отделами, то многие выражали сомнения с самого начала. Что это, мол, за «расцвет ста цветов» и к чему так много цветов? (Смех.) А «соперничество ста школ» просто очень опасно, и как быть, если нашу коммунистическую партию, представляющую всего одну школу, окружат девяносто девять других школ? (Смех.) Ведь придется обращаться за помощью к Освободительной армии, чтобы она с боем проложила путь, кровью пробила путь, и только так мы сумеем выбраться из этого окружения.

Они не одобряют и курс на длительное сосуществование. Демократические партии и группировки, говорят они, просуществовали 7–8 лет, и достаточно, давайте закопаем их в яму! Кто кого должен контролировать? Неужели их приглашать для контроля над коммунистической партией? Какие заслуги они имеют, чтобы контролировать коммунистическую партию? Какое право имеют демократические партии и группировки контролировать коммунистическую партию? Наконец, кто завоевал страну? Рабочий класс и крестьянство, руководимые коммунистической партией, или ваши демократические партии и группировки? Скажите, есть ли у этих товарищей основания так утверждать? Действительно, в их словах немало резона. И тем не менее лучше прибегнуть именно к этому курсу. Какие для этого основания и доводы? «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ» — это и метод и курс. Метод, который стимулирует процветание литературы и искусства, процветание науки. Сколько бы цветов у тебя ни было, надо, чтобы они распустились все! Красивые цветы и некрасивые, уродливые цветы и ядовитые травы — все они должны расти! Но как быть с ядовитыми травами? Ядовитые травы растут во всем мире, как же к ним относятся люди? Умирают от контакта с ядовитой травой? Только при наличии ядовитой травы будет с чем сравнивать, а нет ничего лучше, когда есть с чем сравнивать, тогда все не проще простого, а весьма сложно.

Все цветы (различные виды искусства) должны расцветать. Но люди интересуются: не появится ли при этом всякая чертовщина, не вылезет ли на театральные подмостки всякая нечисть? Какие пьесы ставятся у вас здесь? Много ли в них нечисти? В других местах хватает, особенно в Шанхае, где поставили немало отсталых пьес. Например, на сцене показывают телесные наказания: изображая Бао-гуна[113], обязательно демонстрируют порку. А не мы ли сейчас толкуем об отмене телесных наказаний? Но Бао-гун на сцене, как и прежде, требует пороть.

Все подобного рода пьесы должны пройти естественный отбор. Можно ли допускать постановку этих пьес сейчас? По-моему, ставить их можно. Когда их станет много, люди начнут их осуждать, а чем больше они будут их осуждать, тем меньше будет зрителей; тогда-то их и перестанут ставить. В прошлом мы их категорически запрещали, но лучше позволить этим пьесам конкурировать на сцене, лучше такой метод, как «расцвет ста цветов», нежели запрещать их в административном порядке.

Что касается «длительного сосуществования и взаимного контроля», то под этим подразумевается следующее: наша партия, будучи рабоче-крестьянской политической партией, являясь по своему основному составу партией рабочих и крестьян-бедняков, а по своему характеру — передовым отрядом пролетариата, имеет огромные заслуги и пользуется очень большим авторитетом в Китае. А когда этот авторитет слишком велик, существует опасность легко подменить собой все и вся и заняться простым администрированием; но как бы то ни было, наша партия многочисленна и пользуется большим авторитетом в обществе. Исходя из этого, мы специально пригласили этих [демократических] деятелей для контроля над нами, а также осуществляем длительное сосуществование, поровну деля с ними день за днем. Мы не должны говорить так: «Если коммунистическая партия будет существовать 100 лет, значит, им позволим существовать лишь 50 лет, если коммунистическая партия будет существовать еще 50 лет, то им позволим существовать еще 24 года; короче говоря, они должны прекратить свое существование раньше нас, раньше на несколько десятков лет».

Так ли это необходимо? Разве наши дела пойдут лучше, если они исчезнут раньше нас? Разве у нас будет больше продовольствия? (Смех.) Стали? Лесоматериалов? Цемента? Будем лучше строить дворцы? Совсем не обязательно. Разве наши дворцы будут возводиться лучше, если демократические партии и группировки отомрут? Это недоказуемо. Все-таки лучше, если некоторые демократические партии и группировки будут выступать с нами дуэтом и даже упрекать нас. Все дело в том, что когда они в течение года бросают несколько упреков, то тем самым отмечают наши недостатки. Поэтому сейчас надо не сдерживать их, а давать им волю, что в настоящее время делается недостаточно, следует не давить на них, а вовсе прекратить всякое давление. Проблемы идеологии, проблемы моральные решаются не грубыми методами, не методами подавления. Мы должны сделать так, чтобы все развертывали дискуссии на демократических и равных началах, вели обоюдную полемику. Под этими методами подразумеваются методы убеждения, а вовсе не методы принуждения.

К каким же методам следует все-таки прибегать? К принуждению или к убеждению? Такой метод, как принуждение, применяется по отношению к врагам. Мы, воевавшие, это знаем, а воевать мы начали с Цзинганшаня. Как в горах Дабешань, так и в других местах по отношению к врагам можно было использовать только этот метод. По отношению к американцам в Северной Корее, то есть во время движения против американских агрессоров и за оказание помощи Корее, мы применяли метод принуждения. Какие методы надо было использовать по отношению к контрреволюции, к агентам? Мы их принуждали! Только потом мы стали убеждать, но сначала их надо было выявить. Метод принуждения применяется по отношению к врагам, для разрешения противоречия между нами и нашими врагами, то есть это метод с применением кулаков. Внутри народа пускать в ход кулаки не следует, джентльмен действует словом, а не кулаками. (Смех.) Народу надо приводить аргументы, а не угрожать избиением.

Решать проблемы с помощью вооруженной силы — это не метод, как не метод что-то насильно запрещать с помощью административных приказов. Мы прибегаем к административным приказам фактически потому, что Освободительная армия на нашей стороне, хотя на словах говорим о том, чтобы не применять вооруженную силу. Без Освободительной армии наши административные приказы не имели бы успеха, да и кто захотел бы к ним прислушаться? Только опираясь на мощь армии, можно издавать административные приказы. За нами стоит Освободительная армия в несколько миллионов человек, за нами также простой народ, основная масса народа, то есть рабочие и крестьяне. Итак, во-первых, в нашем распоряжении основная масса народа, во-вторых — вооруженные силы. Таким образом, все дело в том, что демократические деятели просто не могут тягаться с нами. У них нет ни того, ни другого; во-первых, нет основной массы народа, во-вторых, нет вооруженных сил. Но если мы прибегли к методам предоставления свободы, а не зажима ее, если мы используем методы убеждения, то наша страна будет процветать.

Поскольку сейчас мы имеем дело с противоречиями внутри народа, мы не применяем те методы и меры, которые обычно применяем к врагам, отличая их от народа. Что такое диктатура? Разве мы не за диктатуру пролетариата? Диктатура применяется по отношению к врагам, демократия же применяется по отношению к народу. Взаимоотношения внутри народа — демократические отношения. Конечно, демократия должна находиться под централизованным руководством, мы вовсе не отрицаем руководства. Сейчас в некоторых районах дисциплина ослабла, дисциплины не хватает, а это уж слишком! Для преодоления этих трудностей надо использовать метод убеждения, надо с людьми хорошенько поговорить, провести собрание, если после одного собрания не наступит ясности, следует собрать второе, третье собрание. Можно ли убедить учащихся, рабочих и крестьян? По-моему, можно, лишь бы у нас были доводы, то есть надо использовать метод убеждения, метод доказательств. Если же мы, совершая ошибку, расширим рамки диктатуры и распространим ее на народ, станем использовать метод принуждения, то есть будем прибегать к такому методу, как принуждение, в любой из тех моментов, когда у нас будут появляться противоречия и трудности, то мы причиним нашей стране ущерб, очень большой ущерб. К тому же все равно наступит день, когда придется отступить, когда подавление не будет эффективным. Джентльмен действует словом, а не кулаками, если ты пустишь в ход кулаки, все равно наступит день, когда от этого придется отказаться, ибо это не метод разрешения противоречий внутри народа, это метод решения исхода борьбы между нами и нашими врагами.

Страшно ли это? Противоречия внутри народа разрастаются, а подавление не позволено, не позволено прибегать и к административным приказам. Опасно ли это? По-моему, в этом ничего опасного нет. Когда имеются различные мнения, правильное решение приходит только в результате полемики и обсуждения на демократических началах, только так устанавливается истина. Благодаря этому в области искусства будет полнее жизнь, больше станет творческого духа, литература, искусство, наука получат дальнейшее развитие. В первые год–два ощутимого эффекта не будет, эффект этот станет виден, пожалуй, через 10 с лишним лет или даже через несколько десятков лет.

Однако нам надо быть готовыми и к тому, что появятся действительно плохие люди и плохие мысли; я имею в виду, что в искусстве появятся ядовитые травы и очень неприглядные цветы. Как быть, если они распустятся? Мы говорим: они также полезны, так как все увидят, что такая трава и такие цветы существуют. В противном случае человек будет изо дня в день видеть лишь хорошее и не видеть плохого. Истинное крепнет в борьбе с ошибочным. Если мы не позволим выразить ошибочные мнения, то не узнаем и чужих мнений; а ведь прекрасное развивается в борьбе с уродливым, хорошие люди крепнут в борьбе с плохими людьми. И через 10 тысяч лет истинное будет соседствовать с ошибочным, прекрасное — с уродливым, хорошие люди — с плохими. Плохие люди существуют, они действительно дурные люди, но они являются учителями людей хороших. Дурные люди служат «примером» для окружающих, которые стараются не подражать их дурным поступкам. Надо подражать хорошим людям; если же крутом только хорошие люди и нет рядом плохих людей для сравнения, то хорошее не отличишь от плохого. Когда ребенок смотрит пьесу, он прежде всего спрашивает, кто хороший человек, а кто плохой. (Смех.) Поэтому не надо бояться плохих людей и каких-то ошибочных мнений, всего этого бояться не следует. Таким путем нашей партии и правительству легче будет преодолеть ошибки, и, наоборот, будет хуже во сто крат, страшнее во сто крат, если мы станем применять методы подавления.

Наша партия привыкла бороться с врагами, наша партия несколько десятков лет вела классовую борьбу, делать это мы умеем, это доказывают результаты, наши победы, доказывают десятилетия! За это люди и уважают нас. На что же, по их мнению, способна коммунистическая партия? В политике дела идут неплохо, и военное дело знакомо. За эти два качества они нас и чтят. Но значит ли это, что к нам относились с уважением с самого начала? Ничего подобного.

Когда мы только что создали партию, к нам никто не относился с уважением. В то время мы выдвинули лозунги: «Долой империализм!», «Долой феодализм!», «Долой милитаристов!»; люди выслушали их, но не придали им значения. Потом мы допускали ошибки, затем совершили Великий поход в 10 тысяч ли, оставляя то здесь, то там опытных людей. Таким лозунгам, как «Долой империализм!», который мы тогда выдвинули, никто все равно не придавал большого значения. Только впоследствии, примерно к 1948 году, когда у нас стало кое-что получаться, многие люди в обществе изменили свое отношение, ибо коммунистическая партия, казалось, воспрянула духом и стала очень способной. Особенно возросло число почитателей к 1949 году, когда уже был ясен исход борьбы. Однако, товарищи, никто не восторгался нашими способностями строить. Разве коммунисты смогут заниматься строительством, говорили люди. Надо еще посмотреть. Оказалось, что коммунисты знают свое дело, умеют многое делать и обладают напористостью. (Смех.) Разве до этого кто-нибудь уважал нас за то, что мы способны заниматься строительством? А сейчас мы постепенно завоевали доверие в вопросах строительства. Судя по вашей работе в течение 6–7 лет, говорили они, способности у вас есть.

Что же касается науки, то там совсем другое дело. Для таких наук, как физика, химия, математика, мы, по их мнению, непригодны, и этими науками могут заниматься только они. Что тут поделаешь? Как, по-вашему, поступить? Все вы здесь присутствующие — ученые, не так ли? (Смех.) В нашей партии ученых немного. Вся загвоздка в том, что ученых у нас немного, профессоров высших учебных заведений мало, мало инженеров, маловато также и различных деятелей искусств; именно в этих областях мы и оказываемся неспособными. В большинстве своем должности ректоров высших учебных заведений занимают беспартийные.

Кто ректор Шаньдунского университета? (Вопрос к залу. Ответ: Чао Чжэ-фу[114].) Чао Чжэ-фу член партии или нет? (Вопрос к залу. Ответ: Член партии.) Члену партии — ректору все равно приходится слушаться беспартийных. Раз у тебя нет профессоров (Смех.), а только несколько проректоров, то беспартийные деятели все равно не будут оказывать уважение. Среди членов партии много студентов, ассистентов; преподавателей маловато, профессоров очень мало. В конце концов кто же кем руководит: ученики учителями или учителя учениками? Ассистенты профессорами или профессора ассистентами? Такая проблема возникает вполне естественно. И, как я считаю, вполне резонно. Нам правильно говорят, что коммунисты никуда не годятся, не годятся именно потому, что наших людей очень мало, часто совсем нет среди профессоров, ученых и инженеров, а также в такой области, как литература и искусство. В чем причина этого? Причина этого в том, что прежде мы не имели возможности заниматься этим, нам было не до того; десятки лет мы вели классовую борьбу и были поглощены ею. Такие плебеи, как мы, должны были иметь почву под ногами, а нас не пускали в эти места города Цзинаня, не пускали ни в Шаньдунский университет, ни в Цилуский университет, даже входить в них не разрешали. В свое время я жил в Пекине, но потом мне в течение 31 года нельзя было приезжать туда, нельзя было появиться в городе, а если бы я все-таки появился там, то меня пригласили бы в полицейский участок. (Смех.) Потому-то мы и признаем свою отсталость. А можно ли научиться? Мы учились классовой борьбе 24 года, вплоть до VII съезда КПК, то есть с 1921 по 1945 год, лишь через 24 года мы обобщили свой опыт и в основном научились вести классовую борьбу, хотя и допустили немало ошибок; к тому периоду надо добавить еще ряд лет, минувших после VII съезда.

Итак, можно ли научиться строить, заниматься наукой, выучиться на профессора, стать врачом, овладеть хирургией? Труднее это классовой борьбы? Такая штука, как классовая борьба, на мой взгляд, труднее, ибо едва ты наносишь удар [по противнику], как он убегает. (Смех.) Хирургическую же операцию делать легче: ведь больной убежать не может. (Смех.) Что касается естественных наук, то за 5 лет ты можешь окончить высшее учебное заведение, проработаешь после этого 5 лет — это составит 10 лет, проработаешь еще 5 лет, то есть всего потратишь 15 лет, — и чем ты не инженер? Разве такие люди не могут стать профессорами высших учебных заведений? Могут. За 10–15 лет можно овладеть естественными науками.

Сейчас мы уже научились многому в области проектирования, производства работ, монтажа, в известной мере научились и управлять предприятиями. Классовая борьба в основном завершена, а каковы наши задачи? Учеба и строительство. Поэтому в целях процветания Китая и превращения его в индустриальную державу все общество должно вести борьбу с природой, все 600 миллионов человек должны вести борьбу с природой. Этому можно научиться.

Не следует бояться ни «расцвета ста цветов и соперничества ста школ», ни «длительного сосуществования и взаимного контроля». Хорошо, когда критика есть, плохо, когда она отсутствует, когда ее зажимают. Сталин совершил именно эту ошибку. Сталин сделал много хорошего, однако он сделал и кое-что плохое. Он путал две вещи: методы, которые следует применять по отношению к врагам, он применил в отношении народа, для разрешения противоречий внутри народа. Нельзя было сказать худого слова в адрес правительства, нельзя было сказать худого слова в адрес коммунистической партии, но если ты сказал его, то это было событием: тебя тут же объявляли агентом и арестовывали. Поэтому сейчас мы не приветствуем забастовки рабочих и учащихся, демонстрации и петиции. Но мы должны бороться против бюрократизма, преодолеть его, и тогда таких вещей, как забастовки рабочих и забастовки учащихся, будет меньше. А что делать, если они произойдут и в этом случае? Если произойдет забастовка, к ней следует применять методы, которые используются в отношении народа.

В таком случае нужна ли Освободительная армия? Или ее надо распустить? Делать этого нельзя. «Солдат содержат тысячу дней, а используют только в нужный момент». Армия должна быть готова оказать противодействие империализму; Освободительная армия предназначена для использования против империализма, а не против народа. Освободительная армия — это детище народа, а разве сына можно использовать против отца? (Смех.) Это же неслыханно! Детище народа — против народа! Народ — против народа! Так поступать нельзя. Освободительная армия — орудие классовой борьбы, орудие диктатуры.

Мы должны отличаться от гоминьдановцев. Кто больше боится критики? Коммунисты или гоминьдановцы? По-моему, гоминьдановцы. Их партия боится критики больше всего. Они очень боятся чего бы то ни было вроде «расцвета ста цветов и соперничества ста школ». Только мы рискнули выдвинуть призывы «пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ», «длительное сосуществование и взаимный контроль». Мы высказали желание сосуществовать с ними несколько лет, но они даже на это не пошли. В то время они создали Национально-политический совет гоминьдана, я тоже был членом этого совета, коммунистическая партия имела несколько членов в этом совете. Но в каком качестве мы были там? Не в качестве представителей коммунистической партии, а в качестве так называемых мудрых и проницательных представителей общества. (Смех.) Звучит хорошо: мудрые и проницательные. (Смех.) Гоминьдан не признавал нас как представителей коммунистической партии, и вы еще толкуете о каком-то длительном сосуществовании, он не пошел даже на краткое сосуществование. (Смех.) Поэтому о лозунгах «пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают его школ», «длительное сосуществование и взаимный контроль» говорим только мы.

Политическая партия пролетариата бескорыстна, так как ее цель состоит в освобождении всего человечества; лишь освободив все человечество, она может освободить себя. Коммунистическая партия меньше всего должна бояться критики, нас критикой ниспровергнуть нельзя, ветру нас не свалить. Мы не боимся и 12-балльного тайфуна; 12-балльный тайфун способен разрушить дворец, способен вырвать с корнем вот такое толстое дерево (показывает жестом), но коммунистическую партию, народное правительство, марксизм, старых кадровых работников, я думаю, сдуть, ниспровергнуть ему не под силу. (Смех.) Если не под силу сдуть 12-балльному тайфуну, то чего уж тогда говорить о каком-то 5–6, 6–7-балльном ветре.

Вы бывали в Циндао? Я не был, только собираюсь туда съездить, но я был в Бэйдайхэ, там очень приятно купаться в 7-балльный шторм. Обычно в безветрие, когда нет волн, чтобы плыть, надо тратить много сил, но вот налетает тайфун, и сразу же поднимаются волны в один–два человеческих роста. 12-балльный тайфун мне не приходилось видеть.

Что касается критики, то ниспровергнуть нас невозможно, невозможно критикой ниспровергнуть коммунистическую партию, рабочий класс, крестьянство; ниспровергнуть действительно невозможно. Поскольку истина в наших руках, то есть истиной владеем мы, наши доводы более справедливы, чем у любого другого класса. В нашем распоряжении основная масса рабочих и крестьян. Как же можно ниспровергнуть такую партию, такое правительство, которые опираются на основную массу рабочих и крестьян? Как можно критикой ниспровергнуть марксизм? Что можно опрокинуть дуновением — так это бюрократизм; для бюрократизма, наверное, и тайфуна-то не требуется, стоит вот так махнуть рукой — и он свалится. (Смех.) Думаю, было бы неплохо повыдувать бюрократизм, сектантство, субъективизм и тому подобное; их надо выдуть, следует вымести вон бюрократизм и субъективизм.

Только что товарищ Шу Тун поставил вопрос о преимуществах социализма, ибо есть люди, которые сомневаются в преимуществах социализма. Начинают говорить о достоинствах, получается, что кругом одни сплошные достоинства и нет ни малейших недостатков; заговорят об отсутствии преимуществ, получается, что нет даже малейших достоинств. Эти два вида односторонности существуют как в нашей партии, так и вне ее. Борьбу ведут два уклада. Какой из них победит, какой потерпит поражение? Иными словами, решен ли вопрос о том, какой из двух укладов победит: социалистический или капиталистический? Как, по-вашему, определился ли исход этой борьбы? Как указывалось на VIII съезде КПК, исход этой борьбы в основном определился. Кто же победил, кто же потерпел поражение? Потерпел поражение капитализм, победил социализм, в основном победил. Но означает ли это, что он победил окончательно? Нет.

В соперничестве этих двух укладов, являющихся общественными укладами, в основном победил социализм, но победил он не окончательно, он еще не закрепился, и надо будет посмотреть, как пойдет дело дальше. Хотят на это посмотреть и капиталисты, и крестьяне, и буржуазия, и мелкобуржуазные слои крестьянства, и ремесленники из мелкой городской буржуазии, выражает желание посмотреть на это и часть людей из нашей коммунистической партии. Какой из двух борющихся укладов победил, а какой потерпел поражение? Можно сказать, что социализм в основном победил, но для окончательной победы еще нужен определенный срок, примерно 2–3 пятилетки. Кооперативы можно укрепить минимум только за 5 лет, а они существуют лишь год с небольшим.

Что касается борьбы двух идеологий, буржуазной идеологии с пролетарской, марксизма с немарксистскими доктринами, что касается борьбы этих двух идеологий, то есть борьбы в сфере форм сознания, то здесь дело обстоит несколько хуже; поэтому сейчас наблюдается определенная путаница, неразбериха в области идеологии. Главная тема сегодняшнего моего выступления — вопросы идеологии, и на это есть свои причины. Даже если в общественном укладе происходят изменения, идеология до известной степени остается неизменной. Особенно в области мировоззрения, в области борьбы двух идеологий: буржуазного мировоззрения с пролетарским, материализма с идеализмом, диалектического материализма с метафизическим идеализмом либо с метафизическим материализмом — требуется гораздо более длительный период.

Многочисленна ли сейчас в нашей стране интеллигенция? Видимо, что-то около 5 миллионов человек, из них в учебных заведениях — высших учебных заведениях, средних и начальных школах — 2 миллиона; есть интеллигенция в партийных и правительственных органах, в армии, в экономических организациях, в сфере торговли, промышленности, в области литературы и искусства. Говорят, что общее число интеллигентов равно 5 миллионам человек. Из них только меньшинство исповедует марксизм. Наша страна — страна с отсталой культурой, но и 5 миллионов интеллигентов — это немало. Поэтому мы должны как следует использовать армию интеллигенции. Но эта интеллигенция, можно сказать, интеллигенция буржуазная, окончившая буржуазные учебные заведения и испытавшая влияние буржуазного общества.

Что касается меня, пролетарского интеллигента, то ведь таковым я стал лишь потом. Я думаю, что так обстоит дело и со многими присутствующими здесь интеллигентами. Во время родов твоя мать ведь не ставила перед тобой задачу: стань коммунистом, исповедуй марксизм. В подобном положении был и я. Родив меня, мать вовсе не говорила мне этих слов (Смех.), да она и не знала о том, что в мире существует марксизм, что есть коммунистическая партия. Лишь потом социальная борьба вынудила меня пойти на гору Ляншань[115]. Моей горой Ляншань оказались горы Цзинганшань. У каждого из вас есть своя гора Ляншань, хотя фактически гора Ляншань находится как раз в вашей провинции Шаньдун.

По-настоящему исповедует марксизм меньшинство [интеллигенции], наверное, около 10 процентов, что составляет от 5 миллионов примерно 500 тысяч человек, возможно чуть-чуть больше. Я говорю о понимающих марксизм по-настоящему. Кроме того, наверняка несколько процентов интеллигентов в корне отрицают марксизм и в отношении нас занимают враждебную позицию, но они не агенты. Эти люди — демократические деятели, но их сердца преисполнены недовольства. А есть ли среди них такие, кто решительно выступает против нас? Думаю, что есть, но их немного. Более 80 процентов — это промежуточные элементы. Настоящих марксистов мало. Если этих людей посылают в деревню, там они ни к чему не проявляют интереса, а попав на завод, они посмотрят, побродят и тут же покидают его. Вместо того чтобы слиться воедино с рабочими и крестьянами, эти интеллигенты отмежевываются от них. Мы говорим: лучше слиться воедино с рабочими и крестьянами; они же утверждают, что лучше отмежеваться от них. Они не могут слиться воедино с рабочими и крестьянами из-за эмоционального несоответствия. Интеллигенты не способны слиться чувствами с трудовым народом, они отделены от него своего рода стеной. Мировоззрение этих людей не претерпело изменений.

Коренная причина этого кроется в их буржуазном мировоззрении, отсюда же проистекает и их идейная путаница. Почему они впадают в идейную путаницу? Их неустойчивость напоминает неустойчивость растущей на стене травы, которая от дуновения ветерка клонится то в одну, то в другую сторону, а когда ветер прекращается, она выпрямляется; однако как только снова подует ветер, она опять начинает клониться. Такой ветер поднялся в Венгрии и на XX съезде КПСС, дул такой ветер и из других мест. В мире всегда где-нибудь дует ветер, от которого подобные люди склоняются то в одну, то другую сторону. Гордясь собой и задирая хвост, они считают себя интеллигентами, а значит — незаурядными личностями. В нашей стране интеллигенция очень ценится. Но в таком вопросе, как мировоззрение, она является не настоящей пролетарской интеллигенцией, а буржуазной и мелкобуржуазной интеллигенцией и принадлежит к общей категории буржуазной интеллигенции. Она не против называться мелкобуржуазной интеллигенцией, но не желает, чтобы ее называли буржуазной интеллигенцией. Однако основная категория все равно остается категорией буржуазии. Только по прошествии определенного периода марксизм может одержать решающую победу. Этот период продлится, видимо, 3 пятилетки (несколько лет уже прошло); видимо, понадобится еще десяток с лишним лет.

Но мы должны завоевать их [на свою сторону]. Знаете ли вы, кто сейчас преподает? Они. Они учителя, они издают газеты, они преподают в учебных заведениях, они планируют в наших хозяйственных органах и выполняют различную другую работу, они инженеры; мы и дня не можем обойтись без них. Среди присутствующих здесь товарищей также есть интеллигенты, которых сравнительно немного. И если вы скажете, что мы можем обойтись без них, это будет неправильно. Мы не можем обойтись без них, без них некому будет учить, так как 2 миллиона из них преподают в высших, средних и начальных школах, работают в газетах, занимаются литературой и искусством. Но, пожалуй, нельзя причислять к интеллигенции того, кто исполняет в Шаньдуне роли военных в операх, кто выступает в качестве сказителя с шаньдунскими барабанами. Правда, Мэй Лань-фана надо считать интеллигентом, Мэй Лань-фан — интеллигент. У вас есть свой шаньдунский Мэй Лань-фан? Как его зовут? Или вы, шаньдунцы, не знаете своего шаньдунского Мэй Лань-фана?

Я снова возвращаюсь к вопросу об интеллигенции, вышедшей из рабочего класса. Рабочий класс в ходе руководства революцией добился завоевания на свою сторону группы интеллигентов, поставив их себе на службу. Именно таким образом был завоеван и Маркс. Маркс, Энгельс, Ленин, будучи интеллигентами буржуазными, служили рабочему классу. То же самое произошло с нашей китайской интеллигенцией; теперь мы имеем группу интеллигентов, которые разбираются в марксизме и которые, как я только что говорил, составляют около 10 процентов от 5 миллионов человек, то есть их около 500 тысяч. Они — ядро всей интеллигенции.

У какого из классов есть будущее? Будущее есть лишь у рабочего класса. Какова численность нашего рабочего класса? До революции, до освобождения он насчитывал несколько миллионов человек: за эти годы его численность возросла до 12 миллионов. Сейчас промышленных рабочих на заводах насчитывается 12 миллионов человек, только 12 миллионов рабочих на 600 миллионов населения, то есть чуть больше одной пятидесятой части (на каждые пятьдесят человек приходится только один рабочий). Это очень мало. Но только у них есть будущее. Другие классы — это переходные классы, они находятся в пути, они идут туда же, они идут к рабочим.

Возьмем, к примеру, крестьян. Сельское хозяйство будет механизировано, и крестьяне превратятся в сельскохозяйственных рабочих; коллективизация приведет к социализму, а это будет означать национализацию, то есть переход к общенародной собственности. Нынешняя сельскохозяйственная кооперативная собственность через несколько десятков лет уподобится собственности, уже теперь существующей на заводах. Другими словами, будут сельскохозяйственные предприятия. Эти предприятия будут выращивать кукурузу, пшеницу, рис, батат, земляной орех, соевые бобы. Что станет с буржуазией, вы знаете. Буржуазия сейчас переживает переходный этап, она тоже превратится в рабочих. Несколько сот миллионов крестьян и кустарей уже превратились в крестьян, охваченных коллективизацией, а в будущем они станут крестьянами государственных хозяйств, сельскохозяйственными рабочими и станут применять машины. Хотя основная масса 5-миллионной интеллигенции (за небольшим исключением) в вопросах идеологии и мировоззрения колеблется, она тем не менее тоже выступает за социалистический строй и поддерживает его. В общем, она хочет служить социализму, и это хорошо. Рабочий класс уже завоевал ее. После завоевания коммунистической партией интеллигенции последняя стала сотрудничать с нами, однако это сотрудничество, то есть служение социализму, — лишь одно дело, другое дело — ее мировоззрение, ее духовный мир. Для того чтобы интеллигенция отрешилась от своего мировоззрения, восприняла диалектический материализм и исторический материализм, то есть марксизм, требуется определенный срок.

В настоящее время буржуазная идеология, буржуазное мировоззрение у подавляющего большинства интеллигенции еще не изменились либо незначительно изменились, изменились ненамного. Я только что говорил, что интеллигенция еще не наладила отношений с трудовым народом, не составляет с ним единого целого. Деятели литературы и искусства не хотят идти на заводы, в деревни, а если и идут, то быстро возвращаются оттуда. Основное их внимание сосредоточено не на этом, их интерес к крестьянам, равно как и к рабочим, незначителен. Они торопятся возвратиться домой, чтобы оказаться в обществе интеллигентов. Таких людей я называю раздвоенными. Одной половиной души они хотят служить социализму, и она, эта половина, хорошая. Но поскольку это все-таки только одна половина, то другую половину нам нужно постепенно завоевать на свою сторону, так как она все еще находится в плену буржуазного царства и буржуазной идеологии. Как только я начинаю беседовать с такими интеллигентами, они тут же взвиваются: «Как, ты называешь меня раздвоенным?». Да, я буду так тебя называть; пусть даже ты подпрыгнешь до потолка, я все равно буду так тебя называть (Смех.), ибо все тебе подобные очень неустойчивы, хотят служить рабочему классу, но не всей душой и всеми помыслами, а половиной своей души и половиной своих помыслов. Существуют ли тому доказательства? Они заключаются в том, что вы отделяетесь от рабочих и крестьян, не хотите с ними слиться в единое целое. У вас нет друзей среди рабочих и крестьян, ваши друзья — интеллигенты; но интеллигентам лучше водить дружбу не с интеллигентами, а с рабочими и крестьянами. Тем не менее они не делают этого; даже если ты станешь их заставлять, у тебя все равно ничего не получится, а если и получится и они пойдут на завод или в деревню, то не пройдет и нескольких дней, как они вернутся обратно. Рабочие же требуют, чтобы интеллигенция служила им всей душой и всеми помыслами. Они выдвигают это требование для того, чтобы добиться изменения в их мировоззрении, чтобы те отрешились от буржуазного мировоззрения. В газете я как-то писал: чтобы сокрушить капитализм и утвердить социализм, надо разбить одно и утвердить другое, ибо без разрушения первого не утвердишь второго. Вот почему возникла задача сокрушить. Но, сокрушая, можно причинить боль. Ну что ж, вы, капиталисты, скажете нам, когда почувствуете боль!

Среди капиталистов имеется значительная группа интеллигенции, которую мы должны использовать. Рабочий класс требует, чтобы большинство интеллигентов служило ему верой и правдой; если не все 100 процентов, то ее большинство должно поверить в марксизм, объединив свои интересы с нашими. Сейчас же у нас общих интересов нет, лишь в вопросах социализма наши интересы до некоторой степени совпадают. Здесь не имеется в виду та часть людей, у которых с нами вообще нет никаких общих интересов. Существует небольшая часть людей, которые радуются, когда узнают, что в кооперативах не все ладится, не все получается, им по душе, когда у коммунистов происходят беспорядки. Однако большинство людей, поскольку они фактически висят между небом и землей, хотят с нами сотрудничать. Поэтому наша задача состоит в том, чтобы завоевать их на свою сторону.

Наша партия предлагает сейчас всем подготовиться к кампании по упорядочению стиля работы; чтобы завоевать интеллигенцию и беспартийных деятелей, нам необходимо в первую очередь упорядочить стиль своей работы. Центральный Комитет партии намерен провести в текущем году пленум. Правда, решение по этому поводу еще не принято, но сегодня я все-таки немножко коснусь его. Сколько лет мы уже не проводим кампании по упорядочению стиля работы? И борьба «против трех», и борьба «против пяти» протекала крайне остро, но она не решала проблему в идеологическом плане. Намереваясь провести движение за упорядочение стиля работы, мы рассчитываем добиться улучшения стиля работы коммунистической партии и завоевать на свою сторону широкие круги беспартийных деятелей.

В связи с этим возникает такой вопрос: сотрудничать с демократическими деятелями или не сотрудничать? Этот вопрос исходит не от них, вопрос не в том, будут ли они сотрудничать с нами, а в том, будем ли сотрудничать с ними мы. Есть и другой вопрос. Говорить о сотрудничестве легко: мы будем сотрудничать с ними, с демократическими деятелями, с Мяо Хай-нанем, но вопрос стоит так — использовать их или нет? Кое-кто говорит, что от них мало пользы, даже говорят, что они — отбросы, абсолютно бесполезны. Но почему нельзя утилизировать отбросы? Я не могу сегодня утверждать, что Мяо Хай-нань — это утиль, наверное, он очень полезный человек, но ведь и не очень полезных людей можно использовать. Кто-то дал им название «отбросы», но ведь отбросы-то можно, оказывается, утилизировать. Их просто привлекают к собраниям, используя на ежегодной сессии Политического консультативного совета либо на сессии Всекитайского собрания народных представителей, а когда это остается позади, то им и делать нечего. Пожалуй, в год наберется 1–2 недели таких заседаний. Это — пассивная позиция; я же говорю о том, что по отношению к ним следует занимать активную позицию. Эти демократические деятели в целом представляют собой беспартийную интеллигенцию: эти люди — старые интеллигенты, интеллигенты, доставшиеся нам от старого общества.

Сколько сейчас студентов — выходцев из среды рабочих и крестьян? По нашим данным, их по всей стране 20 процентов, из 100 студентов лишь 20 являются выходцами из рабочих и крестьян, а 80 процентов — это дети помещиков, кулаков и капиталистов. Положение с учащимися средних школ не очень ясное, но, видимо, соотношение здесь 4:6, то есть 60 процентов — выходцы из семей помещиков, кулаков и капиталистов и 40 процентов — из рабочих и крестьян. Возможно, что соотношение и равное — половина на половину. У вас имеются данные по этому вопросу? У меня таких данных нет, но среди тех, кто из неполной средней школы переходит в полную среднюю школу, видимо, все-таки больше выходцев из семей эксплуататорских классов. Когда сложится положение, при котором все 100 процентов студентов будут выходцами из рабочих и крестьян, все 100 процентов учащихся полных средних школ будут выходцами из рабочих и крестьян? Для этого как минимум нужны 3 пятилетки, как минимум должно пройти еще 11–12 лет прежде, чем положение изменится в корне, но, возможно, потребуется более долгий срок: не хватит 2 пятилеток — потребуется 3 пятилетки. Тогда их родственные корни, несомненно, исчезнут; здесь весь вопрос в отмирании родственных корней. Сохранит ли свой род буржуазия, сохранят ли свой род помещики? Не сохранят. Наша цель состоит в том, чтобы лишить их родственных корней. Тогда не станет капиталистического уклада и помещичье-феодального уклада, и на протяжении 10 тысяч лет будет существовать строй рабочих и крестьян, то есть настанет время рабочего поколения.

Наиболее перспективным является будущее пролетариата, но товарищи должны знать, что сейчас, в этот переходный период, мы ни на шаг не можем отрываться от интеллигенции. Без нее некому учить, некому работать инженерами, некому заниматься наукой; она составляет большинство среди профессоров высших учебных заведений, учителей средних и начальных школ; она также составляет большинство среди деятелей литературы и искусства, и без нее обойтись мы не можем, без нее мы не можем ступить и шагу. Поэтому с нею надо по-настоящему объединяться, ибо перемены произойдут лишь через несколько пятилеток. К тому времени она тоже изменится: капиталисты станут рабочими, помещики — крестьянами, их дети тоже изменятся, дети меняются уже сейчас.

Упорядочение стиля работы — это метод разрешения внутрипартийных противоречий с помощью самокритики, метод разрешения противоречий между партией и народом. Упорядочение стиля работы пойдет по трем направлениям: искоренение догматизма, искоренение сектантства, искоренение бюрократизма. Кроме того, есть еще ряд других вопросов, которые будут решены в ходе кампании по упорядочению стиля работы. Например, вопрос о взяточничестве, которое имеется в политических органах, особенно в низовых звеньях, в кооперативах, на промышленных и горнодобывающих предприятиях.

Далее, вопрос об ослаблении революционной воли и духа служения народу всей душой и всем сердцем. Ныне стали частыми такие явления, как погоня за должностью, почетом и личными выгодами. Тот дух самопожертвования, каким мы отличались в прошлом, тот дух самопожертвования, какой мы проявили в классовой борьбе и в сражениях с врагами, некоторыми товарищами утрачен. Они стремятся сладко поесть, красиво одеться, соперничают в уровне жалованья, проливая горькие слезы, когда их понижают в ранге. Человеку дано два глаза, влага в глазах называется слезами, вода в чайной чашке — чаем. И когда человеку присваивают не тот ранг, какой ему хотелось бы, он тут же начинает лить слезы в три ручья. (Жестикулирует. Смех в зале.) Когда дрались с Чан Кай-ши, когда помогали Корее в сопротивлении США, в период подавления контрреволюции он не уронил ни одной слезинки, ни одной слезинки у него не скатилось и в ходе социалистического строительства, но едва оказались задеты ми его личные интересы, он сразу же начал лить слезы в три ручья. (Смех.) Говорят, есть даже такие, кто из-за этого по нескольку дней отказывается от пищи; говорят, что и у вас кое-кто из-за этого по три дня не ест. А мы скажем: три дня не поел — ничего страшного, вот если неделю не поешь — это уже опасно. (Смех.)

Короче говоря, налицо такие явления, как погоня за личной славой, борьба за должности, соперничество в жалованье, в одежде, в наслаждениях; все это также относится к противоречиям внутри народа. Лить слезы! Из-за личных выгод отказываться от пищи и лить слезы! Есть пьеса под названием «Ночное бегство Линь Чуна», в которой, в частности, поется: «Мужчина не будет лить слезы, пока горечь печали не коснется его». Среди нас есть некоторые товарищи (мужчины, но, возможно, и женщины), которые не льют слезы до тех пор, пока не начнут обсуждать их соответствие рангу. Товарищи, это поветрие мы должны изжить. Вернувшись на свои места, вы должны об этом рассказать всем. Когда мужчина не льет слезы — это хорошо, а что для него составляет горечь печали? Горечь печали для него — это если рабочему классу и крестьянству грозит гибель, только в этом случае он имеет право уронить несколько слезинок. Что же касается вашего ранга, то даже если вам его присвоили неверно, слезы надо сдержать, чтобы они лились не наружу, а внутрь. (Смех.) Надо сдерживаться, хотя и случается много несправедливого. Действительно, кому-то и ранг могут присвоить неверно, но и это не повлияет на положение в целом. Был бы кусок хлеба, мы ведь революционная партия, и наш принцип состоит в том, чтобы никто не умирал с голоду. Пока человек не умер с голоду, он товарищ по революции.

Надо бороться, через 10 тысяч лет все равно надо будет бороться. Пока есть коммунистическая партия, надо бороться. Когда же коммунистическая партия отомрет, все равно нужны будут руководители, все равно будут командиры производства, но они тоже будут служить народу. В общем, служить народу нужно всей душой и всем сердцем, а не в половину, даже не в две трети души и в две трети сердца. Люди, у которых ослабла революционная воля, должны воспрянуть духом. В текущем году мы проходим подготовку, текущий год — это подготовительный этап, когда мы только оповещаем о том, что скоро развернется движение по упорядочению стиля работы: в отдельных районах можно попробовать провести это движение уже в этом году. Некоторые взяточники уже в этом году должны убрать лапы. Собственно, если ты что-то прибрал к рукам, то немедленно верни, тогда мы не будем тебя считать взяточником и преступником. Следовательно, не ожидая будущего года, когда официально начнется движение за упорядочение стиля работы, ты уже в этом году должен избавиться от всего. В этом году ты еще не взяточник, хотя все зависит и от того, сколько и как ты вернешь. Как быть с тем, кто уже все проглотил, переварил и превратил в навоз? Если все уже превращено в навоз, надо посмотреть, нельзя ли дать ему возможность возвращать по частям. Среди крестьян в кооперативах это нужно делать непременно, там и 30 юаней большие деньги, пусть он вернет их в три срока: в этом году — 10 юаней, в будущем — 10 юаней и еще через год — 10 юаней. Если все отдашь в этом году, будет совсем хорошо, действительно хорошо, ведь тогда в будущем году тебя не будут считать взяточником. Вот почему обо всем этом мы объявляем уже в этом году!

Бюрократизм будет ликвидирован, отношения с народом, с подчиненными будут налажены. Начальником быть нелегко. У заведующего департаментом в подчинении много людей, которые обычно не особенно вникают в суть дела, но как только начнется движение за упорядочение стиля работы, эти люди, будьте уверены, заговорят. Среди присутствующих здесь наверняка есть заведующие департаментами, управлениями и отделами, так неужели существует необходимость бросать бомбу, чтобы известить вас о начале движения за упорядочение стиля работы? Думаю, что нет. По-моему, нет нужды устраивать такой взрыв, заранее исправьте все недочеты — и делу конец.

Наши недостатки — это недостатки внутри народа, для их исправления не нужна большая демократия, не надо большого движения, которое более уместно по отношению к классовому врагу. Мы занимаемся малой демократией, если одного слова «малая» для ее характеристики будет недостаточно, то можно перед ним поставить еще слово «мизерно», и тогда она будет называться «мизерно малая демократия». Короче говоря, будет «легкий ветерок и мелкий дождь», тайфун наверняка не поднимется. Но мелкий дождь будет моросить, не прекращаясь, легкий ветерок будет дуть беспрестанно. (Смех.) Давайте-ка сделаем так, что бы он дул в течение трех лет. В этом году мы будем готовиться, а в следующие два года пусть будет моросить мелкий дождь и дуть легкий ветерок, который выдует бюрократизм и субъективизм. Мы исходим из того, что надо беречь товарищей, мы стремимся к сплочению, чтобы с помощью соответствующей критики достигнуть нового сплочения.

Я закончил, товарищи.