Юный Скрудж: очень страшная рождественская история

5

После обеда мама, Чарли и я собрались в нашей гостиной-берлоге. Мама сидела на краешке дивана и вязала рождественский свитер для одного из наших кузенов. Она всегда вяжет свитера для них. И никогда для нас с Чарли, и я очень рад этому. Потому что её свитера весят целую тонну и сильно чешутся. Прямо через рубашку. Прямо через кожу. Кроме шуток.

Мама включила канал про погоду. Она просто одержима им зимой. Ей нравятся все эти снежные сцены с автомобилями, застрявшими на шоссе, и крышами, обрушивающимися под шестью футами снега. Она любит снежные бедствия.

У мамы хорошее чувство юмора, как и у меня.

Чарли сидел на полу возле журнального столика. На коленях у него стоял большой мешок желейных бобов. Я плюхнулся рядом с ним и выхватил мешок из его рук.

— Эй!.. — он попытался схватить его. Мимо.

— Где взял? — спросил я.

— Отложил с Хэллоуина, — сказал он. — Они мои. Верни.

— Вау. Взгляните только на эту машину посреди ледяной реки, — сказала мама, указывая на экран. — Какой ужас.

— Желе-бобы — не лучшая пища для тебя, — заявил я Чарли. — И они протухли.

— Желе-бобы не тухнут! — возразил он. Он очень развит для своих семи. — Верни обратно.

— Вот что, — сказал я. — Так как ты славный малый, я поделюсь ими с тобой. Уже почти мой день рождения, верно? Так что мы можем поделить их, — я развязал мешок и высыпал всё на ковёр.

Я начал делать горки.

— Две мне, одна тебе. Три мне, одна тебе.

Он скорчил гримаску и стукнул меня в плечо. Но он такой тощий и лёгкий, что я почти ничего не почувствовал.

— Прекрати, Рик. Ты жульничаешь! — заныл он.

— Что ты изучаешь в школе? — спросил я его.

Он задумался на мгновение.

— Мы изучаем разные штаты, — сказал он.

— Чарли, расскажи мне, что ты узнал о штатах, — попросил я.

Ему нравится говорить о школьных делах. Он начал рассказывать о Калифорнии, потом о Неваде. Затем перешёл к Вайомингу.

Пока он говорил, я заглотил целую пригоршню желе-бобов. Я понимал, что если отвлечь его на болтовню, то я смогу съесть конфеты раньше, чем он закончит.

Я съел где-то два десятка, и оставил ему пять желе-бобов. Он всё-таки мой брат.

— Мама, Рик слопал мои желе-бобы, — заныл Чарли.

— Я поделился с ним, — сказал я.

Взгляд мамы был прикован к телику.

— Рик, думаю, я пойду и куплю тебе новые зимние ботинки на Рождество, — сказала она.

Я чуть не поперхнулся.

— Чего? Ботинки на Рождество? Ты шутишь, наверное?

— Он оставил мне только пять, — пожаловался Чарли.

Я взял одну из его ладони и съел её.

— Тебе нужны новые ботинки, — сказала мама.

— Но не на Рождество, — парировал я. — Я уже давал тебе мой список желаний, мама. Зимних ботинок в нём нет. Мне нужны подарки, которые я туда внёс.

Она отложила вязание и повернулась ко мне.

— Ты меня немного расстроил, Рик. Ты поместил в список двадцать подарков. Почему ты думаешь, что должен получить так много?

— Ты знаешь, почему, — огрызнулся я. — Потому что это также и мой день рождения. Не повезло, да? — Потянулся было за ещё одним желе-бобом, но маленький поросёнок Чарли уже умял все четыре.

— У большинства детей есть два дня, когда они получают подарки, — сказал я. — Но из-за того, что я родился двадцать пятого декабря, у меня только один такой день. Это совершенно нечестно.

— Если он получит двадцать подарков, я тоже хочу двадцать подарков, — сказал Чарли, скрестив тощие ручонки на тощей груди.

— Видишь, как плохо ты влияешь на брата? — сказала мама, хмуро глядя на меня. — Я действительно думаю, что ты эгоист. И ты забыл весь смысл Рождества.

— Нет, вовсе нет, — возразил я. — Смысл Рождества в том, чтобы купить мне кучу и кучу подарков.

— Это не смешно, — сказала мама.

— Я серьёзно, — заявил я.

— Можно мне ещё мешочек желе-бобов на Рождество? — вмешался Чарли. — Я хочу тонну подарков, как у Рика.

— Почему ты думаешь только о том, чтобы получать подарки? Как насчёт того, чтобы дарить их? — спросила мама.

— Я ещё ребёнок, — сказал я. — Я не дарю подарки. Я только получаю их.

Мама покачала головой.

— Рик, ты ужасно меня огорчаешь. Думаю, тебе следует сейчас же пойти в свою комнату и подумать о настоящем значении и смысле Рождества.

— Ладно, ладно, — сказал я. Оттолкнувшись рукой от макушки Чарли, я поднялся на ноги. После чего быстро зашагал в свою комнату в конце коридора.

Я шлёпнулся на краешек кровати. Но думал я вовсе не о смысле Рождества. Я представлял себе тех ребят, которые не хотели видеть меня в рождественском спектакле. И думал об отмщении.