<Коктебель, июнь 1920>
Дорогой Илья Григорьевич, твое пребывание в Коктебеле кончилось тем, чего я ожидал: ссорой со мной. С начала года я почувствовал, что раздражаю тебя всем строем своей души, понимал опасность и старался реже видеться. С летними жарами и с северо-востоком твое раздражение должно было разразиться. Предлог — совершенно случаен, потому что ни в замысле, ни в исполнении маминой мистификации[29] я участия не принимал. Следовательно виновен только в сочувствии и недонесении (что, правда, по нын<ешним> времен<ам> карается смертной казнью).
Я тебя в свое время принял и полюбил со всеми колючими, резкими и нетерпимыми сторонами твоего характера. Не раз при мне они обращались на других. Из-за того, что сейчас они обращены на меня, я, конечно, не изменю моих отношений к тебе. Моя дружба далека стороны сантимент<альной>, в кот<орой> мы глубоко чужды друг другу. По отношению к тебе она выражалась только реальными действиями и услугами, когда ты в них нуждался[30]. Никакой причины изменить мое отношение к тебе я не вижу. Когда тепер<ешнее> наваждение пройдет, ты всегда найдешь во мне прежнюю действенную любовь. Что оно со временем пройдет я не сомневаюсь, но, зная тебя, думаю, что не скоро, только после того как ты покинешь Коктебель и Крым. До свиданья. Крепко обнимаю тебя.
Полностью впервые. Карандашный правленый черновик и машинописная копия — ИРЛИ РО. Ф.562. Оп. З. Ед.хр.137. Л.7,8.
В Коктебеле у Волошина ИЭ (с ним приехали Л.М.Козинцева-Эренбург и Я.И.Соммер) жил с декабря 1919 по сентябрь 1920; этому посвящена 13-я глава 2-й книги ЛГЖ. Причина ссоры ИЭ с Волошиными была сугубо бытовой (см. №71 и комментарий к №70 в П1).