Юридические основания к суждению о силе доказательств и мысли из речей Председательствующего по уголовным делам

87. Права и обязанности присяжных заседателей

Под судом присяжных разумеется такая организация суда, в которой не имеющие обязательной юридической подготовки представители общества, не соединяясь с судьями в одну коллегию, разрешают по внутреннему своему убеждению вопрос о виновности преданного их суду подсудимого и затем предоставляют уже подтверждение установленных ими фактов под соответствующие статьи уголовного закона судьям профессиональных. По существу своей деятельности он есть также суд коронный, и если мы говорим о коронных судьях, то единственно в отношении различных способов их избрания.

В настоящее время совместная деятельность суда присяжных и суда коронного признается высшей и наиболее совершенной формой суда. Она сливает тот и другой суд в одно гармоническое целое, так как в нравственной природе человека коренится принцип единства источника судебного приговора.

Суд присяжных становится мировым учреждением. В Европе он введен всюду, за исключением некоторых кантонов Швейцарии, Голландии и Турции. Он укоренился в каждой стране, куда успел проникнуть.

Постоянные судьи, специально занимающиеся судебною практикой, лучше понимают смысл положительного законодательства и являются наиболее опытными в судебных делах. Они всю жизнь проводят в том, что выслушивают свидетелей, рассматривают всякие доказательства, взвешивают вероятности, вычитают их, оценивают их силу, принося в дело свою житейскую опытность, лично им известные исключения и данные при применении общего правила к отдельному случаю. Просвещенное знание законов природы, жизни, слабостей и предрассудков людей и опытность в судебных делах, которая дается исключительно судебной практикой и изучением замечательных уголовных процессов, знакомство судей с той житейской областью, в которой разыгралось преступление, уменьшают шансы поддаться обманчивым уловкам и ухищрениям, таким неопределенным подозрительным доказательствам, не имеющим отношения к убежденному предмету, которая наукой и судебной практикой давно уже признаны не имеющими никакого значения, или не доверять таким доказательствам, которые не возбуждают никакого сомнения и дают возможность, на основании обстоятельств, по-видимому, ничтожных исследовать темные пути преступления.

В Англии правительственный судья-техник, управляющий ходом судоговорения, придерживается самым точным образом весьма подробной теории доказательств. Он при нескольких источниках относящихся к одному и тому же факту, предпочтет более достоверный, а устранит менее достоверный; когда есть свидетели-очевидцы, он не допустит свидетелей по слуху; когда свидетель жив, он заставит его явиться лично в суд и дать показание в присутствии противной стороны, которая может уличить его во лжи на перекрестном допросе, в несообразностях и противоречиях.

Но вместе с тем постоянные судьи, посвящая себя исключительно этой деятельности, за своим кодексом в своей присутственной палате, как и всякие специалисты, сосредоточиваются большей частью на одной технической стороне своего дела и иногда не замечают народившиеся новые явления жизни, не подходящие под старые юридические формы.

Суд присяжных в оценку доказательств вносит личный опыт и ум, не отягченные техническими и искусственными правилами при решении вопросов факта, при определении значения приблизительных обобщений в конкретном случае. Независимо от судебных своих достоинств он имеет еще высокое социальное значение: он развивает в обществе чувство законности, подымает в массе населения сознание личной ответственности и личного достоинства, содействует сближению положительного закона с народным правосознанием.

Для правильной деятельности суда присяжных требуется наличность известных и притом многоразличных условий. Суд присяжных, действующий в стране, в которой чувство законности и естественной справедливости не находят в обществе почвы для развития, в которой суд не уединен от политической борьбы партий, в которой, благодаря неудовлетворительному составлению списков присяжных, привлекаются лица, не удовлетворяющие назначению присяжных, нельзя ожидать хороших результатов от деятельности суда присяжных, и для такой страны эта организация суда будет худой организацией. Нужно, чтобы судебный персонал и адвокатура стояли на высоте своего призвания, чтобы следствие велось безукоризненно зорко, бесстрастно и беспристрастно, чтобы судьи вели дело с полным неутомленным вниманием и полным отсутствием предубеждения, чтобы свидетели были совершенно свободны от пристрастия, от заблуждений и внушений, главное нужно, чтобы подсудимые или их защитники не вредили сами настоящему выяснению дела.

Отдельные случаи ошибочных вердиктов присяжных заседателей не доказывают несостоятельности этого суда. Нет такой формы организации суда, которая в этом отношении могла бы стоять вне всяких упреков. Причины оправдательных приговоров могут зависеть от слабости улик, собранных против подсудимого, но еще в большей степени от правовых воззрений присяжных, которые не согласны с писанным законом. В убийстве конокрадов, напр., понятно, что ради одного негодного мужика, понесшего за свою порочную жизнь вполне заслуженное, но слишком жестокое наказание, присяжные не решаются послать в каторжные работы 10-20 человек, которые в пылу негодования обагрили свои руки в крови. В делах о детоубийстве присяжные входят в положение матери, которая, волнуемая стыдом и страхом, наложила руку на свое детище, и не решаются наказать бедную женщину, которая, быть может, сама была жертвой обмана. По делам о малоценных кражах из крайности или на сумму менее 50 коп. присяжные оправдывают иногда потому, что свою ничтожную вину подсудимый искупил уже всеми неприятностями привлечения к делу и тасканья по судам, иногда потому, что подобные дела, попадая на сессию рядом с серьезными, теряют всякое значение в их глазах. По делам о покушениях на преступления присяжные оправдывают иногда потому, что, по их мнению, пока вреда не наступило, нечего и карать человека. В лице присяжных заседателей общественный элемент суда является на служение элементу государственному, а следовательно, и ответственному. Присяжные заседатели суть судьи подзаконные. Право суда лично присяжным заседателям не принадлежит; оно есть право государственное, исходящее от Его Величества, коего все служители правосудия суть слуги, как осуществление общего для всех нас нашей общей национальной идеи, идеи государственного единения, идеи глубокого внутреннего единения во всем многостороннем разнообразии, как сама жизнь.

Закон — это мерило справедливости, высшая норма, выработанная народной жизнью, выражающая народную веру, народную нравственность, народное мировоззрение и ограничивающая круг свободы судей, этот мощный двигатель для нравственного развития людей — требует себе повиновения от всех, а потому подзаконность действий органов судебной власти отнюдь нельзя понимать в том смысле, что только органы этой власти обязаны повиноваться требованиям закона; им должны повиноваться и органы административной и др. властей.

Без подчинения закону не было бы и свободы, ибо свобода состоит не в разнузданности ума, воли и страстей, как ее понимают иные, не в гордости, эгоизме, властолюбии, в заявлениях своих прав и в отрицании своих обязанностей, не в практических корыстных рассчетах, не в порабощении интересов других, не в подчинении потокам событий, господствующим увлечениям и настроению общества, не в угождении какой-либо партии или секте, не в том, чтобы ничему не подчиняться и считать свою личную совесть за мерило справедливости, но в разумном подчинении закону долга, всеобщему, объективному закону свободы, объективному требованию, без подчинения которому идея суда присяжных, как ее понимает закон, отрицается.

Юридические нормы, изданные верховной властью, неприкосновенны и противополагаются произволу. Право не есть что-либо различное от социальной[8] жизни.

Оно относится к ней, как форма к содержанию. Права, как и религия, господствуют над страстями и облагораживают их. Девиз судьи — правовые нормы, закон, который у нас эмблематически изображается в виде столба с короной наверху и с надписью под ней "закон". Эта эмблема указывает тот прямой путь, по которому надо идти, по которому ходила и Древняя Русь, мировоззрение которой вылилось в народном эпосе и в особенности в песнях о любимейшем герое народного эпоса Илье Муромце. Подъезжал он, говорит о нем былина, к трем дороженькам. При дорожках белый камушек, а на камушке написано: вправо ехать — быть богатому, влево ехать — быть женатому, прямо ехать — быть убитому. И поехал Илья Муромец прямоезжей дороженькой; как подъехал к лесу темному... а навстречу 45 с одним разбойником... и стреляет в дуб он дерево, расщепился дуб... тут разбойники попадали... а очнувшись, стали кланяться... тут назад Илья ворочался, подъезжал к камню белому, надпись старую вычеркивал, надпись новую надписывал: "ложно было здесь написано... ездил я прямой дороженькой и остался цел-целехонек". И поехал он дороженькой, что сулила быть женатому!.. Тут навстречу выходила королевишна, повела его в спальню теплую... подошел Илья к постелюшке.., а кроватка то подложная... И опять он сделал надпись новую: "ездил я дорогой левою, а остался без супружества". В другой былине о Василие Буслаевиче рассказывается: и спускаются они прямым путем-дороженькой, камень там они увидели в вышину с вершком три сажени; а на камне надпись писана: кто станет через камень перескакивать, тот сломает буйну голову. Перескакивал через камень Василюшка, ударялся в земь головушкой и кончину тут почувствовал.

Только те действия органов судебной власти находят оправдание своему существованию, которые основываются на законе.

Доверие к присяжным заседателям зиждется на идее закона; они осуществляют судебную власть не вне закона, а в пределах им дарованных, доверенных. Нарушение этих пределов есть нарушение доверия, есть присвоение власти, отмеренной им законом, есть зло государственного значения. Облекаясь званием судей, присяжные заседатели не должны идти наперекор закону, не должны переступать его волю, чтобы не потерять благодетельных целей учреждения института присяжных заседателей, но должны стремиться к поддержанию его авторитета, должны избрать его руководящим принципом своей деятельности, должны сообразовать свои действия с его требованиями и взглядами, в нем и в указаниях свободной, не стесненной предустановленными доказательствами, судейской совести должны черпать свои убеждения и потому не должны присваивать себе не принадлежащих им прав решать участь подсудимого по своему усмотрению, по своему произволу, дабы суд их не обратился в самосуд, дабы избавить себя от многих невольных ошибок, служащих материалом для противников суда присяжных. Присяжные, становясь судьями, отрекаются от личного произвола, безотчетных решений вопреки закона и очевидности. Самые разумные законы становятся бессильными, если нет честных исполнителей законов, если они не находят поддержки в общественном мнении. Каждый судья обязан гласно дать отчет — почему он осудил, почему оправдал, и должен нести ответ за неправду суда, а не умывать руки перед дверью, скрывшей от всех анонимных судей, выразивших метафизическое понятие "мнение всех", т. е. безличного общества, заменившее теологическое понятие божества, проявлявшего свое правосудие в ордалиях.

Виновность или невиновность должна быть определена только с точки зрения законодательства русского, а не еврейского, французского и т. д. или не с точки зрения о преступном и непреступном каких-либо ученых школ, или академий или своей собственной.

Обсуждая вопрос о виновности подсудимого, присяжные заседатели не должны вовсе касаться вопроса о возможных последствиях их приговора, о том наказании, которое понесет подсудимый в случае признания его виновным, не должны присваивать себе прав, принадлежащих коронному суду.

Правосудие может идти правильно только в том случае, если отдельные органы его не будут выходить из пределов предоставленной каждому из них власти, не станут вторгаться в сферу им чуждую, но ограничатся исполнением в точности только того, что возложено на них законом. Присяжные заседатели не должны оставлять без внимания того, что закон обставил деятельность коронных судей целым рядом правил, гарантирующих правильность применения наказания к каждому отдельному случаю.

Правосудие заключается в сообразности судебного решения с законом. Закон не может желать, чтобы, признав известное деяние делом подсудимого, действовавшего сознательно, присяжные заседатели говорили, что он, все-таки, не виновен там, где он лишь заслуживает, быть может, снисхождения. Суд не может не вменять подсудимому содеянного им в вину по своему усмотрению, а не по законным причинам невменения (р. Уг. Кас. Д. 68г./581). Такой приговор заключал бы в себе логическое противоречие, был бы нарушением клятвенного обещания, данного присяжными заседателями, и обманул бы ожидания от них общества. Закон ждет от присяжных суда, а не благотворительности; он не дает им права милования, права отпускать людям грехи их. Закон говорит присяжным: как судьи, как граждане, назовите зло злом и преступление преступлением; но сказав это по совести и перед лицом родины, которая вверяет вам священное дело правосудия, поищите, по человечеству, нет ли обстоятельств в деле, в личности, в положении человека, по которым к нему надо отнестись с снисхождением, и если найдете, то, пусть, рядом с голосом строгой правды, прозвучат и кроткие звуки христианского милосердия. " Мне, — говорит Хомяков, — нужен брат, любящий брата, нужна мне правда на суде".

Иногда говорят, что присяжные заседатели призваны к делу как врачи. Но следует помнить, что они, по своей обязанности, не врачи-санитары, устраняющие возможность страдания в будущем вследствие неблагоприятных условий в настоящем, а врачи-хирурги, долженствующие определить есть ли болезнь, предусмотренная законом, и есть ли основание применить к ней суровое лекарство, указанное в том же законе.

Неумолимые законы правосудия, судебная справедливость не могут ни в каком случае подчиняться каким бы то ни было посторонним соображениям. Поэтому присяжные заседатели, решая вопросы, не должны останавливаться на соображениях, не относящихся к прямой, ясной и высоконравственной их обязанности пред государством и обществом и вдаваться в область неопределенную и гадательную, не должны вступать на путь теоретических умозрений и юридических тонкостей, чуждых призванию судей совести, не должны останавливаться, напр., на мнении иностранцев о способности их к отправлению правосудия или на требованиях общественной пользы, или обсуждать, достаточно ли подсудимый наказан долговременным заключением или испытанным на суде душевным страданием, так как должны произнести приговор о том виновен ли подсудимый и не имеют права говорить "не виновен" потому только, что подсудимый, по их мнению, довольно испытал неудобств и стеснений. Если, напр., закон, по мнению присяжных заседателей, не правилен, если и действительно закон относится к некоторым преступлениям строго, если в некоторых случаях наказание и не соответствует преступлению, то, все-таки, не дело присяжных заседателей исправлять этот недостаток закона, стремиться своим приговором побудить законодателя изменить закон. Они не могут дополнять волю законодателя, напр., по нравственным или религиозным соображениям, хотя бы и уважительным, но законодателю чуждым, таким требованием, о котором он сам упомянул бы, если бы считал необходимым. Они только судьи, а не законодатели ни прямые, ни косвенные. Недостатки закона не могут быть устраняемы судебною властью, которая обязана ясный и определенный закон, несмотря на все его несовершенства, применять по точному его смыслу и разуму.

Если суровые наказания ожесточают сердца, то и послабления, сделки с совестью, безнаказанность виновных развращают дух народа и заставляют смотреть на судей как на проповедников преступления.

Если на законы благотворно влияют судебные процессы, то, конечно, не приговорами в них постановленными, а фактами, в них раскрытыми.

Нельзя отрицать, что есть, однако, исключительные случаи, где и приговоры присяжных, повторяясь однообразно в течение долгого времени, могут служить для законодателя указанием на то, что представители общественной совести не видят вины в деянии, которое признается с формальной точки зрения, нарушением закона, который устарел, вследствие того, что экономические и административные условия, его вызвавшие, исчезли или изменились. Но таковы проступки не против прав известных лиц или общества, а против целой системы правил, которые уже опережены жизнью, напр., против паспортной системы. Но законодатель никогда не может черпать для себя указаний в таких приговорах, которые относятся не к проступкам против временной системы, а к преступлениям, нарушающим вечные понятия, давным давно выраженные словами "не убий, не укради".

Достоинство судьи состоит в мудрости его приговоров. В каждой самостоятельной профессии образовывается одна характеристическая, преобладающая в ней черта: военному больше всего нужна неустрашимость, духовному лицу — благочестие, профессору — ученость, натуралисту — наблюдательность, художнику — чувство красоты, судебному деятелю — беспристрастие.

В храме правосудия правда, беспристрастие, уважение к личности и к собственности должны находить себе верное убежище. С правосудия не должна спадать повязка: оно должно быть равно для всех. Оно не должно различать ни богатых, ни бедных, ни сильных, ни слабых, ни знатных, ни низких, ни маленьких, ни высоко поставленных, ни тех, кто все имея, чтобы не поддаться соблазну, не устоял перед ним, ни тех, кого на беду толкнула нищета, безрассветное невежество. Перед судом есть только обвиняемые, ожидающие от него справедливого приговора.

Приговор присяжных заседателей несомненно имеет общественное и воспитательное значение. Перед ним должна преклониться вся страна, потому что нет общества, которое могло бы существовать без уважения к правосудию.

Всякий судебный приговор должен прежде всего удовлетворить нравственному чувству людей и в том числе и самого обвиняемого. Там, где действительно совершилось преступление, не следует страшиться правды, там мужественный, глубокообдуманный, спокойный, без колебаний и сомнений, обвинительный приговор, несмотря на свою тяжесть, завершает собою для подсудимого и для пострадавшего от преступления житейскую драму, сглаживая чувства личной злобы и негодования и успокаивая смущенную общественную среду спокойным, хотя и суровым словом правосудия, которое должно заставить почувствовать свое грозное и спасительное бытие, чтобы им, по крайней мере, не играли, не рисковали издеваться над ним. Справедливый обвинительный приговор дает окружающим возможность сказать пострадавшим от преступления: в жизни много зла, но бывает и справедливость, и человек, который причинил вам столько несчастий, уже искупил свою вину. Приговор присяжных заседателей должен быть правдив, как бы тяжело ни было в иные минуты сказать слово правды. В нем не должна находить себе места та жестокая чувствительность, которая, к сожалению, часто служит лишь проявлением расслабленной души и благодаря которой у нас нередко совершенно исчезает из виду обвиняемый и дурное дело, им совершенное, а на скамье подсудимых сидят отвлеченные подсудимые, не подлежащие каре закона и называемые обыкновенно средой, порядком вещей, темпераментом, страстью, увлечением. Увлекаясь чувствительностью в отношении к виновному, не надо становиться жестоким к потерпевшему, к пострадавшему, и к нравственному, и к материальному ущербу, причиненному преступлением, присоединять еще и обидное сознание, что это ничего не значит, что закон есть мертвая буква, что его можно попирать безнаказанно.

Каждый из нас обязан исполнить свой долг в той сфере, в которую он поставлен. Долг наполняет, обнимает всю жизнь во всех ее периодах. Он начинается в семье, где являются обязанности детей к родителям, родителей к детям, супругов друг к другу, хозяина к прислуге. Вне же дома слагаются обязательные отношения человека к человеку в качестве друзей, соседей и т. п. Долг есть принцип, основанный на чувстве справедливости, вдохновляемой любовью, которая есть совершеннейшая форма добродетели... В исполнении долга сказывается голос совести... Только в исполнении долга есть истина и истинное величие человека. Самое чистое удовольствие есть то, которое порождается сознанием исполненного долга. Вне исполнения долга нет высокой деятельности. Его должен исполнить каждый, кто желает сохранить к себе доверие и избежать нравственной несостоятельности. Воздадите, говорит апостол Павел, убо всем должная.

Только под этими условиями закон облекает присяжных заседателей страшными правами, общество передает в их руки самые дорогие свои интересы, горемычные семьи ищут у них защиты, а подсудимые, убежденные в своей невиновности, вручают им свою жизнь без содроганья, зная, что горе постигнет лишь неправого.

Целуя самые дорогие символы (знаки), оставшиеся после Спасителя, — крест (орудие, которое ведет к спасению) и Евангелие (которое благоветствует о спасении, есть способ спасения), совершая исключительный акт присяги, поднимая руку вверх, присяжные заседатели клянутся, призывают Бога во свидетели истины, во свидетели того, что они не будут оправдывать виновного и осуждать невинного. Это целование будет Иудиным целованием, если присягающий с намерением не исполнит своего обещания.